Алексей Федоров - Последняя зима

• Название: Последняя зима
• Автор: Алексей Федоров
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Конечно, что бы там в селе окончательно ни выяснилось, форма агитации, к которой прибег Вася Коновалов, одобрения не заслуживает. Но только сама форма! Мы всегда заботились о том, чтобы люди знали правду о ходе войны, разоблачали перед местным населением вранье, демагогию, всевозможные хитрости и уловки вражеской пропаганды.

Политический аппарат не только нашего, но и других партизанских соединений и отрядов, действовавших на Волыни, работал в двух направлениях: у себя, среди бойцов и командиров, и на "периферии", то есть среди населения. И каждый партизан, соприкасаясь с местными жителями, становился нашим агитатором и пропагандистом. Разумеется, в селах, захваченных врагом, обком влиял на тамошних крестьян через сеть подпольных коммунистических и антифашистских организаций.

Формы работы? Они были самыми разнообразными, зависящими от случая, от обстановки. В одном селе можно было созвать митинг или собрание, выступить с речью, сделать доклад, прочесть лекцию, а затем еще раздавать брошюры, листовки, свежие номера напечатанной в нашей типографии газеты "Советская Украина". В другом селе приходилось ограничиваться беседой с небольшой горсткой проверенных, хорошо известных нам людей. В третье село и совсем не войдешь. С подпольщиком наш представитель встречался где-нибудь в лесу, разговор начинал только после обмена паролями. Но и при такой конспиративной встрече беседа всегда касалась положения на фронтах. Это больше всего интересовало людей. Успехи Красной Армии, пусть временами даже незначительное, но все же неуклонное продвижение наших войск вперед были огромной радостью для местных жителей.

Нет, я не удивился, что настоятель церкви в Угриничах вошел в сговор с Васей Коноваловым и даже дал ему рясу. Но если партизаны действовали там, обижая верующих, это уже никуда не годится! За ошибки отца Никодима пусть отвечает его церковное начальство, а за ошибки Васи несем ответственность мы все, и я особенно.

Однако строгое расследование установило, что о недавнем маскараде в угринической церкви никто из верующих и не подозревает. Никто ничем не обижен. Просто нашлись в батальоне люди, которые из имевшего место факта сделали скоропалительные выводы.

- Твое счастье, что все так кончилось, - сказал Газинский повеселевшему Коновалову. - И смотри, чтобы ничего подобного не повторялось... Читай сводки, проводи беседы, но только не в церкви!

- А почему не в церкви? Терять сразу такую аудиторию! - неожиданно запротестовал Вася.

- Опять за свое! Опять "аудитория"! - не на шутку рассердился обычно спокойный, выдержанный Газинский. - Да, придется ее потерять! Сам настоятель читать сводки Информбюро не решается, бандеровцев побаивается, а тебе, товарищ Коновалов, рядиться в попа, дьякона или архиерея мы категорически запрещаем.

- Можно обойтись и без переодевания, - спокойно ответил Вася. - Не беспокойся, Семен Ефимович, я выводы для себя сделал. Своей ошибки не повторю. Будь уверен! Но тут есть совсем другая идея...

И в следующее воскресенье подтянутый, хорошо выбритый, молодцеватый Василий Коновалов вошел под конец обедни в угриническую церковь и скромненько встал возле дверей. Когда отец Никодим закончил службу, наш партизан смиренно обратился к нему:

- Разрешите, батюшка, прочитать мирянам последние фронтовые вести?

- Читай, сын мой, читай! - разрешил настоятель.

И Вася Коновалов уже не смиренным, а своим обычным четким, приятным, хорошо поставленным актерским голосом прочел свежие сводки Совинформбюро про успешные дела советской бомбардировочной авиации, про новое продвижение 1-го Украинского фронта и про бои местного значения по соседству с нами, в Белоруссии.

Люди жадно слушали правду...

Наверно, никто из них и не заметил, что бравый партизан какими-то неуловимыми черточками напоминает нового батюшку из епархии, который не так давно заезжал в Угриничи и здесь, в церкви, тоже читал сводки Совинформбюро.

РЫЦАРЬ КРАСНОГО КРЕСТА

Мы с комиссаром ехали в один из ближних батальонов. На узкой лесной просеке нам встретилась подвода с раненым. Он лежал навзничь, нижняя часть лица была закрыта окровавленными бинтами. Присмотревшись, я узнал минера Мышлякевича.

- Что случилось, Павел Антонович?

В ответ - ни слова, ни звука. Только глаза Мышлякевича страдальчески смотрели на меня в упор, наполняясь слезами.

Стоявший позади подводы ездовой подошел ближе и зашептал:

- На мине своей подорвался... Всю челюсть снесло, язык как отрезало... Правую руку у плеча перебило, на коже висит... Не знаю, довезу ли до госпиталя живым.

- Хирург у нас отличный. Обязательно вылечит, - сказал я умышленно громко и, обернувшись к раненому, добавил: - Поправляйся, Антоныч! Все будет в полном порядке. Навещу тебя, как только вернусь.

Подвода медленно поехала дальше, мы тоже тронули коней.

- Это какой же Мышлякевич? Тот, что в Белоруссии с братом пришел? повернул ко мне голову Дружинин.

- Ну да, с братом, с женой, с дочкой. Все теперь у нас. По специальности он агроном.

- Хорошая специальность, самая мирная: хлеб сеять, сады выращивать, задумчиво молвил Владимир Николаевич. - Да-а-а, минер ошибается только раз...

- Возможны исключения! Теперь на Гнедаша надо надеяться, Гнедаш многое может сделать.

- Что говорить! С главным хирургом нам здорово повезло... Руки у него золотые!

Тимофей Константинович Гнедаш прибыл в соединение сравнительно недавно. Родился и вырос на Черниговщине, а в начале войны работал в соседней Сумской области, в маленьком городке Шостке, главным врачом местной больницы. Когда немцы были уже совсем рядом, больницу эвакуировали в Сибирь. По решению горкома партии врач-коммунист Гнедаш сопровождал ее до места назначения - города Бийска. Оттуда Тимофея Константиновича не отпустили, сделали заведующим здравотделом.

Гнедаш рвался на фронт. Еще больше он хотел попасть за линию фронта, понимая, что партизаны особенно нуждаются в квалифицированных хирургах. Из Бийска летели к товарищам Коротченко и Ворошилову настойчивые просьбы Тимофея Константиновича отправить его в одно из украинских партизанских соединений. Где-то там, наверху, очередное заявление Гнедаша встретилось с нашей заявкой на врачей. И вот Тимофей Константинович у нас.

Непривычны ему военная форма, оттягивающий пояс пистолет, землянки вместо больничных палат, но с обычной уверенностью действуют его умелые руки в тончайших резиновых перчатках. Первые же операции, сделанные Гнедашем, убедили командование, что мы получили отличного специалиста. Конечно, он многому научит и молодого нашего хирурга Михаила Васильевича Кривцова, тоже недавно присланного с Большой земли.

Гнедаш успел зарекомендовать себя не только талантливыми операциями, но и прекрасной организаторской работой. С неостывающим жаром, с веселой энергией создавал он партизанский госпиталь. Трудностей было много. Но я не знаю случая, когда бы Гнедаш перед ними спасовал. Инициативой, изобретательностью, своей удивительной способностью выходить с честью из самых сложных положений Тимофей Константинович увлекал за собой всех медицинских работников.

Сколько новых труднейших проблем поставит перед Гнедашем ранение Мышлякевича! Не надо быть врачом, чтобы понять это. Ведь рана очень тяжелая, а наш госпиталь располагает лишь простейшим оборудованием, испытывает недостаток во многих медикаментах. Вся надежда на талант и волю хирурга. Но и самые лучшие врачи не остановят смерть, когда она неизбежна. Выдержал ли Мышлякевич перевозку в госпиталь? Не умер ли на операционном столе?..

Возвратившись дня через два в Лесоград, я послал за Тимофеем Константиновичем. Вскоре в землянку вошел среднего роста человек лет под пятьдесят, с красивым смуглым лицом и густыми, еще не тронутыми сединой волосами, расчесанными на косой пробор. Это и был доктор Гнедаш.

- Жив, пока еще жив, но положение критическое, - сказал он, присаживаясь и отвечая на мой вопрос. - Многое приходилось видеть, но и я внутренне содрогнулся, когда сняли с Мышлякевича повязку. Вся нижняя лицевая часть черепа - сплошная зияющая рана. От челюсти лишь слева остался кусок кости с тремя зубами... Половины языка нет... Сосуды шеи открыты... Много потерял крови. Ну, мы сделали, конечно, все, что смогли: обработали рану, остановили кровотечение, в горло ввели трубку для искусственного питания. Правую руку пока взяли в шину, ей нужен покой.

- Есть надежда, Тимофей Константинович?

- Надеяться обязаны. Насколько наши надежды реальны, покажут самые ближайшие дни. Раненый сильно ослабел. А мне нужно, чтобы организм сопротивлялся смерти, был союзником медиков! И потом... - Гнедаш помедлил немного. - Самое трудное будет потом, - продолжал он. - Допустим, мы добьемся, что организм Мышлякевича победит смерть. А дальше? Нельзя же выпустить человека из госпиталя с огромной дырой вместо рта, инвалидом, неспособным нормально питаться, разговаривать... Придется заняться восстановительной хирургией, сделать Мышлякевичу не одну пластическую операцию. А возможности у нас, сами знаете, очень ограничены! Вот уже и ломаю голову над великим множеством весьма специальных вопросов.