Пэлем Вудхауз - Том 5. Дживс и Вустер

• Название: Том 5. Дживс и Вустер
• Автор: Пэлем Вудхауз
• Издательство: Остожье
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2000
• ISBN: 5-86095-120-5

Главные персонажи предлагаемого цикла романов П. Г. Вудхауза (всего их полтора десятка и мы планируем публикации по мере готовности) — премудрый книгочей слуга Дживс и его дурашливый великосветский хозяин Берти Вустер — традиционная комическая пара, вроде Дон Кихота и Санчо Пансы, но наоборот.

Они как могут и понимают оказывают помощь ближним, попадая в разные смехотворные передряги, и неутомимо отстаивают старый сказочный мир, мир доброты и верности.

---

— Хотел мне всыпать, но Флоренс не позволила. Сказала: «Папа, не тронь его. Это было просто недоразумение». Флоренс меня любит.

Я удивленно вздернул брови. Странные вкусы у барышни, даже, я бы сказал, нездоровые.

— Так что он только велел мне немедленно отправляться в постель.

— Чего же ты не в постели?

— Я? Еще чего! Как голова?

— Паршиво.

— Болит?

— Конечно, болит,

— Шишка есть?

— Можешь не сомневаться.

— Ну, сейчас я окажу тебе первую медицинскую помощь.

— Нет, не окажешь.

— Тебе разве не нужна первая медицинская помощь?

— Не нужна. Мы уже один раз обсудили это с тобой, юный Эдвин. Мои взгляды тебе известны.

— Никто мне не дает оказать первую помощь, — пожаловался Эдвин. — Хотя мне нужна практика. А ты что здесь делаешь, Берти?

— Все меня спрашивают, что я здесь делаю, — проворчал я. — Разве я не имею права здесь находиться? У меня с этим парком родственные узы. Если непременно хочешь знать, я пришел сюда после ужина прогуляться с Боко Фитлуортом.

— Боко я не видел.

— Повезло ему.

— А вот д'Арси Чеддер, этот здесь.

— Знаю.

— Я его вызвал по телефону, так как увидел грабителя.

— Знаю.

— А знаешь, что он был помолвлен с Флоренс?

— Да.

— По-моему, это дело расстроилось. У них только что был жуткий скандал.

Мальчишка говорил беззаботно, как бы между прочим, словно сообщал какую-то малоинтересную новость, то-то его, должно быть, удивила моя реакция!

— Что-о?

— Ну да.

— Жуткий скандал?

— Ага.

— Из-за чего?

— Не знаю.

— Когда ты говоришь — жуткий, ты подразумеваешь действительно жуткий?

— Н-ну, довольно жуткий.

— С резкими выражениями?

— Сравнительно резкими.

Моя душа, которая чуть раньше, как я уже говорил, взмыла ввысь при известии о происшествии с дядиным седалищем, теперь снова пошла на понижение. Вся моя внешняя политика, если помните, была направлена на то, чтобы сохранить и упрочить сердечное согласие между этой парой, поэтому, узнав, что они обменивались резкими — пусть даже сравнительно — выражениями, я похолодел.

Видите ли, все, что я говорил по поводу Нобби в связи с тем, как она набросилась на Боко, словно маленькая собачонка пекинес, — что, мол, барышни имеют обыкновение задавать своим любимым жару просто из любви к искусству и чтобы стимулировать обмен веществ, — все это совершенно неприложимо к таким серьезным девицам, как Флоренс, и таким женихам, как Чеддер по прозвищу Сыр. Тут все дело в том, что Дживс называет психологией индивидуума. Если Флоренс с Сыром вышли на ковер и начали собачиться друг с другом, положение становится очень ненадежным.

— Хоть что-нибудь ты слышал?

— Почти ничего. Я в эту минуту заметил, что какая-то тень шевелится в темноте, подкрался и шмякнул по ней своим скаутским стеком, а это оказался ты.

И то хоть слава Богу. Сначала-то я подумал, что Эдвин сидел в передних рядах на протяжении всего боя. А если он слышал только вступительные выпады, возможно, что в дальнейшем дело зашло не так далеко. Не исключено, что после его ухода верх взяли трезвые мысли, и состязающиеся стороны вовремя дали задний ход, не доведя до полного разрыва. У темпераментных влюбленных нередко так бывает: начинают с гиканьем и свистом, а потом, прислушавшись к голосу здравого рассудка, успокаиваются.

Я высказал эту мысль Эдвину, и он согласился, что, возможно, я прав. Однако он слушал невнимательно, явно думая о чем-то другом, и после недолгого молчания, пока я сидел и надеялся на лучшее, а он крутил в ладонях скаутский стек, он все же открыл мне свои заботы. Эдвина беспокоил вопрос протокола.

— Послушай, Берти, — произнес он. — Ты не забыл, что я съездил тебе по затылку?

Я заверил его, что помню, и даже очень хорошо.

— Я ведь хотел как лучше.

— Приятно сознавать.

— Но все-таки я тебя шмякнул, верно?

— Верно.

— От этого никуда не уйдешь.

— Да.

— Я вот думаю, не выходит так, что теперь доброе дело, которое я тебе раньше сделал, перечеркивается? Как по-твоему?

— То доброе дело, когда ты убирался в «Укромном уголке»?

— Нет, то вычеркиваем, потому что получилось неудачно. А вот что я тебе брошку нашел.

Тут от меня требовалась большая осторожность. Ведь брошь, которую он нашел, и брошь, которую купил и передал имениннице Дживс, надо было представить как один и тот же предмет, и ни в коем случае нельзя было проговориться, что найденную им я потерял вторично.

— А-а, ты вот о чем. Да, это было отличное доброе дело.

— Знаю. Но как ты думаешь, оно считается?

— Я думаю, да.

— Несмотря на то, что я тебя ударил?

— Бесспорно.

— Ух ты! Тогда я уже нагнал до прошлого четверга.

— До пятницы, ты хочешь сказать?

— Нет, до четверга.

— До пятницы.

— До четверга.

— До пятницы, говорю тебе, бестолковый ты тупица! — прикрикнул я на него немного в сердцах, потому что меня раздражало такое неумение произвести простейший подсчет, как, наверное, оно раздражало поэта, забыл фамилию, который тоже в разговоре с ребенком никак не мог добиться толку, семеро их было или не семеро.[124] — Смотри. Твоим добрым делом за пятницу должна была считаться уборка в «Укромном уголке». Так? Но по причине печальных последствий оно вычеркивается. Ты с этим согласен? Таким образом, добрым делом за пятницу становится нахождение броши. Элементарно, если только задействовать маленькие серые клеточки.

— Да, но ты все спутал.

— Ничего я не спутал. Вот смотри…

— Потому что ты говоришь про первый раз, как я нашел тебе брошку. А я говорю про второй, он тоже считается.

Я не понял.

— Что значит, второй раз? Ты же не два раза ее находил.

— Именно что два. Первый раз, когда ты выронил ее в прихожей, помнишь? После этого я пошел чистить дымоход в кухне, случился взрыв, и я выхожу, ты стоишь на лужайке в рубашке, а пиджак снял и отшвырнул в сторону.

— Бог мой!

Среди всех этих переживаний и хлопот я совершенно забыл, как было дело с пиджаком. Но теперь вспомнил с полной ясностью, и холодная рука сдавила мне сердце. Я понял, к чему он ведет.

— Брошка, наверное, выпала из кармана пиджака, а когда ты пошел в дом, я смотрю, она валяется на траве. Ну, и я подумал, что будет еще одно доброе дело, если я избавлю тебя и сам отнесу ее Флоренс.

Я тупо глядел на него — как говорится в таких случаях, взирал угасшим взором.

— Значит, ты отнес ее Флоренс?

— Да.

— И сказал, что это подарок от меня?

— Да.

— Она была рада?

— Еще как! Ух ты! — вдруг вскрикнул ребенок Эдвин и исчез, точно угорь, зарывшийся в ил. Кто-то приближался, шумно дыша.

Мне не понадобилось внезапного бегства Эдвина под темные своды ночи, чтобы за этой одышкой угадать прибытие Флоренс.

ГЛАВА 18

Флоренс, судя по всему, была во власти бурных чувств. Она вся слегка подрагивала, словно страдала болезнью Пар-кинсона в начальной стадии, а лицо ее, насколько я смог разглядеть, оставалось белым и каменным, как крутой белок.

— Д'Арси Чеддер, — приступила она прямо к делу, не задерживаясь даже на вступительное приветствие, — упрямый, тупой, нахальный, грубый, деспотичный и недалекий служака!

От этих слов я похолодел. Было ясно, что надо мной нависла страшная угроза. Из-за непрошенной услужливости проклятущего Эдвина эта особа несколькими часами ранее получила великолепную бриллиантовую брошь якобы в подарок от Бертрама В., а вслед за тем разругалась с Сыром, притом так основательно, что употребила на его характеристику целых шесть красочных эпитетов. Когда девица, рисуя портрет любимого, использует шесть бранных эпитетов, такая серия заслуживает пристального внимания. Один можно еще истолковать как временную размолвку. Шесть — это уже серьезно.

Нет, не нравилось мне такое положение вещей, совсем не нравилось. Казалось, разозленная дева говорила себе: взглянем на этот портрет и сравним его с тем. С одной стороны — галантный, любезный даритель дорогих украшений, с другой — упрямый, тупой, нахальный, грубый, деспотичный и недалекий служака. Если бы вы были барышней, с которым из двух вы предпочли бы соединить свою судьбу? Вот то-то и оно.

Я понял, что должен, не жалея сил, подняться на защиту Сыра и убедить Флоренс не придавать значения его проступку, из-за которого она теперь дышит, как астматик, и разбрасывается бранными эпитетами. Настал миг, когда мне надо явить красноречие и проникновенность, щедрой рукой лить масло на взбаламученные воды и вылить хоть все до капли, если будет необходимость.

— Черт возьми! — воскликнул я.

— Что значит «черт возьми»?

— Просто «черт возьми», и все. В порядке возражения.