Елена Чудинова - Лилея

• Название: Лилея
• Автор: Елена Чудинова
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Прочая детская литература
• Год: 2006
• ISBN: 5-699-17891-0

Роман «Лилея» — продолжение романа «Ларец» и вторая книга историко-фэнтезийной трилогии известной писательницы Елены Чудиновой.

Герои повзрослели, их приключения становятся более опасными, так как против них теперь не только демонические силы, но и целое государство, охваченное кровавым безумием, — революционная Франция. Ужасные события вынуждают Нелли покинуть умирающего мужа и устремиться на почти безнадежные поиски похищенного брата Романа…

Какой урок должны вынести читатели из трагических событий французской революции, о чем так настойчиво предупреждает автор, чем грозят нам далекие события?

---

— Таким я его не видал, — сказал господин де Роскоф. — Моя ребяческая память рисует человека средних лет. Ну да что о том. Поторопимся.

С этими словами сделал он нечто странное: приставил высокий черный табурет под картину, влез, взялся за раму. Рама растворилась как оконная створка, открывая черный провал.

— Следуй за мною, невестка.

Нелли поняла уж, что стена двойная, с тайником. Однако ж портрет, а был он в полный рост, доставал нижней рамою по пояс господину де Роскофу. Меж тем почти сразу в проеме скрылись его плечи, а затем и макушка. Не на корточках же он уселся в тайнике? Нелли влезла на табурет.

Вот так на! Вниз уходила лесенка, притом не деревянная, как во всех почти французских домах, но каменной кладки.

— Дядя Дени был хитер, как все исчадия адовы взятые разом, — донесся под нею голос гоподина де Роскофа. — Когда подозревают вход в подвал, простукивают и досматривают первый этаж дома! Кому придет в голову лезть на второй? Осторожней, дитя мое, ступени очень круты в темноте.

— Но разве во втором жилье не могут искать не подвала, а простого тайника? — Нелли, подбирая юбки, находила каждую ступень ногой. Шею сломать тут вправду плюнуть раз.

Господин де Роскоф отчего-то рассмеялся.

Они стояли в обширном подвале, верней сказать — винном погребе, поскольку многочисленные, но небольшие бочки лежали в несколько рядов в дубовых своих пазах. Видимых окон под потолком не было, однако ж свет в подземелье откуда-то проникал очень тонкими лучами, которых, во всяком случае утром, было довольно, чтобы рассеять мрак.

— Что ж за вино такое секретное тут хранится?

— Попробуй испить, узнаешь, — хмыкнул господин де Роскоф. — Не бойся, открой кран.

— Во что ж я стану тут наливать сей таинственный напиток?

— Да хоть в ладони.

Нелли решительно повернула кран. Из бочки ничего не полилось. Меж тем была она несомненно полною — рукою даже не качнуть.

— Кран неладен.

— Поглядим, чем можно поправить дело. Нет, дитя, не берись за другую бочку, она такова же.

Господин де Роскоф взялся за днище, каким-то образом щелкнул железным ободом — и деревянный круг оказался в его руках. Что-то начало падать на пол, или сыпаться, но во всяком случае не проливаться. Солнечный лучик скользнул по полу. Тяжелая груда под ногами свекра сверкнула в ответ. Елена ахнула.

— Золото?! Батюшка, все это — золото?

— Во всех бочках, — господин де Роскоф прошел по усыпавшим землю монетам словно по мусору. — Каперское золото, Элен де Роскоф. Наследство проклятого Богом Дени.

ГЛАВА XXI

— Дени был меньшим братом отца моего, — начал господин де Роскоф, когда они уселись на груде высыпавшегося из бочки металла: больше сидеть было не на чем. — Однако ж духовного поприща никто от него не ожидал. С малых лет мальчик являл нрав столь дикий и необузданный, что дед мой не уставал благодарить Господа за то, что не этот отпрыск возьмет на себя ответственность за фамильное достояние и судьбы многих людей. Местный кюре хоть режь отказался давать ему уроки, в школу же сам дед побоялся Дени определить в рассуждении, что его там засекут до смерти в тщетных попытках исправить. Единственною, быть может, хорошей чертою мальчика был живой интерес к морскому делу. Понадеявшись на оный, родитель с четырнадцати годов определил мальчика во флот. Каково же было горе деда, когда довелось ему узнать, что три года спустя юноша дезертировал. След его затерялся в портовых притонах. Семь лет о Дени де Роскофе не было ни слуху ни духу, и за эти годы опечаленный родитель его отошел в мир иной. Сколь же изумлен был мой отец, когда однажды поутру слуга доложил, что его просит принять младший брат. Ожидая худшего и надеясь всем сердцем на лучшее, отец поспешил в гостиную прямо в халате. Человек, без смущения расположившийся в комнате, было показался ему незнаком. Был он смугл как гишпанец, и не враз брат понял, что сие — загар, слишком густой для наших краев. Одет он был дорого и щегольски, однако ж наряду не доставало умеренности и вкуса. «Где был ты все эти годы, Дени?» — воскликнул отец, раскрывая объятия. «В Новом Свете, Симон», — с усмешкою отвечал тот. «Так что ж воротило тебя из сих сказочных краев? — спросил отец, уже переборовши волнение. — Сложно мне поверить, будто тебе вдруг захотелось повидать родню». — «Меж тем это правда, — отвечал авантюрист, ибо все обличало в Дени авантюриста. — В некоторой мере, во всяком случае». — «Объяснись, брат». — «Меня воротила сюда война за Гишпанское Наследство. Дело обещает быть веселым, да и надоело мне жариться на Карибской сковородке. Побывать в пекле я и после смерти успею». — «Ты хочешь сражаться под командованием де Турвиля?» — спросил отец, предпочтя не замечать дурных слов: к тому ж слова человека бывают часто хуже его дел. «Никак не хочу, — поморщился Дени. — Потому-то я и вспомнил о родственных связях. Симон, мне нужен изрядный заем». — «Для чего надобны тебе деньги?» — «Не бойся, брат, не для игры в кости. Эких же ты, однако, обо мне мыслей. Хочу я снарядить собственный корабль. У одного купца как раз выставлен в доке такой, каков мне надобен. Зовут его «Петух Нанта», и по всему судя, сей петушок в хороших руках будет бойцовый. Он пообходился в пяти рейсах, однако ж еще нов. Я хотел фрегат, но сей корвет будет даже лучше фрегата. Надели меня деньгами, Симон, хотя бы на основной взнос». Отец мой был ввергнут в сомнения. С одной стороны, как я уже упомянул, Дени глядел авантюристом, следовательно — жестоким и алчным негодяем. Стоит ли множить во сто крат силу такого молодчика? Но вить была и другая сторона. Противу Отечества ополчились англичане с голландцами, а с ними вместе и многие из германцев. Нам же союзниками — Гишпания с Италией, да много ль с того толку? Военная слава гишпанцев канула в Лету. Италианцы ее сроду в водных баталиях не стяжали. Не лучше ль оборотить жестокий нрав и корыстные цели Дени к пользе Отечества? «Ты, верно, размышляешь, что тебе с того проку, Симон? — дядя на свой лад понял колебания отца. — Но ты, я слыхал, надумал жениться. Флибустьеры меж тем не женятся, разве что на рее посредством петли. Твои наследники сделаются когда-нибудь и моими». — «Мы слишком молоды оба, брат, чтобы о том загадывать, — оборвал его отец. — У меня еще вовсе нету наследников. Но я помогу тебе с покупкою корабля». Вскоре корвет был куплен, к немалому удовольствию Дени, который тут же выправил себе патент на каперство, и затем от него снова долго не было вестей. Я не утомил тебя столь нудным рассказом, дочь моя?

— Что Вы, батюшка! — с живостью возразила Нелли. — Я только в романах читала о пиратах, а тут вдруг такой в своей родне!

— Ах да, Империя Российская слишком мало граничит с морями, чтоб пиратство в русских семействах было явлением заурядным. — Господин де Роскоф непроизвольно привычными движеньями разминал перстами свое колено. Болит, небось. Если уж Филиппа, в его-то годы, колени давно мают… Что поделать, фехтованье сушит сустав изнутри. Никакого лекарства от сей «дворянской хвори», как называет таковую досаду Параша, быть не может. — Во Франции же редко какая семья не держит подобного скелета в шкафу. Дива нет в том, что Дени де Роскоф был пират, но он был пиратом на диво удачливым. Единственным, что удручало моего отца, были слухи о чудовищных жестокостях, а сии слухи составляли свиту его славы. Я называю пирата пиратом, никакие патенты не могут прикрыть сути стервятника, дочь моя, и чаю, что гнусное явление каперства рано или поздно будет избыто в цивилизованном мире. Но опущу тут два десятка лет. Успел я родиться, осмыслить мир, потерять отца. Существование дядюшки Дени, уже удалившегося на покой и перестроившего этот самый домик в родном Роскофе, не слишком занимало меня до того дня, как был я вызван из Парижа к одру его болезни. С немалой досадой оторвался я от своих штудий. Из какого пустяка он зовет меня? Дядю я видал всего год тому, он был крепок и бодр. Да и с чего бы не быть крепку и полну сил мужчине, едва перевалившему за сорок пять годов? Возраст отнюдь не стариковский. Тем не менее я поступил так, как велела обязательность к старшим. В Роскоф я прибыл поздним вечером, но однако ж, отправив вещи со слугою домой, поспешил к дяде. В деревне ложатся спать рано, но еще издали я заметил в окнах свет, точившийся через ставни. Мне отворил какой-то старик слуга в халате и ночном колпаке, верно я поднял его с постели. Дряхлый старик, растерявший все зубы — я подумал еще, что дядя не зря слывет прижимистым. Не много проку от такого лакея, да верно дешево он обходился. Свеча в оловянной плошке в руке старика дрожала, разбрасывая тени по стенам.

«Антуан, племянник, я рад, что дождался тебя, — прошамкал он провалившимся ртом. — Уж не чаял свидеться».

Я застыл как вкопанный. Этот обтянутый кожею череп, этот беззубый провал рта, эта слабосильная рука! Нет, я не узнавал в дряхлом старце дядю Дени, разум мой отказывался верить подобному жуткому преображению.