Ксения Букша - Мы живем неправильно

• Название: Мы живем неправильно
• Автор: Ксения Букша
• Жанр: Современная проза
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-17-054558-2, 978-5-271-24428-5

Ксения Букша – молодая петербургская писательница, автор многих романов и повестей, сотен веселых стихов, дюжины отличных рассказов. По определению Дмитрия Быкова, «нормальный двадцатипятилетний гений».

«Мы живем неправильно» – сборник новых рассказов, необычных, веселых, разноплановых. «Букша придумывает увлекательные сюжеты, сильных и радостных героев, сумасшедшие и убедительные концепции – и излагает все это с легкостью и озорством».

---

Сентябрьское небо темнеет. Со двора больше – ни звука. Металлические ручки смотрят вниз, окна заперты. Алексей выносит на помойку прогнившие деревянные рамы, Людмила пылесосит в коридоре.

Потом они ужинают вместе. На дворе совсем темно.

– Завтра кухню тебе доделаю, и все, – говорит Алексей, уплетая лапшу.

– Я бы с удовольствием заставила тебя переделать окна во всем доме, – говорит Людмила. – А сама стояла бы и смотрела, как ты работаешь.

– М-гм, – кивает Алексей. – На чужую работу всегда приятно посмотреть. А мне, кстати, хотелось бы на тебя посмотреть, как ты будешь свою собственную машину водить. Да еще такую хорошую. Небось, сразу пропадет охота врубать третью передачу на плохой дороге.

Они пьют вино.

– За машины и окна, – говорит Алексей. – Слушай, можно я у тебя под душем сполоснусь?

– Да, конечно, – отвечает Людмила уверенно. – Иди, я тебе полотенце принесу.

Алексей исчезает за дверью ванной. Людмила идет в комнату, выбирает полотенце, проходит назад, открывает дверь. Джинсы Алексея висят на стиральной машине, а под ней, на коврике, виднеется маленький блестящий синий пакетик.

Людмила нагибается и поднимает презерватив.

– Ты потерял, – говорит она.

Голос ее звучит гулко. Алексей включает душ, улыбаясь, выглядывает из-за занавески.

– Да ну? – говорит он.

Больше вопросов не возникает, слов не произносится. Они отправляются в комнату и там долго, нежно занимаются любовью в непривычной стеклопакетной тишине.

На следующий день история не повторяется. Алексей быстро вставляет кухонное окно и прощается с Людмилой.

– Еще увидимся, – говорит Людмила.

Помимо ее воли в этой фразе проскальзывает вопросительная – просительная – интонация. Алексей, сопя, долго завязывает шнурки на кроссовках.

– Конечно, увидимся. Я же тут, рядом.

Он уходит, подняв на прощание руку.

Людмила запирает дверь. Ее печаль светла: во дворе, поблескивая зеркалами, припаркована новенькая «шкода». Как и предсказывала сотрудница, машина приносит Людмиле наслаждение, несмотря ни на какие пробки.

Предвкушая это наслаждение, Людмила заваливается спать.

Ей снится сон, полный ярких кислотных цветов, как граффити на стенах гаражей в Автово. Людмиле снится, что она сидит на дне стакана, в который сверху наливают прозрачную, чистую, синеватую газированную воду. Стакан наполняется водой и разноцветными воздушными пузырьками, а она сидит на дне, но не тонет и не задыхается, а дышит. Пузырьки щекочут ее тело, ей очень хорошо и хочется смеяться.

Она просыпается, рывком выдергивая себя из сна. Горит ночник. Тело покрыто испариной. Она смотрит вокруг себя, в зеленоватую темноту. Что-то неуловимо изменилось. Успокоившись, Людмила снова засыпает, но наутро странное ощущение возвращается. Оно не проходит, ни в этот день, ни в последующие дни и недели.

За окнами факультета бледно светит сумрачный, короткий день конца октября. Голый двор. Голое, бедное небо. В дальнем углу двора, над теплотрассой, растет единственный еще не облетевший тополь. Хоть и говорят, что деревья облетают, повинуясь укороченному световому дню, – этот тополь, хоть и поредел и обсох, потрепанный осенью, но еще изрядно зелен.

Людмила сидит на рабочем месте, нагревая и озонируя воздух вокруг себя. Сонно жужжат лампы, а Людмиле кажется, что если она приложит ухо к собственной коже, то услышит ровное, мерное гудение кровяного тока, бегущего по сосудам. Скрипнув, приоткрывается дверь, и в помещение входит легкий запах университетской столовой. Людмила сглатывает слюну. Под ложечкой нарастает беспокойство.

Она поднимается и идет в туалет для сотрудников. Закрывается на защелку. Поднимает юбку, опускает колготки.

Ничего. Должно было быть неделю назад, а все нет как нет.

Людмилу бросает в дрожь. Она возвращается на рабочее место. Голова у нее кружится, в блекло-сером небе ей мерещатся желтые розы.

В узкую длинную подворотню, ведущую к медицинскому центру, со стороны улицы заезжает КамАЗ. Впритирку, обдирая бока и зеркала. С боков остается сантиметров по пять. Камазоводец вцепился в руль, подает вперед мало-помалу.

Внутри шумно, душно. Регистраторша прижимает к уху трубку, другая трубка лежит на столе, ищет карточки, строчит. Касса принимает деньги.

Прижимая ваткой палец, из которого только что взяли кровь, к барьеру регистратуры пробивается девица лет тридцати с длинными волосами и тяжелым подбородком.

– Я чуть в обморок не упала! – громко делится впечатлениями она. – Я крови боюсь! Вы меня не слушайте! Меня на работе Щитовидкой прозвали! Пропустите, пожалуйста, мне только карточку взять!

Голос громкий, принужденный, неуместный. Людмила с номерком садится в очередь на УЗИ, достает из сумки детектив, но от одного взгляда на желтую обложку с тортом ее начинает тошнить. Она закрывает детектив и ждет просто так.

Через полчаса Людмила уже в кабинете УЗИ.

– Месячных нет, надо посмотреть, что там, – говорит она, укладываясь на спину.

Тут же перехватывает дыхание.

– Болит?

– Нет… просто возраст, лучше проверить лишний…

– Так, – озабоченно говорит узистка и шарит по ее животу скользким шариком. – Тут у вас…

Сердце у Людмилы неприятно екает.

– Тут… Погодите, – говорит узистка, она вся поглощена разглядыванием. – Подождите немножко, тут же у вас…

– Что?!

– Все нормально, – узистка кидается к дверям. – Подождите, не вставайте, пожалуйста, – и тем, в очереди: – Нет, мы еще не закончили!

Аппарат гудит. В коридоре отдаленные голоса. Людмила лежит со спущенными колготками. Она внезапно успокаивается и начинает понимать, что происходит.

Входят узистка и пожилая армянка, гинеколог-эндокринолог, профессор. Обе вглядываются в экран.

– Ну и что? – говорит пожилая армянка сварливо. – У вас какая по счету беременность?

– Беременность, – лепечет Людмила. – Я предохранялась! Мы презервативом предохранялись!

– Ну что ж, что презервативом, – ехидствует армянка. – Подумаешь, презервативом! При использовании презерватива вероятность забеременеть составляет два процента… Ладно, – говорит армянка, – так и быть, сделаю вам скидочку. Пишите: шесть недель, по медицинским показаниям…

– Да подождите вы! – возмущенно кричит Людмила, спешно садится и натягивает колготки. – Кто вам сказал, что я собираюсь делать аборт?!

– Тогда не морочьте нам голову, женщина, – говорит гинеколог-эндокринолог.

– Не буду морочить, – Людмила нашаривает на полу обувь.

Она выходит из кабинета. Протягивает номерок гардеробщику. Долго, бессмысленно смотрит на вещи у себя в руках: сумку, зонтик, снимок, квитанцию. Пихает снимок и квитанцию в сумку; зонтик прижимает рукой, толкает дверь плечом, всем телом, по ступенькам сходит с крыльца.

Камазоводец снова заводит КамАЗ в подворотню, потолок арки ровняет гору щебня, щебень сыпется, поджарый КамАЗ рычит и обдирает бока, шкрябает стены арки. Людмила бочком проскальзывает в подворотню, как монета в воронку раковины. Идет по улице.

– Женщина, снимите бахилы! – подсказывают ей.

– Спасибо, – Людмила сдирает с ног синие бахилы, запихивает в сумку. – Задумалась. Благодарю вас.

Северный ветер нагоняет Людмилу в роще, набрасывается на Людмилу и на рощу, заставляет их вздрогнуть, поежиться. Морозный рассвет разгорается за домами. Сухие листья хрупают, как жесть. Лужи блестят матовым первым льдом.

Вот она, старенькая «хонда» с маячком «У» на крыше, несется по ухабам переулка. Мелькнули в окне белесые вихры, напряженное лицо девушки-ученицы, руки, вцепившиеся в руль.

А на углу, где раньше была детская площадка, теперь строят дом. Вернее, пока не строят, а просто вырыли котлован и огородили его синим забором.

Интеллигент

Андрей Михайлович – интеллигент. То есть если бы его кто-нибудь так назвал, он бы, конечно, рассмеялся. И сказал бы: ну какой из меня интеллигент? Где уж нам! Родился – в деревне, работал – на заводе, вуз закончил, вечернее, – стал инженер, технарь. А интеллигенты – это которые у Чехова, сказал бы Андрей Михайлович.

Потом подумал бы и уточнил: или у Трифонова.

Андрей Михайлович женился поздно. Его жена работает в школе учительницей литературы. В доме трое детей: старший – сын жены от первого брака – эту же школу заканчивает, младшие – их общие – учатся в пятом и во втором.

Жена Андрея Михайловича серьезно больна. Болезнь эта грозит ей не смертью, но полной неподвижностью. Из-за многочисленных межпозвоночных грыж у нее отнимаются ноги. На лечение уходит куча денег. Если делать операцию, гарантий тоже никаких.

Андрей Михайлович подходит по большому полю к зданию своей работы. От электрички к этому зданию через поле ведет тропинка. Верхние этажи небоскреба утопают в сизом тумане, но внизу видимость хорошая. Не спеша открывают торговлю ларьки. Вдоль дороги – рощи, автосалоны. Строительный забор за шоссе. Слева простираются гаражи. Скоро их снесут. Будут строить скоростной радиус.