Тимур Литовченко - До комунизма оставалось лет пятнадцать-двадцать

• Название: До комунизма оставалось лет пятнадцать-двадцать
• Автор: Тимур Литовченко
• Жанр: Научная Фантастика

---

Светло стало прямо перед ними, точно полная луна сошла в подземный мир и рассыпала окрест свои серебристые лучи, которые пусть ненамного, но раздвинули пределы могильного мрака.

— Здравствуй, дедушка, — ласково сказала Соня, подавшись вперед. Тогда свет обрел форму, и все увидели высокого благообразного старика, облаченного (не просто одетого, но именно облаченного) в свободную хламиду, отливавшую серебристым и голубоватым. С аккуратно зачесанными назад снежно-белыми волосами и бородой, формой напоминавшей застывшие струи седого от пены водопада, резко контрастировали лохматые брови, в которых заметны были отдельные пепельно-серые волоски. А пронзительные угольно-черные зрачки глаз словно вообще существовали отдельно от лица.

— Оч-чень приятно, — Миша поклонился старику с самым серьезным видом.

— Да, конечно... Борох Бин... Бинцху... — Юра так и не смог верно выговорить отчество и неловко умолк. Старик слегка нахмурился, запустил толстые узловатые пальцы в свои сияющие белизной волосы, затем скрестил руки на груди и ответил:

— Мне также очень приятно, — и наконец с неудовольствием обратился к Соне: — Но зачем забивать несчастную голову такого молодого человека мудреными словами?

— Юра сам этого захотел, — ответила девушка. Старик погладил выпуклый лоб и сказал:

— Тогда вот что, молодой человек: зовите меня просто Борисом Петровичем или как вам еще нравится, только не пытайтесь насиловать собственный язык, пожалуйста. Борух Ставский погиб в сорок первом, и я уже все равно не он. Договорились?

— Спасибо, Борис Петрович, — с облегчением выдохнул Юра.

— Кстати, Миша, — представился гитарист.

— А я Мыша... то есть Мышка. То есть Маша, — девица неловко и как-то заискивающе улыбнулась.

— Мария. Госпожа. Превосходно, — старик одобрительно кивнул.

— Да чего вы! Какая там госпожа. Я эта... Ну, которая... — Мышка сильно смутилась и принялась крутить большие пуговицы своего жалкого пальтишка, чтобы хоть чем-нибудь занять невольно задрожавшие пальцы. Выручил Миша. Он заиграл веселую плясовую, девица встрепенулась и пропела первую строфу частушки:

— По деревне я прошлась,

Космонахту отдалась!

Гитарист подхватил, и вдвоем они весело рявкнули:

— Ух ты! Ах ты!

Все мы космонахты!

Однако Мышка немедленно смутилась пуще прежнего, словно нецензурно выругавшаяся в присутствии родителей девчонка.

— Поверьте, Маша, имена даются нам не просто так, хотя собственно Марией вы уже перестали быть, — назидательно произнес Борух Пинхусович.

— Да ну, чего там, — девица неловко шмыгнула носом.

— И я чувствую, эта проблема волнует вас меньше всего, а вот у вас, — старик доброжелательно взглянул на Юру, — к сожалению, проблема гораздо более серьезная.

Юноша был неприятно поражен: и Миша, и Борух Пинхусович безошибочно угадали в нем возмутителя их спокойствия. Неужели весь Бабий Яр видит его бессилие и растерянность! А вдруг хуже того — видит и смеется над ним?!

— Да я... не могу здесь, — принялся жаловаться Юра. — Здесь так темно, пусто. Тоскливо.

Миша хотел было что-то сказать, но сдержался. Мышка презрительно поджала нижнюю губу. Борух Пинхусович слушал по-прежнему благосклонно.

— И все время думаю: ну почему я не сел в ту дурацкую развозку, а пошел пешком! И... вот где оказался. Венька поехал, а я не захотел. Почему не Колька Моторчик попал в эту грязь, не... Венька, почему я? И что делать теперь? Как быть? Мне так паршиво...

Миша наконец не вытерпел.

— Анекдот, — объявил он театрально, заложив руки за спину. — На приеме у врача: “Доктор, вы знаете, мне так плохо, так плохо...” — “Кому сейчас хорошо? Следующий!”

— Да че ты разнюнился! — Мышка сделала вульгарный жест, оттолкнула гитариста и шагнула к юноше. На лице ее читалась ненависть пополам с презрением. — “Не хочу, паршиво...” Че ты заладил, как целка в брачную ночь? Ты че, лучше всех?! В-вонючка ты скотская, падло...

— Молодые люди, я попрошу вас! — строго сказал старик. Миша снял тапочки, оттолкнул их ногой, уселся по-турецки, положил на колени гитару и сложил на ней руки. Вылитый первоклассник за партой! Мышка также сбросила туфельки и опустилась рядом с ним.

— Все, мы стали паиньками, — сообщил гитарист. Мышка бодро гигикнула.

— У вас, молодой человек, вопрос на вопросе, — задумчиво сказал Борух Пинхусович. — Я так понял: прежде всего вы хотите знать, почему пошли пешком и попали в сель. Во-вторых, почему именно вы попали в сель. И в-третьих, что же вам делать дальше. И раз вы спрашиваете даже: “Почему я, а не другой”, — вам таки действительно плохо. Верно?

Еще больше расстроившийся от слов гитариста и его подружки Юра охотно кивнул. Миша прошептал скороговоркой: “Кому сейчас хорошо”, — и сам себе зажал рот ладонью. Старик посмотрел на него осуждающе.

— А чего понимать-то! — немедленно взвился гитарист, несмотря на обещание быть паинькой. — Чего понимать-то! Вы меня простите, Борух Пинхусович, только он меня обидел. Я бы сам мог все ему растолковать. Дурак он, вот и очутился где не надо. Дурак и телепень. Да на его месте я бы ни за какие коврижки не пошел бы на эту стройку! Телепень, а, телепень, признайся вот всем нам, какого лешего тебя понесло туда?!

Юра сильно обиделся на прозвища, которыми наградили его Миша с Мышкой, но тем не менее честно рассказал все как есть:

— Я только школу окончил, поступал в строительный и провалился. Но меня раньше в школу отдали, поэтому у меня был год запаса. Я и решил пойти на стройку, потому что хотел летом снова поступать, а тут была бы практика. А нет, так хоть мускулы перед армией накачать.

— А вы-то сами как оказались здесь? — спросил старик Мишу, но тут же спохватился: — Впрочем, судя по вашему шикарному костюму...

— Правильно, Борух Пинхусович. Я сидел в дурдоме, так что лично у меня выбора никакого не было. Мышка еще туда-сюда... она... гм-гм... с ночных заработков возвращалась. Ну кто его знает, может, на Сырце платят больше, — гитарист бегло глянул на смущенно потупившуюся девицу. — Но этот-то, этот придурок! (Презрительный взгляд на юношу, который почувствовал себя безмозглой бабочкой, летящей прямо в паутину.) Тоже мне, строитель будущий! И чтоб ни хрена про грунтовые воды не знать! Идиот...

— К-какие такие воды? — Юра слегка заикался, потому что вспомнил блестевший в свете молний вал, который сметал все на своем пути.

— Здрасьте. Приехали, — Миша улыбался снисходительно и высокомерно кивал. — Значит, ты не видел Озера Непролитых Слез. Как твоя пупочка... извиняюсь, Сонечка... (Учтивый жест в сторону девушки.) Как притащила тебя сюда, так ты и сидел сиднем, даже прогуляться не удосужился! Ну, даешь...

— Я рассказывала тебе про озеро, — вставила девушка. — Я там пряталась.

— Во! Блеск! Треск! — обрадовался Миша. — Браво, Соня! Это называется сразить наповал. Слушай, пусюнчик, как это ты не поинтересовался видом излюбленного места уединения Сонечки? Просто поражаюсь тебе! Сопляк ты еще, нюня. А побывал бы там хоть однажды, так знал бы: озеро и множество ручейков, текущих под землей, находятся над слоем глины. А выше — песочек. Это так и бывает, когда течет себе речка, течет, а потом и уйдет под землю. В Киеве так сплошь да рядом: Почайна и Глубочица исчезли давным-давно, Лыбедь совсем обмелела. А на месте речки что остается? Овраг. Яр. Бабий Яр. А место почему Сырцом называется? От реки Сырец. Сырое потому что, — Миша яростно жестикулировал, точно разговаривал с глухонемым.

— Ну вот. Песок над водой и глиной похож... — он на несколько секунд задумался, пощелкивая при этом пальцами. — ...на сыр на хлебе с маслом! Ты бутерброд когда-нибудь ел? Удивительно. А что делали на вашей дурацкой стройке, скажи на милость? Замывали Бабий Яр и сверху возводили светлый город будущего. Коммунистический город, где все будут счастливы, ах-ах! А на что это похоже? Да как будто резали и клали сверху все новые и новые куски сыра. А теперь вспомни грозу. Бабий Яр залили водой с песком, да на песок, да дождевая вода вниз просочилась. А какой ливень-то был, помнишь? Что вышло?

— Много воды, — уныло сказал Юра. Однако он все еще не понимал, куда клонит гитарист.

— Умница, пусюнчик. А так как масло, то есть вода, у нас жидкое, что сделал светлый коммунистический город?

Юра молчал. Выждав немного Миша подбоченился и презрительно процедил:

— Светлый коммунистический город оказался слишком тяжелым. Вся твоя стройка и дома со спящими людьми, и все остальное съехало по воде, сползло как по маслу. Как по маслу! Вот тебе и сель на ровном месте. А про Веньку твоего... Так на твоем месте я бы радовался, что не он погиб, а ты. Придурок, — гитарист презрительно цыкнул.