Иван Сибирцев - Отцовская скрипка в футляре (сборник)

• Название: Отцовская скрипка в футляре (сборник)
• Автор: Иван Сибирцев
• Издательство: Красноярское книжное издательство
• Жанр: Детектив
• Год: 1984

Иван Иванович Сибирцев родился в 1924 г. в г. Красноярске. Автор романов «Сокровища кряжа Подлунного (1960), «Крутизна» (1964), «Околдованные звезды» (1971), повестей «Клад» (1972), «Поролоновый мишка» (1976).

В эту книгу, выходящую к 60-летию писателя, включены известный роман «Золотая цепочка», удостоенный Почетного диплома Всесоюзного литературного конкурса, посвященного 60-летию советской милиции, а также новый остросюжетный роман «Отцовская скрипка в футляре».

Новый роман красноярского писателя Ивана Сибирцева «Отцовская скрипка в футляре» в основе своей содержит детективную историю. Автор прослеживает причины бездуховности, вещизма, подчас проявляющиеся в нашем обществе, показывает борьбу с ними правовых органов, рабочих коллективов, сознательных граждан.

Роман «Золотая цепочка», ранее издававшийся, посвящен трудной и упорной борьбе советской милиции с нарушителями социалистической законности.

---

Думая о чем-то о своем, Постников успокоил сумрачно:

— Не сглазит. Не сглазит, говорю, Пряхин никаким дурным глазом. С такими женщинами, как ты, Лида, не порывает никто. Такие женщины порывают сами.

Касаткин уже впал в то блаженно-размягченное состояние, какое наступало у него всякий раз после выпитой водки. По телу разлилось тепло, все стали милыми, даже Валька Пряхин, который отчего-то разозлился, сидел насупясь, не то носом клевал, не то выжидал момент для замысловатого тоста. Щечки его раскраснелись. Казалось, на дряблую шею кто-то водрузил спелое яблоко с двумя червоточинками острых глаз.

Чудной этот Пряхин! Разоряется, несет какую-то околесицу про рыбок. А что хек? Тоже рыба. Особенно если под маринадом…

И Касаткин, проникаясь хмельной нежностью и к рыбе хеку, и к картошке, и к салу домашнего засола, сказал ни к кому не обращаясь:

— Такие разносолы, наверное, даже богатые купцы не едали каждый день. — И вдруг потребовал: — Гавриловна! А не найдется ли у вас сальца с чесночком да капустки? Очень уважаю!

Прошуршал легкий смешок Лидии Ивановны, однако же вовсе не обидный для расхрабрившегося Касаткина. Надежда Гавриловна окинула всех усмешливым взглядом и успокоила:

— Найдется, Степан Егорыч. Я хотя женщина и бессемейная, а держу и капустку, и сало. Прав ты, Егорыч, такие разносолы у нас лишь про свят день…

Она вышла на кухню. Вернулась с миской, наполненной капустой и салом, сказала:

— Под такую любимую закусь не грех и на брудершафт…

И Касаткин, проникаясь к себе высоким почтением, — такие люди ровней принимают его! — напыжился и дозволил:

— Можно и брудершафт!

Надежда Гавриловна под общий смех с неожиданной силой крутанула руку Степана, в которой он держал стакан с водкой, почти насильно влила ему в рот водку из своей рюмки, а потом обхватила его двумя руками за шею и, притянув лицо Касаткина к своему лицу, вдавила его губы в свои — мягкие и жадные.

От такой ласки Надежды Гавриловны Степан так разнежился, что у него слезы выступили на глазах, и захотелось тотчас же перецеловать всех. Но тут же ему сделалось неловко, будто нагишом выставили перед этими малознакомыми людьми. Да и тревога мелькнула: машина! И Степан сказал почти трезво:

— Мне все, баста! За рулем я.

Но Постников успокоил:

— Ничего, Степа, я тоже за рулем. Доберемся до дому. Какая тут опасность? Дорога пустая. Не автострада Москва — Симферополь. В крайности, выспимся в кювете.

— А чего ему в кювете спать? — проворковала Жадова. — Ему у меня перина найдется…

Все, что было потом, рассыпалось, разорвалось в памяти Касаткина на какие-то разноцветные лоскутья…

Валька Пряхин с перекошенным злостью лицом размахивает перед хозяйкой кулаками и орет, что старый друг лучше новых двух. Потом, сжав кулаки, рвется к нему, к Степану, и, не стесняясь женщин, матерится и орет, чтобы Степан исчез куда-нибудь…

К Пряхину, тоже сжав кулаки, бросаются уже он, Степан, и Надежда Гавриловна, но им решительно заступает дорогу Постников. Он хватает Вальку за шиворот и выволакивает его на кухню.

Снова пили. Гремела заграничная магнитола. Лидия Ивановна танцевала с Постниковым, нежно опустив ему на плечо золотоволосую голову, потом пела что-то задушевное про снегопад и про бабье лето. Степан слушал и засаленным рукавом пиджака вытирал слезы.

А Валька Пряхин ходил в пляске, потом потребовал, чтобы все выпили за драгоценное здоровье Федора Иннокентьевича Чумакова, поскольку сильнее и щедрее нет человека в поселке.

Но Лидия Ивановна заупрямилась и сказала, что пить за такого бюрократа, который ее к себе даже в кабинет не пускает, она не намерена. А уж если хочется выпить за хорошего человека, так лучше выпить за близкого друга Чумакова, отличного парня Юрия Селянина.

Теперь вскочил побледневший Постников, назвал Лидию Ивановну жестокой женщиной и пообещал, если она не выкинет из головы этого суслика Юрку, он непременно убьет его. А Лидия Ивановна блаженно смеялась и говорила: мол, не пугай, Игорь, да еще к ночи…

Чем кончилась перепалка, Степан не слышал, его здорово замутило, и он выбежал на мороз. А когда, маленько взбодренный, вернулся на кухню, зачерпнул из кадки ковш воды, вдруг услыхал из боковой комнаты совершенно трезвые деловитые голоса Жадовой и Кругловой.

— Зачем тебе понадобился этот шоферюга? После него скатерть не отпаришь, — брезгливо спросила Лидия Ивановна.

— Затем и понадобился, что шоферюга. У тебя ведь всегда транспорт в дефиците. А у этого на шее трое пацанят, ему приварок не лишний. Да и мужик он вроде бы покладистый… — Она нехорошо засмеялась.

Степана ровно обожгло. Ему стало нестерпимо стыдно перед Клавой, перед своими мальчишками, перед собой. Целовался на брудершафт с этим Бочонком. А они: «Шоферюга! Скатерть не отпаришь…» Он громко выругался, схватил полушубок и выскочил из этого увешанного коврами рая.

— Вот так оно было, — подытожил Касаткин свой рассказ. — Как поехал, куда — не помню ничего. Помню только, злость душила. Кабы не ГАЗ был у меня, а бульдозер, честное слово, своротил бы ей дом, чтоб неповадно было нос драть перед людьми. Не стану кривить душой, видел все, как в тумане: и машину поляковскую, и людей возле нее, и что чернело что-то на дороге. Понадеялся на себя, объехать хотел, да еще с форсом, на скорости… Но, видно, бес попутал. Или попросту сказать — водка. В общем, погулял с начальством, до сих пор опохмеляюсь…

Щербаков и Стуков слушали Касаткина не перебивал. Денис по привычке мерял шагами тесную комнату, Василий Николаевич, чуть прищурясь, смотрел на него, словно бы в душу Касаткина заглянуть стремился, покачивал сочувственно головой, а порою и вздыхал грустно.

— Что же ты, Степан Егорыч, — укоризненно начал Стуков, — при наших с тобой, так сказать, собеседованиях, умолчал про эту вечеринку. То есть, в ней самой я ничего подозрительного не усматриваю. А вот то, что инженер Постников грозился Селянина из ревности лишить жизни, подробность настораживающая. Так чего же ты молчал об этом? Твердил мне, как попугай, про свои выпивки с разными людьми, которых вроде и не помнил даже. Ведь я тебе ничего не навязывал, честно все выяснить старался, держал тебя без лишней строгости.

— Есть такой грех. Не поворачивался язык назвать Жадову. Какая бы блажь не зашла ей в голову, а казалось мне, проявила она ко мне внимание. И трепать ее имя — не по-мужицки это. Да разве это оправдание — с кем я напился. Да и перед Клавдией стыдоба: от такой жены двинул налево… Вот и не оглашал.

Денис спросил:

— Жадова на прежней работе?

— Конечно, чего ей поделается? И станция на месте, и Жадова, — ответил Стуков. — Авторитетная женщина, деловая.

— Деловая, это точно, — горько усмехнулся Касаткин. — И Пряхин Валька — на старом месте. Зашел я к ним в контору недавно — морду воротит: не желаю, мол, знаться с таким преступником. Как же, он — чистенький. А все одно — был он Валькой, Валькой и остался.

— А Круглова Лидия Ивановна, она при встрече отвернулась или раскрыла объятия? — не скрывая иронии, спросил Денис.

— Нет ее сейчас в районе, — даже с сожалением сообщил Стуков. — Она тоже из людей заметных была. Вроде торгпреда от колхозов Средней Азии. Для узбеков, таджиков, киргизов закупала лес: для стройки и для разных поделок. У них каждый чурбачок на счету, а у нас одни высоковольтники сколько валят леса. Да еще и местные порубки. Не гнить же ему в просеках… — Стуков вдруг оборвал фразу и сказал растерянно: — Ведь уехала-то она отсюда сразу после гибели Юрия Селянина. Это, знаете ли, наводит…

Денис все отчетливее сознавал, что гулянка в доме Жадовой с обильной жратвой и пьяным бахвальством — не просто локальное событие, поставившее Касаткина почти в трагические обстоятельства. Персонажи застолья имеют какое-то касательство к тому, что часом позднее произошло с Юрием Селяниным…

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

И снова милицейский газик подпрыгивал на ухабах от Шарапово к Таежногорску…

Денису снова вспомнилась исповедь Касаткина в райотделе… Капитан Стуков житейски прав: в самом застолье у Жадовой нет ничего подозрительного. И все-таки внезапно пробудившееся в нем, как иронизировал над собой Денис, «шестое следовательское чувство» беспокойно покалывало сердце: есть в этом застолье нечто настораживающее. Двусмысленные намеки Пряхина, понятные лишь посвященным. И кажется, посвященные понимали их… Тосты в честь Чумакова и его лучшего друга Юрия Селянина. Что за этими тостами?

А спустя еще несколько минут, заслоняя массивными плечами полураскрытую калитку, перед Денисом стоял Павел Антонович Селянин, простоволосый, в накинутом наспех полушубке.

Денис невольно поежился от взгляда Селянина и сказал: