Раян Фарукшин - Цикл произведений Родина

• Название: Цикл произведений Родина
• Автор: Раян Фарукшин
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

- Усман, все нормально, Усман!

Сосед сел рядом, вытянул ноги и закрыл глаза. Глубоко вздохнув и сплюнув, он положил свою руку мне на плечо и заключил:

- Ладно, посидим немного и пойдем. Хрен с ними, с минами.

Я успокоился. Дрожь в коленях прошла, дыхание выровнялось, тошнота отступила, зрачки вернулись в орбиты. Я снова мог здраво рассуждать и принимать решения. Я поднялся на ноги, подобрал автомат:

- Сосед, пошли отсюда, пока миной не накрыло.

- Да-да, идем.

- И пошли!

Сосед открыл глаза и медленно встал.

- А ты смотри, Усман, хорошо смотри, - он показал на обожженный кусок человеческой ноги. Кусок ноги - от колена до ступни - вот и все, что осталось от двух молодых парней. - Узнаешь кроссовки? Это он, который в жилете был. Был, да сплыл. А вон и пластины его. Смотри!

В нескольких метрах, в коричневой луже крови лежал ярко-красный кусок мяса. Квадратный такой, сантиметров пятнадцать на пятнадцать. Рядом, вплотную, валялся обрывок бронежилета. Прямо на нем лежала граната, вся в крови.

- Граната! И как она не разорвалась, не пойму! Эх, не пропадать же добру, надо забрать. Надо, - Сосед сел на колени и осторожно подобрал гранату. - Извини, боец, но тебе она больше не пригодиться. Извини. А я использую ее по назначению, я отомщу им за тебя твоей же гранатой. Извини, боец, но мне эта граната нужней.

Он встал, обтер гранату об штаны и поклонился до самой земли:

- Извини, боец.

Потрясенный увиденным, я почти потерял сознание, похолодел и покрылся испариной. Голова закружилась, ноги подкосились под весом враз обмякшего тела. Вцепившись в цевье калаша, я прошептал:

- Пошли отсюда...

Не обращая внимания на упорство автоматных очередей, я поплелся в сторону зданий, где засела "махра". Сосед, молча постояв еще несколько секунд, поднял кусок бронежилета и накрыл им останки радушного бойца, искренне желавшего угостить нас свежим завтраком. Гороховым супом.

Тридцать первый.

Сидели внутри котельной, ужинали. Набор продуктов небольшой: рис в банке, тушенка, да рыбные консервы - килька в томатном соусе. Еда не для гурманов, для

бойцов. И что бы как-то скрасить сей скорбный прием пищи, мы вспомнили о спиртном. Голосованием единогласно постановили, что черный день, на который оставляли бальзам, наступил именно сегодня. С удовольствием, одна за одной, мы осушили все бутылки - выпили весь запас знаменитого бальзама. Согрелись, опьянели, расслабились, раздобрели. Сидели и шутили шутки.

- ... да-да-да, так и сказал, "копайте от забора и до обеда", - смеялся Сапог. - Вот дурень был, этот наш прапор!

Чтобы не отморозить "личное имущество", я сидел не на голом бетоне, а на своем бронежилете, который хоть и слабо, но защищал мою задницу от холода. Ноги поджал под себя и старался шевелить пальцами, а то мокрые носки неприятно студили ступни. Руки скрестил на груди. Голову я прислонил к стене, глаза закрыл и старательно косил под пьяного, пытаясь поймать кайф. Думать о чем-либо не хотелось, устал.

Сосед отдыхал справа от меня и полностью копировал мою позу. Виноград и Сапог примостились напротив, и активно обсуждали очередной анекдот. Еще трое бойцов устроились между нами. Они, вытянув ноги, замыкали общий полукруг. Автоматы и каски лежали рядом, в коридоре у стены. Пустые консервные банки мы, собрав в кучу, неспешно кидали в угол занятого нами помещения.

Все слышали, что начался минометный обстрел, но большого значения этому не придали - свою отрицательную роль здесь сыграл алкоголь - и оставались на своих местах. Минометный обстрел, своим свистящим воем летящей с неба смерти, каждый день сводил меня с ума. Это так страшно и неприятно - свист летящей в тебя мины. Свист, плавно переходящий в гул, всегда забивал мое тело страхом. Страхом ужасной, разрывающей меня на кровавые обрубки, смерти. Умирать я не хотел. Перспектива стать инвалидом меня, конечно, тоже не радовала, и в плен попадать желания не было, но все другие страхи быстро меркли перед страхом смерти. Смерти от мины.

Взрыв страшной силы прогремел как всегда неожиданно. Кирпичная стена за спинами мотострелков треснула и обрушилась на их головы. Меня оглушило и я, на десяток секунд, потерял ориентацию в замкнутом пространстве красно-серой пыли, забившей мне нос, рот и уши. Голова загудела звуком авиационных двигателей, видимо меня слегка контузило. Постепенно зрение мое восстановилось, но я смотрел на мир глазами наркомана - все непонятно и в тумане. Покашливая, я сорвал шлем и ощупал голову - вроде, череп в норме. Ноги, руки, грудь, живот, пах - я потрогал все, и с радостью отметил, что ничего не болит. Опираясь на остатки стены, я медленно попытался встать на ноги. С четвертой попытки мне это удалось - шатаясь, я стоял и шальным взглядом рыскал в облаке пыли, пытаясь понять, что стало с остальными. Все, кто серьезно не пострадал, вскочили и, не дожидаясь повторных взрывов, ломанулись на улицу. В котельной остались только я и Сапог.

Сапог лежал на животе, но в абсолютно неестественной позе: ноги, выгнув колени в обратную сторону, запрокинулись на спину, руки, скрючившись и пальцами сцепившись между собой, торчали поверх ступней, голова, почти надвое расколотая кирпичом, судорожно дрыгалась вверх-вниз. Крови почти не было видно, все засыпало мелкой кирпичной крошкой. Я заплакал и, схватив Сапога в охапку, выбежал на улицу. Кругом все взрывалось и моросило осколками, землей и стройматериалом. Пригнув голову, я с предельной скоростью помчался к зданию, в котором, по словам мотострелков, находилось что-то типа полевого госпиталя.

За стеной, прямо у входа в здание, дежурили два бойца. Окинув меня равнодушным взглядом, они указали мне на лестницу в подвал. Стараясь не трясти залитую кровью голову друга, я осторожно спустился вниз.

Ничего более жуткого я, в своей недолгой жизни, еще не видел. В подвале, и справа, и слева от ступенек лестницы, по которой я только что спустился, на старых разодранных одеялах аккуратно сложенными в ряд лежали тела наших солдат. Разные тела - обгоревшие, без рук и без ног, с вывернутыми наружу внутренностями, с размноженными черепами, с едва заметными дырочками от пуль. В тусклом свете одиноко мерцавшей засаленной лампочки, все это походило на ад, огненным смерчем выжегшим эту землю и в поисках новых жертв ушедшим дальше.

Пораженный такой страшной картиной я молча стоял и плакал от бессилия. Как-то машинально руки мои разжались и опустились, бесформенной кучей выронив тело друга на утоптанный песчаный пол.

Я не заметил, как из темноты появился боец. Он дыхнул на меня перегаром, потряс за плечи и крикнул:

- Ты не стой здесь, иди наверх.

- А он? - тихо отозвался я.

- Я сам о нем позабочусь. Иди.

- А они?

- Погибли. Мотострелки из 81-ой. Их сейчас только принесли. Их ровно тридцать. Твой, если уже умер, - тридцать первый.

- Тридцать первый... Это Сапог... Мой друг... Помоги ему... Он жив, я чувствую, он жив. Он - не тридцать первый, он живой. Его надо спасти.

- Ты иди, я помогу, - боец, полотенцем вытерев мне лицо, развернул меня к лестнице. - Иди-иди, подымайся.

Глухо шаркая по бетонным ступеням, я очень-очень медленно поднялся до первого этажа. Один из бойцов караула, схватил меня за руку и остановил:

- Эй, ты как, в порядке?

- Тридцать первый, - безразличным голосом ответил ему я, и вышел под обстрел на улицу.

Бойца по прозвищу Сапог я больше никогда не видел.

Братья.

- Задолбала такая жизнь! Все! Не могу я так! Лучше погибнуть, чем сидеть здесь и смотреть на это! Эй, Усман, собирайся! Едем к своим! - Сосед в ярости отшвырнул с брони пустую коробку из-под патронов к ПКТ. - Чего ждать? Пока они придут сюда и здесь нас поцокают? Нет! Уезжаем прямо сейчас!

Сосед завел машину и на прощание махнул рукой самарцам, толпившимся вокруг какого-то офицера, щедро раздававшего бойцам пачки с сигаретами.

- Эй, братва! Счастливо оставаться! - он сжал пальцы в кулак и с силой выкинул его в воздух. - Но пасаран, мужики!

Самарцы помахали ему в ответ.

- Скатертью дорожка! Долгих лет жизни! Гуд-бай, ребята! - кричал кто-то из толпы. - Гуд-бай! Ни пуха!

Сосед забрался на свое место и, высунув голову в открытый люк, скомандовал:

- Усман, на место!

Я повиновался. Деваться некуда. Не оставаться же здесь одному на съедение чеченским волкам. Я залез в машину и закрыл свой люк. Дернул Соседа за руку:

- Спрячь голову и люк закрой! Или хочешь, чтобы снайпер тебе башку отстрелил?

Настала очередь Соседа беспрекословно послушать мое наставление. Он закрыл люк и недовольно фыркнул:

- Не вижу я так ни фига!

- Ничего, неделю сидел на одном месте, все видел! А от пяти минут не убудет!

- Тебе хорошо говорить!

- А чего хорошего? Если подобьют, все равно вместе сгорим.

- Не каркай, скажешь тоже, "подобьют"...

Минут двадцать мы на полной скорости неслись по улицам Грозного. Искали знакомые здания, но ничего интересного не нашли, - все вокруг одинаково грязное, серое и разрушенное. Изуродованное войной.