Радек Йон - Memento

• Название: Memento
• Автор: Радек Йон
• Издательство: Радуга
• Жанр: Современная проза
• Год: 1989
• ISBN: 5-05-002375-0

Радек Йон (род. в 1954) — молодой чешский писатель, серьезно заявивший о себе в 80-е годы первым же романом о современной молодежи — «Джинсовый мир».

В новом романе «Memento» автор затронул одну из острейших проблем современности, не миновавшую, к сожалению, и страны социалистического лагеря, — проблему наркомании.

Роман построен на достоверном жизненном материале и рассказывает о трудном периоде взросления неплохого чешского парня Михала Отавы и его сверстников, затянутых в сети наркомании и не нашедших сил вырваться из них. Но «Memento» — не просто роман о губительной власти наркотиков, это роман-предостережение, книга, внушающая молодым людям необходимость воспитывать в себе волю, мужественно переносить невзгоды, твердо противостоять злу. В этом ее огромная нравственная сила.

Перевод с чешского Т. Чеботаревой

Художник В. Тихомиров

Предисловие О. Малевича

---

— Кто из вас считает, что его история похожа на историю Михала? — спросил врач. Все расселись кружком на стульях посреди комнаты с видом на больничный парк.

Взгляд Михала скользнул по снопику солнечных лучей, пробивающихся сквозь решетки.

— Томаш? — вызвал врач высокого блондина с кучерявым нимбом над головой.

— Ну, может, — допустил Томаш. И немного смущенно улыбнулся.

Вот на кого девицы небось клевали, подумал Михал. Типичный школьный заводила.

— Скажите Михалу, в чем сходство? — подбодрил врач.

— Ну, я тоже начал более-менее случайно…

— Вы говорите, случайно. А как?

— На вечеринке, в восьмом классе. Нас было семеро, а выпивки маловато. Пришел одноклассник, который уже летал в этом, и у него с собой была машинка. Ну, шприц, значит. Он обшарил домашнюю аптечку, нашел алнагон и вкололся. А мы попробовали после него. Алнагон ведь дешевле, чем выпивка. Да нам бы ее и не продали в магазине.

— Ладно, ну а потом почему вы продолжили? — следовали вопросы врача. — Вам понравилось?

— Скорее, мне нравилось это ощущение.

— Какое?

— Ну, что я не фрайер. И колюсь, как самый настоящий наркоман.

— А разве сам наркотик вам не доставлял удовольствия?

— Нет. Это как с курением. Кому хорошо от первой сигареты?

— А дальше?

— Потом наступила пора, когда мне было плохо всегда — кололся я или не кололся. Я уже просто привык.

— Но все-таки вам удавалось регулярно посещать школу. До какого времени?

— Почти до восемнадцати. Пока не попробовал кайф, который мне подошел по-настоящему.

— Какой именно?

— Болтушку. Я на ней с первого раза заторчал. Достанешь, бывало, болтушку и гудишь, ну скажем, неделю по наркоманским квартирам. И никто не знает, где ты.

— Значит, в школу вы перестали ходить практически сразу, как попробовали болтушку. А дальше?

— Потом меня бросила девчонка, которую я любил.

— Почему она с вами рассталась?

— Когда я балдел под болтушку, то к ней и по две недели не заявлялся. Но вместе с тем, я везде искал ее. На улице чуть не за каждой кидался, все думал, это она. А вот домой к ней зайти мне как-то в голову не приходило. А она, когда поняла, что я ширяюсь, сразу меня бросила. Вот тогда-то я и загудел по-черному.

— За что вас судили?

— Два года я гужевался по Праге без передряг с милицией. А потом мне пришили тунеядство.

— Где вы брали деньги эти два года?

— Мать давала на карманные расходы.

— Она знала, что вы употребляете наркотики?

— Знала. Но я все время обещал бросить и найти работу.

— Насколько мне известно, вас осудили не только за это?

— Да. Еще за растление несовершеннолетних. Но это была ошибка.

— Как так?

— На суде твердили, что я кололся перед несовершеннолетними, но я что-то не припоминаю. А если и так, на наркоманской сходке не спрашивают, есть тебе восемнадцать или нет.

— Вы говорите, ошибка, — улыбается доктор. — Но насколько мне известно, эта ваша вечеринка в восьмом классе сделала наркоманами сорок восемь человек.

— Как это? — Томаш поднял брови.

— Вся ваша семерка, которая была там, стала наркоманами. И каждый из вас вовлек в это дело других. Сорок восемь человек прошли через мои руки. Думаю, на суде вам еще повезло, что не сумели найти всех, кого вы приучили к наркотикам.

Тишина. Хочет произвести впечатление, понимает Михал. Квадратик солнечных лучей лениво перемещается по полу.

— Вы слышали историю Михала. Как вы думаете, есть у вас подобные черты характера? — снова спрашивает доктор.

— Трудно сказать. Я его мало знаю, — отрезает Томаш, уставившись взглядом в землю.

— Ладно. Тогда расскажите об особенностях вашего характера. Что вы думаете?

Томаш пожимает плечами.

— Я всегда хочу все попробовать… Не могу ни от чего отказаться… Заставить себя…

— Пан Отава, есть сходство? — врач обращается к Михалу.

— Что? — вздрагивает Михал.

— В его и вашем характере?

— Возможно, — допускает Михал. — В какой-то степени.

Господи, да ведь это свойства любого наркомана, если он проделал часть пути по своим американским горкам.

— А какие еще ваши характерные свойства, Михал?

Что же еще, раздумывал Михал. Ради девчонки, которая нравилась, я был способен на все. Самоотверженность? Да они меня на смех подымут.

— Я слишком дорожил дружбой, — сказал он.

— Это интересно, — отозвался врач. — Обратите на это внимание, — сказал он двум кроликам. — А дальше? — снова повернулся он к Михалу.

Неужели у меня не осталось ничего, кроме желания вмазаться, лихорадочно раздумывал Михал.

— Все? — спросил врач. Михал кивнул.

Не может быть, подумал он.

— А вам не кажется, что этого маловато? Почему? Подумайте об этом до следующей беседы, — словно издалека доносится голос врача. — Ну, хорошо. Кто из вас считает, что его история совсем не похожа на историю Михала?

Слава богу, пронесло, выдыхает Михал. На этот раз.

— Пан Вацлав?

Толстячок с рыжими, тщательно выбритыми щеками — только полосочка усов над верхней губой. Сглотнул и наклонился вперед.

— Ну, во-первых, я старше, а во-вторых, начал употреблять наркотики совсем по другим причинам.

— Сколько вам лет?

— Тридцать.

— А когда вы начали?

— Лет пять назад. Когда перешел на должность, связанную с определенной ответственностью.

— Вы работаете… — начал врач.

— Я служащий, — перебил мужичонка. — Заместитель начальника отдела в одном довольно серьезном учреждении. Мне не хотелось бы…

— Хорошо. Итак, почему вы начали?

— Все дело в том, что я не предполагал, будто что-то начинаю.

Это точно, промелькнуло у Михала.

— Сначала мне прописали тазепам. Как успокоительное. Чтобы заснуть. А я принимал его перед каждым трудным совещанием. Потом, чтобы не было так страшно, когда надо что-нибудь решить. Или перед заграничной командировкой. И как-то само собой получилось, что стал принимать по двадцать-тридцать таблеток в день. А в экстремальных ситуациях и вдвое больше.

— Где вы доставали лекарства?

— Сначала легально в нашей поликлинике, позже через знакомых медиков.

— Ну, и в конечном счете вы решили, что самоубийство — единственный выход из этой ситуации. А почему вы не обратились к врачу?

— Не знаю. Стыдно было. Не хотелось, чтобы кто-то узнал…

— Зато потом все узнали, что вы пытались покончить с собой…

— Когда принимаешь порошки, вообще ни о чем не думаешь, — встрепенулся толстячок. — Мне вдруг стало просто страшно. Я больше не мог этого выдержать. Ужас перед людьми. Панический страх. Боязнь где-то упасть и остаться лежать. Страшная подавленность. Вот почему я принял столь нерациональное решение.

— Хорошо. Следовательно, наркомания как бегство от стрессовых ситуаций на ответственном посту, — резюмировал врач. — Что скажет Иржи? На какую историю больше похожа ваша?

— Думаю, где-то посредине.

Короткая стрижка, худое невыразительное лицо, весь в скорлупе замкнутости, неприступности, раздумывал Михал.

— Я часто выпивал. Потом кто-то сказал, что лекарства лучше. Нет запаха. Если тебя качает, люди думают, что ты больной, а не пьяный. Вот я и перестал поддавать, а перешел на наркотики…

— А почему вы сначала чувствовали потребность пить, а потом употреблять наркотики?

— Порой меня мучил страх, что я в тупике. Что выбрал не ту дорогу. Не смогу найти себя, быть полезным на работе. Я совсем не так представлял себе свою будущую специальность. Мне стало казаться, что, изучая ее, тащишь массу ненужного балласта. Вот я и начал убеждать себя, что наркотик освободит меня от стрессовых ситуаций. Приняв дозу, я становился энергичнее, лучше говорил, не страдал от разных комплексов… Так что это немного похоже на случай Вацлава.

— Только с другим концом, — перебил врач.

— Да, я принял слишком большую дозу. И тоже мог умереть…

— Однако у вас это была не попытка самоубийства, а результат неопытности. Кстати, вы отдаете себе отчет, как в действительности обстояли дела? Сколько стрессовых ситуаций было на самом деле, а сколько вы просто выдумали, чтобы принять дозу?

— Через какое-то время я сам себя уговорил, что все вокруг — сплошная стрессовая ситуация и надо ее снять. В конце концов для меня стало стрессом встать утром с постели. Или пойти купить рогалик. Я начал считать стрессовой каждую ситуацию, чтобы был повод принять дозу.

— Ну, и чем все это закончилось?

— Меня выгнали из института. А в конечном счете посадили за тунеядство и производство наркотиков из лекарств, бывших в свободной продаже.

— Вы видите? Стресс, подавленность. Состояния, которые не губят здоровье человека. Не уничтожают так, как вещества, которые начинают принимать, чтобы поднять настроение. Стресс и подавленность намного безопаснее наркотиков. Подавленность прекрасно снимается разговором. Надо только знать, с кем говорить. Последствия от наркотиков гораздо страшнее, чем от подавленности. Подавленность пройдет. А разрушение печени, изменения в мозгу, исколотые до дыр вены устранить нельзя. Наше общество привыкло ко всемогуществу лекарств. Вам нездоровится? Примите таблетку. Панацея! Чудо! Все вы на этом воспитаны. Никто никогда не предостерегал: помните — любое лекарство может принести вред! Вот одна из ошибок, последствия которой трудно предугадать. Ибо сегодня неуверенные в себе люди ищут опору и успокоение в наркотиках. Возьмите токсикоманов, ведь большинство из них хотя бы в глубине души стремятся компенсировать собственные комплексы чем-то из ряда вон выходящим. Привлечь к себе внимание.