Алексей Писемский - Взбаламученное море

• Название: Взбаламученное море
• Автор: Алексей Писемский
• Жанр: Русская классическая проза

Писемский в апреле 1862 уехал за границу. Вернувшись в Россию, Писемский печатает в журнале «Русский вестник» антинигилистический роман «Взбаламученное море» (1863), в котором показал нигилистические попытки разрушить историческую Россию. Столкнув в этом романе представителей разных общественных сил, боровшихся друг с другом в период проведения крестьянской реформы, Писемский отдал предпочтение сторонникам идеала русской национальной самобытности, которые, по мнению писателя, сохранили «здравый смысл» и не потеряли своего лица в сложной, противоречивой действительности 60-х. Все остальное Писемский считал временным наваждением и ложью.

---

Еремеевна, притащив сдобных булок и густейших сливок, разлила чай и подала сначала барчуку, а потом Аполлинарии Матвеевне.

— Ай, нет! Мне квасу бы наперед, — сказала та, и в самом деле отдернула сначала два стакана квасу, а потом сейчас же принялась пить чай со сливками.

— Все уже ты свои ученья кончил, милый друг? — спросила она как-то робко сына.

— Все-с.

— Вон нынче какие по этому почтмейстерству места славные.

— Чем же это?

— Да вон Клементия Гаврилыча Хляева, знаешь, чай?.. Самый пустой был дворянинишка… Через какого-то тоже благодетеля в Петербурге получил это место, и так теперь грабит, что и Господи! Прежде брали по две копейки с рубля, а он наложил по четыре… Что слез в народе, а ему хорошо.

— Канальям везде хорошо! — сказал Александр, невольно улыбаясь наивному объяснению матери.

— Вот бы тебе такое место, право!.. Хоть бы через братца, что ли!.. Написал бы ему и попросил, — прибавила она, и не подозревая, что такое говорит.

Александр посмотрел на нее строго.

— А вы считаете меня на это способным? — сказал он.

— Не знаю я… — отвечала тетеха.

Александр вздохнул и сошел с балкона. Тут он как-то особенно свистнул, и к нему, перескочив огромнейший тын, явился его Пегас.

— Пойдем… пойдем! — говорил Александр.

Собака визжала от удовольствия. Войдя в аллею, он остановился с ней перед одним деревом.

— Что это, птичка? — говорил он ей, указывая на сидевшую на самой вершине птицу.

Собака вытянула голову.

— Пиль! — крикнул Александр.

Собака привскочила и полаяла.

Александр схватил ее за морду и начал целовать.

Заглушив в себе мечты честолюбия, он хотел невинными радостями быть счастлив. Через небольшую калиточку он вышел из сада в поле. Грудь его свободно вдыхала свежий воздух; под горой, как озеро, разливался омут реки, на конце которого стояла живописно окрашенная вечерним освещением мельница.

Бакланов глядел на все это и не мог наглядеться, а потом, в приятном раздумье, повернувшись и весело взмахнув головой, пошел домой. Аполлинарию Матвеевну он застал еще на балконе. Ей, стоя внизу на траве, о чем-то, должно быть, докладывал дворовой человек. Александр, прищурившись, стал в него всматриваться и узнал в нем нашего старого знакомого, мрачного лакея. Семен ему вежливо, хоть и издали, поклонился.

— Здравствуй! — отвечал Бакланов и сел на балкон.

Семен продолжал докладывать.

— Навоз теперь вывозили-с.

— Вывозили! — повторила за ним Аполлинария Матвеевна.

— Теперь, значит, Косулинских послать можно — начать косить, а дворовым велеть копань поднимать.

— Копань поднимать, — повторила опять Аполлинария Матвеевна.

Александру показалось очень уж скучно это слушать. Он вышел в залу. Там трехаршинный гайдук покойного Бакланова накрывал на стол, сильно нагибаясь своим длинным телом, когда ставил тарелки и расставлял солонки.

— Здравствуй, Петруша! — сказал ему приветливо Бакланов.

Саженный Петруша подошел и поцеловал у него руку.

— Я ружье тебе в подарок, — отличное! — проговорил Александр.

— Благодарим, батюшка, покорно! — сказал Петруша, и лицо его сильно просветлело. — Дичи как-то нынче совсем очень мало стало, прибавил он, пожимая плечами.

— Найдем! — подхватил барин.

Петруша, летая как метеор, стал накрывать на стол, а через минуту все было готово. Александр и Аполлинария Матвеевна сели. Довольно занимательно было видеть вместе мать и сына. Один — столичный франт, в легоньком пальто, с вьющимися, как у художника, волосами, с благородною, как бы несколько шиллеровскою физиономией, другая расплывшаяся квашня, с красно-багровым и ничего не выражающим, кроме физического пресыщения, лицом. Одета Аполлинария Матвеевна на этот раз была в роскошный капот и в вышитую на подоле юбку, довольно плотно облегавшую ее круглый живот. Живот этот Александр никогда не мог видеть равнодушно.

— А что, Софи Леневу давно ли вы видели? — спросил он.

— Давно… продали они здешнее именье-то… сестру посадили в сумасшедший дом, а сами уехали… Нехорошо, говорят, живут-то, все ругаются… промотались, говорят, совершенно… Он-то старый этакий, а она-то франтиха да щеголиха.

Бакланов вздохнул. Он много рассчитывал на свидание с Софи.

— Надежда-то Павловна, ну-ка, Саша, померла: тосковала по дочери; та-то ее не взяла, и кончила жизнь. Нынче детушки-то, жди от них благодарности: ты им все делай, а они ничего!

Аполлинария Матвеевна любила завывать на эту тему, и Александр обыкновенно останавливал ее тем, что сердито начинал смотреть на нее.

— А где же сам Басардин? — перебил он ее.

— Он-то жив, что ему сделается… Не знаю только где.

В это время вошел молодой лакей Александра, успевший уже прифрантиться в модную жакетку.

— Где изволите почивать: в спальне или в сушиле?

— В сушиле, — сказал ему Александр: — и не вели там ни кожи ни веников убирать… Я люблю, чтобы все это было.

— Слушаю-с.

— У меня в сушиле хорошо, отлично, — заметила Аполлинария Матвеевна.

После ужина, простившись с матерью, Александр отправился на свой ночлег. На дворе было совершенно темно. За ним шел его молодой лакей и гайдук Петруша. Последний нес свечу, заслоняя ее рукой, чтобы не задуло.

— Ну что, как поживаешь? — спросил Александр, трепля его по плечу.

— Что, какое уж, батюшка, наше житье, — отвечал печальным голосом этот могучий человек.

— Ничего, погоди, теперь лучше будет.

— Да только на вашу милость и надежду имеем, — сказал Петруша, и когда они все влезли в сушило, которое было не что иное, как верх над погребом, то представившаяся картина, при освещении сальной свечи, была оригинальна: кровать, с белыми как снег подушками и с белым одеялом, как-то резко отделялась от пыльных стен, от висевших на стене бараньих шкур, от стоявшей в одном углу кадки с дегтем, от наваленного в другом углу колесного скота; но все это, впрочем, дышало каким-то оживительным и здоровым запахом. Александр поспешил раздеться и отправить прислугу.

— Прощенья просим, — проговорил Петруша и слез с молодым своим камрадом с сушильни.

«В деревне славно жить!» — подумал Александр и с удовольствием зевнул.

8 Что прежде всего

От Обуховских болот, кругом мельниц, по небольшой тропинке шел Александр в низенькой охотничьей шляпе с зеленой лентой, в сером, с зеленой выпушкой, рединготе и в высоких болотных сапогах; через плечо у него было перекинуто щегольское английское ружье на шерстяной перевязи, вышитой тою же искусною рукой влюбленной Казимиры. За ним могуче шагал длинный Петруша, тоже с новым ружьем и тоже в каком-то сереньком чепце. Пегас, подняв морду и грациозно переступая ножками, шел верхним чутьем по болоту. Бакланов остановился, снял свою шляпу и отер катившийся с лица пот.

— Немного же мы с тобой, Петруша, настреляли, — сказал он.

— Совсем нынче птицы мало стало, — повторил тот свою любимую фразу.

Они снова взяли ружья на плечи и пошли. Пегас вдали что-то пролаял.

— Может, другой здесь дичи много! — проговорил Александр и посмотрел на Петрушу.

Тот тоже на него посмотрел.

— Что в юбках-то ходят, — прибавил Александр.

Петруша усмехнулся и почесал себя за ухом.

— Пожалуй, что добра этого есть немало.

Пегас опять пролаял и с какою-то даже тоской в голосе.

Александр не обратил на это ни малейшего внимания.

— А кто же у нас получше?.. которая?.. — продолжал он расспрашивать.

— Да кто их — прах знает! Сам-то я этими делами не занимаюсь.

Встретился маленький лесок, и путники должны были разойтись, а потом они снова соединились.

— Если не для себя, так, по крайней мере, для приятеля бы: вот хоть бы для меня постарался.

— Что ж, это можно будет, — отвечал Петруша, улыбаясь какою-то кривою улыбкой.

— Да кто же у вас, какие есть? — продолжал Бакланов, быстро идя и, со свойственною его темпераменту живостью, весь пылая.

— Сами вы ведь всех знаете, — отвечал Петруша уклончиво.

— У скотницы, я видел, дочка недурна… Машей, кажется, зовут.

— Да, Марьей-с… девушка уже в возрасте, — ответил Петруша.

— Нельзя ли как? Переговори-ка!..

Петр молчал.

— Пожалуйста! — повторил Александр.

— Ой, барин, какой вы, право: все в папеньку… — проговорил Петруша.

— А что ж?

— Да так-с. Баловник тоже покойный, свет, был.

— Ну, если папенька делал, так отчего же и мне нельзя.

— Известно-с! — отвечал гайдук с совершенно искренним лицом.

Подойдя к усадьбе, Александр опять повторил ему:

— Ты сегодня же переговори.

— Слушаю-с, — отвечал неторопливо Петруша.

— Сейчас же.