Герман Гессе - Письма по кругу (Художественная публицистика)

• Название: Письма по кругу (Художественная публицистика)
• Автор: Герман Гессе
• Жанр: Публицистика

В однотомник Г. Гессе (1877-1962), известного советскому читателю по романам «Степной волк» (1927), «Игра в бисер» (1942) и др., вошли не переводившиеся ранее на русский язык статьи, эссе, письма, очерки, характеризующие движение общественно-политической мысли писателя, его художественно-эстетические и гражданские взгляды.

---

Бог ты мой, да у меня не было никакого удостоверения!

- Такого уже год не бывало! - простонал чиновник и кликнул охранника: Отведите этого человека в управление 194, комната 8!

Меня босиком провели через несколько улиц, там мы опять вошли в какое-то учреждение, прошли по коридору, вдыхая запах бумаг и безнадежности, затем меня втолкнули в комнату, где я был допрошен еще одним чиновником. Этот носил униформу.

- Вас задержали на улице без документов. Придется уплатить штраф, две тысячи гульденов. Сейчас я выпишу квитанцию.

- Прошу простить, - сказал я робко, - но таких денег у меня нет. Может, вы вместо этого подержите меня какое-то время под арестом?

Он засмеялся громко.

- Под арестом? Милый мой, как вы это себе представляете? Думаете, что нам охота вас кормить? Ну нет, мой дорогой. Если вы не в состоянии уплатить такую небольшую сумму, вам не избежать более сурового наказания. Я вынужден временно лишить вас права на существование. Пожалуйста, дайте мне вашу карточку на право существовать.

У меня таковой не было.

Тут чиновник остолбенел совершенно. Он кликнул двух коллег, долго с ними шептался, несколько раз показывал на меня, и все посматривали на меня с ужасом и глубоким изумлением. Затем он велел, покуда дело мое будет обсуждаться, отвести меня в помещение для арестантов.

Там сидело или стояло несколько человек, у дверей дежурила вооруженная охрана. Мне бросилось в глаза, что я, хоть и босой, одет был все-таки гораздо лучше всех остальных. Не без почтения мне уступили место, и тотчас ко мне протиснулся какой-то маленький пугливый человек, осторожно склонился к моему уху и зашептал:

- Слушайте, я сделаю вам сказочное предложение. У меня дома есть сахарная свекла! Целая, безупречная сахарная свекла! Почти в три кило весом. Предлагаю ее вам. Сколько вы за нее дадите?

Он склонил ухо к моим губам, и я прошептал:

- Скажите сами! Сколько вы за нее хотели бы?

Он тихо прошептал мне в ухо:

- Ну, скажем, полтораста гульденов.

Я покачал головой и погрузился в раздумье.

Да, похоже, я отсутствовал слишком долго. Трудно было вновь войти в эту жизнь. Много бы я отдал сейчас за пару ботинок или носков, потому что мои босые ноги совсем замерзли от хождения по сырым улицам. Но в комнате не было ни одного обутого человека.

Спустя несколько часов меня увели. Я был доставлен в управление 285, комната 19ф. Охранник на сей раз остался тут же, он стал между мной и чиновником. Похоже, это был чиновник весьма высокого ранга.

- Вы поставили себя в прескверное положение, - начал он. - Вы остановились в этом городе, не имея при себе документа на право существования. Да будет вам известно, что это тягчайше карается.

Я слегка поклонился.

- С вашего разрешения, - сказал я, - у меня есть одна-единственная просьба. Я окончательно убедился, что не созрел для нынешней ситуации и что мое положение будет становиться лишь все более затруднительным. Что, если бы вы приговорили меня к смерти? Я был бы за это весьма признателен!

Высокий чиновник сочувственно посмотрел мне в глаза.

- Понимаю, - сказал он мягко. - Но этак каждый бы захотел. Для этого случая вам надо сначала запастись разрешением на смерть. Но есть ли у вас на это деньги? Разрешение стоит четыре тысячи гульденов.

- Нет, такой суммы у меня нет. Но я бы отдал все, что имею. После всего, что я видел, мне очень хочется умереть.

Он как- то странно усмехнулся.

- Охотно в это верю, тем более что вы не единственный. Но со смертью дело обстоит не так просто. Вы, дорогой мой, принадлежите государству, и государство распоряжается вашей жизнью. Следовало бы это знать. Впрочем, вот я смотрю, вы записаны тут как Синклер, Эмиль. Может, вы тот самый писатель Синклер[1]?

- Разумеется, я тот самый.

- О, весьма приятно. Надеюсь, что смогу вам оказаться полезным. Шуцман, вы пока свободны.

Охранник вышел, чиновник протянул мне руку.

- Я с большим интересом читал ваши книги, - сказал он любезно, - и хотел бы по возможности вам помочь. Но скажите мне, однако, ради бога, как вы попали в этот немыслимый переплет?

- Видите ли, я некоторое время отсутствовал. Я удалился в сферы космические, это длилось года, наверное, два-три, и признаться вам по чести, я надеялся, что война тем временем так или иначе кончится. Но скажите, вы могли бы устроить мне разрешение на смерть? Я был бы вам невероятно признателен.

- Думаю, это возможно. Только сначала вам надо получить разрешение на существование. Без него вам просто шагу не ступить. Я дам вам рекомендацию в управление 127, там вы под мое поручительство получите по крайней мере временный билет на существование. Он, правда, действителен всего на два дня.

- О, этого более чем достаточно!

- Ну, хорошо! А потом зайдите, пожалуйста, опять ко мне.

Я пожал ему руку.

- Да, вот еще что, -сказал я тихо. - Можно задать вам еще один вопрос? Вы сами видите, как плохо я ориентируюсь в современных событиях.

- Пожалуйста, пожалуйста.

- Да, так вот: мне прежде всего хотелось бы понять, как при нынешних обстоятельствах вообще может продолжаться жизнь. Неужели человек такое выдерживает?

- О да. Ведь это вы находитесь в положении особенно скверном, вы лицо штатское, да к тому же еще без бумаг! Штатских уже осталось очень мало. Если ты не военный, ты чиновник. Это уже делает для большинства жизнь гораздо более сносной, многие даже весьма счастливы. А к нехваткам человек мало-помалу привыкает. Когда постепенно не стало картофеля и пришлось привыкать к древесной каше - ее теперь слегка сдабривают дегтем, выходит вполне вкусно, - каждый думал, что долго этого не выдержит. Однако все ведь продолжается. И так во всем.

- Понимаю, - сказал я. - Собственно, тут больше нечему удивляться. Я не совсем могу осознать только одно. Скажите мне: ради чего, собственно, прилагает мир такие колоссальные усилия? Столько лишений, столько законов, тысячи служащих и чиновников - что в конце концов хотят с помощью всего этого защитить, поддержать?

Господин удивленно посмотрел мне в лицо.

- Странный вопрос! - воскликнул он и покачал головой. - Вы же знаете, что идет война, весь мир воюет! И все наши законы, все наши жертвы - ради этого. Ради войны. Без этих крайних мер, без этих усилий армии не выдержали бы и недели. Они погибли бы от голода - можно ли перенести такое!

- Да, - медленно сказал я, - какова, однако, идея! Стало быть, война и есть то благо, которое нужно отстаивать ценою таких жертв! Но все же позвольте мне один странный вопрос - почему вы цените войну так высоко? Неужели она всего этого стоит? Неужели война - вообще благо?

Чиновник сострадательно пожал плечами. Он видел, что я его не понимаю.

- Дорогой господин Синклер, - сказал он. - Вы сильно оторвались от жизни. Но попробуйте, пройдитесь по любой улице, поговорите с любым человеком, напрягите хотя немного свои умственные способности и спросите сами себя: что у нас еще осталось? К чему сводится наша жизнь? Вам придется сразу же сказать себе: война - вот единственное, что у нас еще есть! Удовольствия и личные занятия, честолюбие, алчность, любовь, духовная деятельность - всего этого больше не существует. Война - только ей одной мы обязаны тем, что в мире есть еще что-то похожее на порядок, закон, мысль и дух. Неужели вы этого не видите?

Да, теперь я это видел, и я от души поблагодарил господина.

Потом я покинул его, механически сунув себе в карман рекомендацию для учреждения номер 217. Я не собирался пускать ее в дело, у меня не было никакого желания докучать больше какому бы то ни было учреждению. И пока никто не мог меня снова заметить и окликнуть, я произнес про себя небольшую молитву к звездам, остановил биение своего сердца, дал телу своему исчезнуть в тени куста и продолжил прежнее свое странствие, не помышляя больше о возвращении домой.

1917

Война и мир

Положительно правы те, кто считает войну состоянием первобытноестественным. Поскольку человек принадлежит к животному миру, он живет благодаря борьбе, живет за счет других, боится и ненавидит других. Жизнь, таким образом, - это война.

А вот что такое мир, определить труднее. Мир - это и не состояние первобытного рая, и не форма упорядоченной соглашениями совместной жизни. Мир - это то, чего мы не знаем, что мы лишь ищем и о чем смутно грезим. Мир - это некий идеал. Нечто невероятно трудное, неустойчивое, легкоуязвимое - только дунь, кажется, и он развеется. Когда всего лишь двое, соединенные какими-либо узами, живут по-настоящему мирно - и то уже такая удача представляется нам редкостным достижением, куда более трудным, чем любое другое, моральное или интеллектуальное, достижение.

При всем том мир, как идея и чаяние, как цель и идеал, - вещь очень древняя. Уже тысячелетия живут могучие, основополагающие для этих тысячелетий слова: «Не убий!» То, что человек способен на такие слова, на такие неимоверные требования к себе, характеризует его более, нежели любой другой признак, отличает его от зверя и зримо выделяет его из «природы».