Онджей Нефф - В тени Сфинкса (сборник НФ)

• Название: В тени Сфинкса (сборник НФ)
• Автор: Онджей Нефф
• Издательство: Издательство: М.: Мир
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1987

От издателя:

В сборнике представлены научно-фантастические произведения писателей социалистических стран (Болгарии, Венгрии, ГДР, Кубы, Польши, Румынии, Чехословакии, Югославии), которые вышли на языке оригинала в 70–80-е годы.

Переводы Т. Осадченко, И. Масуренковой, Е. Факторовича и др.

Сост. Е. Умнякова. Предисловие Е. Парнова.

---

Но уже одни лишь внешние изменения вызвали у меня шок. Куда подевались леса, подходившие на востоке и на севере почти к самому дворцу; где Принцессин холм на южной окраине городка? Дворец на месте, это да, причем его недавно реставрировали, он стал музеем, привлекающим туристов, своих и иностранных. Но все вокруг!.. Там, где стояли великолепные леса и простирались поля и луга с сочной травой, ощерились теперь бесконечные плоские и грязные траншеи, у краев которых с адским грохотом ползали огромные стальные машины. Фантазия рисовала разные чудесные машины будущего, но подобного тому, что я увидел на комбинате по добыче бурого угля, я себе представить не мог.

Или крупноблочное и панельное строительство в Нойбирнбахе. Химический комбинат с его цехами и трубами, автострада вокруг города. Ни одной телеги на покрытых асфальтом улицах, ни единого всадника, ни одного осла, зато скопления легковых автомобилей, мотоциклов и автобусов, а по ту сторону шахты — железная дорога. Здесь не место описывать, как я всякий раз терял дар речи, когда воочию видел свой первый самолет, первую моторную лодку, первый поезд метро; как я в первый раз включил радио и смотрел первую телепередачу. Мне стоило неимоверных усилий привыкнуть к уличному шуму. Бог мой, сколько в этой жизни шума; прогресс прогрессом, но неудобств хватает. Когда я стал свидетелем уличной катастрофы (грузовик на полном ходу врезался в малолитражку), я испытал страстную тоску по пышной зелени лугов моей юности, по мирному крику запряженных в повозки осликов.

Я предвидел, что князья потеряют ряд своих привилегий, но что они совершенно исчезнут, что вообще не будет помещиков, что леса не будут принадлежать частным владельцам, по рекам и озерам будут плавать не чьи-то собственные суда, я и вообразить не мог. Не сразу я привык и к тому, что женщины одеваются как мужчины, обучаются в университетах и пьют в барах пиво. Что рабочему незачем больше ломать шапку перед начальством, что крестьяне будут приветствовать бургомистра рукопожатием, а не кланяясь до земли, — этого я тоже не мог ожидать. И еще многого-многого другого.

Словом, мне пришлось основательно перестраиваться, сосредоточив на этом весь свой ум и волю. Не мог же я просто наблюдать и удивляться, мне было необходимо действовать, строить новую жизнь!

Питание, квартира, документы, одежда: мог ли я предусмотреть, предвидеть все трудности, с которыми пришлось столкнуться? Какие сложности, например, вызовет обмен нескольких золотых монет, которые я прихватил из прошлого, как непросто окажется снять скромную комнату, приобрести необходимую мебель, а особенно — обзавестись документами!

Но в конце концов все трудности остались позади, мои способности изобретателя, мои навыки шлифовщика стекол для оптики помогли мне стать на ноги, и вскоре мысли мои потекли по привычному руслу. Меня интересовала судьба Эрнста Августа, я навел о нем справки. Долго искать не пришлось. Через несколько недель моего пребывания в нашем времени я встретился с ним, прогуливаясь по парку. А до этого он улыбнулся мне с первой страницы городской газеты.

Я сразу узнал его, хотя он и состарился. Его сняли во весь рост в рабочем кабинете на фоне мебели, скромной и вместе с тем безусловно стильной, отмеченной печатью античной элегантности. Левой рукой он поглаживал пузатую вазу, на его губах играла победная улыбка. Подпись под фотографией гласила: «Э. А. Франкенфельд, переехавший в наш город каких-то десять лет назад, сегодня директор фабрики «Антиквар», предприятия, успешно справляющегося с ответственными экспортными поставками».

Удивлению моему не было границ. «Директор фабрики? Как он этого добился? Мое почтение, — подумал я, — в прошлом он много дурного натворил, но сейчас, очевидно, стал другим человеком. Молодец, постарался. Ведь если вдуматься, в юности он ничему не учился и профессии не приобрел».

Ну, что он умел? Скакать верхом? Стрелять из охотничьего ружья? Не слишком-то много. Одним словом, у него, на мой взгляд, не было никаких предпосылок, чтобы воскреснуть в подобном обличье. Его успехи заставили меня обо многом задуматься. Я еще мало знал о новом времени, но не исключал, что импозантная внешность этого человека, его внешняя невозмутимость и безапелляционность суждений и помогли ему в конечном счете занять столь заметную должность.

Если он что и умел всегда, то это использовать людей и заставлять их работать на себя. Э. А. Франкенфельд! Нет, я обязательно должен был удостовериться, чему он своими успехами обязан.

7

Крестьянское восстание в Бирнбахе, сведения о котором были обнародованы всего несколько лет назад благодаря заслугам ученых-историков Д. и Г. Бренена, закончилось, как и предсказывал Эрнст Август в моей лаборатории, кровавой бойней, устроенной войсками короля Саксонии и нашего князя. Оба властителя возвели на престол слабоумного младшего брата графа. Графской семье вернули ее имения, графиня фон Рудов свое потеряла, но оно было возмещено в виде большой суммы из государственной казны. Она вышла замуж за гессенского банкира, принеся ему в приданое дворянский титул. Впоследствии она сотрудничала с администрацией Наполеона и после поражения его в России вынуждена была уйти в монастырь. Эта версия убедительной мне не кажется. Я-то фон Рудов помню! Она… и монастырь! Ну нет…

Эрнст Август IV, по данным этих историков, пропал в круговерти революции; возможно, он и монах, задержанный повстанцами при попытке перехода границы и повешенный ими, потому что его приняли за известного ростовщика, — одно и тоже лицо. Это всего лишь предание. Мне лучше знать, куда попевался граф, но возражать ученым я не стану. Кто мне поверит!

Фабрика, где директором стал Э. А., возникла шесть лет назад, когда объединилось несколько артелей, производивших сувениры. И за недолгое время это худосочное поначалу предприятие стало одним из ведущих в области изготовления «нового антиквариата».

— Это заслуга шефа, — сказала мне Маня Клотц, когда я уже работал в конструкторском бюро и мы обсуждали с ней проблему изготовления венецианских зеркал. — Шеф первым почувствовал приближение волны ностальгии; тогда керосиновые лампы и фарфоровые соусники валялись еще у большинства на чердаке или в подвале. Только и разговоров было, что о суперсовременных линиях и формах. Но он сумел преодолеть сопротивление и наладил изготовление сувениров старинного образца. И мы видим, чутье его не подвело.

Что ж, может, оно и так. Особого рода нюх у Э. А. был всегда. А «преодолевать сопротивление» людей, становившихся у него на пути, он тоже умел. Если уж говорить начистоту, то я не отрицаю некоторых его заслуг. Я не хочу поставить ему в вину, что для своей новой карьеры он воспользовался смутными воспоминаниями из собственного прошлого. Я не виню сопутствующие обстоятельства: районному руководству весьма кстати пришлись данные об успехах вновь образовАпюго предприятия. Особенно в то время, когда сельскохозяйственный кооператив в Кляйн-Бирнбахе хромал на обе ноги, а химзавод ходил в отстающих.

Но я не умолчу о его стремлении жить и руководить по примеру своих предков-феодалов. Он окружил себя людьми, повторявшими каждое его слово. Он позволял льстить себе на фабричных и профсоюзных собраниях. Критику своих действий он терпел только для вида, будучи внутренне убежден, что его мнение — единственно правильное. И в результате всего этого он принимал волевые решения, которые, если вникнуть, скорее разрушали здоровый климат в коллективе, чем способствовали его сплочению.

Но даже побывав на «Антикваре», это можно было заметить не сразу. Над фабричными воротами висели лозунги и призывы, как и у всех. В конструкторском бюро работа шла на всех парах. А то, что краснодеревщики неделями не уходили домой, потому что шеф взялся за исполнение сложнейшего экспортного заказа, хотя у фабрики таких возможностей не было, что чеканщики целыми неделями слонялись без дела, потому что шеф по той же причине вместо медных и латунных листов заказал дорогие сорта дерева, увидел и понял бы только тот, кто пробыл бы на фабрике подольше. Другие примеры я уже приводил. Нет, для такой должности он не годился.

Я упоминал уже о «придворном» окружении Франкенфельда, о Мане Клотц, его возлюбленной, выступавшей на всех приемах, пресс-конференциях или торжественных встречах с хвалебными речами, о Беньямине из фабкома, о Бирке, «первом советнике» Э. А., я мог бы сказать еще о секретарше директора Бондаш, настоящей придворной даме, с высокомерием ставящей препоны людям, которые добиваются приема у шефа по важному делу, о его любимцах Брендене и Рише, никогда в жизни не ставшими бы начальниками отделов, если бы они с такой горячностью не поддерживали каждое предложение директора и не спешили исполнить любое его желание.

Хочу привести еще один — последний — пример, заставивший меня разоблачить двойную игру Э. А. В нашем обществе нет и не может быть места двуличию, карьеризму и аристократическому своеволию. Этот случай задевает меня лично. Я уже несколько раз говорил о Регине Фленц, девушке, ближе которой у меня нет никого на свете. Познакомились мы с ней на новогоднем вечере. Я попал на него, потому что хотел понаблюдать за Э. А. в неофициальной обстановке. И тут я разговорился с молодой женщиной, на которую прежде внимания не обращал. Может быть, мне особенно понравилось то, с какой серьезностью она говорила о научной фантастике, может, дружеская атмосфера и несколько бокалов вина сделали свое дело — во всяком случае, общий язык мы нашли быстро. Регина работает в плановом отделе под началом у Бирке, но в отличие от своего непосредственного руководителя и еще кое-кого стиль и манеры Э. А. у нее симпатий не вызывают. Наоборот!