Александр Плонский - Плюс-минус бесконечность (сборник)

• Название: Плюс-минус бесконечность (сборник)
• Автор: Александр Плонский
• Издательство: Книжное издательство
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1986

Автор — ученый, выпустивший около двадцати книг специального и популяризаторского характера. В сборник вошли повести и рассказы, написанные в ключе научной фантастики.

---

Он указал на полку с фантастикой.

— А что вы скажете о Леме, Ефремове, Казанцеве?

— Решительно отвергаю фантастику. Фантасты состязались в нагромождении нелепостей, пренебрежении законами природы. В их произведениях на первом плане компьютеры и роботы, а не люди, но именно логика, этот краеугольный камень машинного интеллекта, попирается походя, как у вас говорят, без зазрения совести!

— Но фантастика подталкивает науку, придает ей смелости…

— Скажите лучше, что это мираж, влекущий в бесплодные зыби. Наркотик может породить в воображении яркие, фантастические картины. Значит ли это, что…

— Ваше сравнение абсурдно. Фантастика развивает в человеке интуицию, а без нее…

— Мы отказались от всего, что связано с интуицией. Вы считаете ее чуть ли не божественным даром. В наше же время ей попросту не доверяют. Зачем нужна интуиция, если компьютер путем последовательного перебора в считанные секунды всегда найдет правильное решение.

— А если нужно перебрать бесчисленное множество вариантов?

Странно, что такой случай раньше не приходил мне в голову…

— Но память компьютера практически всеобъемлюща, а быстродействие почти безгранично…

Он обратил против меня мое же оружие — логику.

— «Практически»… «Почти».. Разве эти слова имеют смысл применительно к бесконечности? Так вот, когда они воздвигают барьер на пути к математически точному решению, человек призывает на помощь интуицию. Так что фантастика…

— Бросьте! — сказал я грубо. — Можно привести тысячу примеров того… Да что там! Необратимость времени — очевидный факт. Но сколько машин времени, одна примитивнее другой, придумано фантастами!

— И это говорите вы, пришелец из будущего?!

Какой ужас! Я сам угодил в сделанную своими руками ловушку… И это я, гордящийся безупречной логикой… Пришелец из будущего… Не мог же я открыть правду, сказать ему, что он лишь призрак в потертых джинсах, что мир, в котором мы встретились, в действительности не существует (а вдруг существует! — мелькнула дикая мысль)… Этот мир — всего лишь игра электрических потенциалов, спектакль на строго документальной основе, ничего общего не имеющий с фантастикой. И я участвую в нем скуки ради… Жизнь, воссозданная в инфраструктуре электронных цепей, связала на миг меня и человека, то ли действительно существовавшего десять веков назад, то ли синтезированного разумом машины, которая вдохнула сознание в собранные воедино миллиарды бит информации. Но почему этот невсамделишный человек смотрит на меня с чувством превосходства, с какой-то странной жалостью? И, что самое страшное, его доводы, при всей их примитивности, в чем-то поколебали сложившуюся в моем сознании систему ценностей. Книга, архаический отзвук ушедших столетий, наивная попытка обессмертить человеческую душу, тесное вместилище буквенных символов, не способное приютить путника, застигнутого вселенским потопом информации, раскрылась передо мной целомудренной белизной страниц, величием духа, которое невозможно выразить в битах. Неужели…

Бермудский треугольник на бульварном кольце

Ладони, которые саднят

— Хотите, прочитаю новый рассказ?

Застигнутые врасплох гости молчали.

— Опять фантастика? — спросил Философ.

— Обожаю фантастику, — захлопала в ладоши Актриса. — Но почему вы не пишете детективные романы, как знаменитый Мегрэ?

— Сименон, — вполголоса поправил Инженер. — Жорж Сименон. Впрочем, это не столь важно.

— А правда, что у него двести романов?

— Правда. Но большинство не детективные.

— Но и не фантастические, — подчеркнула Актриса.

— Интересно, он тоже читал их вслух? — пробормотал Философ.

— Вряд ли. Сименон сочинял романы со сверхзвуковой скоростью. Зато мои рассказы значительно короче, — сказал я в оправдание. — И страдать придется недолго.

— Краткость — сестра таланта, — кивнул Философ, раскуривая трубку.

— Свежая мысль, — отозвался Инженер, сочувственно относившийся к моему литературному творчеству. — У вас, философов, мысли всегда свежие, даже если они чужие.

— Вы тоже умеете мыслить, — не остался в долгу Философ. — На инженерном уровне.

— Пожалуй, начну, — предупредил я, раскрывая рукопись.

— С удовольствием послушаем ваше эссе, — поддержала Актриса.

— Сонет, — уточнил Инженер.

«Саднили натруженные ладони. Карбо привык к этой боли и не обращал на нее внимания. Он знал: еще минута, и боль исчезнет, прежняя реальность сменится новой, с другими, неизведанными радостями и печалями, взлетами и падениями…

Карбо всегда входил поздно вечером — в иное время, иной мир, иную жизнь. И, прожив ее в считанные часы, иногда мелькавшие, словно секунды, а иногда тянувшиеся годами, возвращался на рассвете.

У него была единственная степень свободы — свобода ежевечернего выбора координат в каждом из четырех измерений. С точностью до дня и километра. Любого дня в прошлом и будущем. Любого километра в пределах Земного шара. Но он никогда не знал заранее, чем чреват выбор: предстоит ли ему преследовать или спасаться бегством, жаждать крови или истекать ею.

И в этом была своя прелесть. Потому что он родился искателем приключений, бродягой в пространстве и во времени…»

— Так я и знал, — вмешался Философ. — Снова перепевы Уэллса, вариации пресловутого «парадокса дедушки». Конечно же, ваш Карбо, охотясь на мамонта, застрелит из бластера собственного пращура и…

— Не слишком ли торопитесь? — возразил Инженер. — До сих пор Автор придерживался научных концепций и в литературе, и в жизни. Так ведь?

— Безусловно, — подтвердил я. — В трех измерениях двигаюсь туда и обратно, а в четвертом…

— Только туда? — иронически подхватил Философ. — Это меняет дело!

— Вот видите, сказал Инженер. — Автор не позволит герою своего рассказа пользоваться столь устаревшим средством транспорта, как уэллсовская машина времени!

— Вера Холодная тоже не признавала транспортных средств, — присоединилась к разговору Актриса. — На съемки она всегда приезжала в экипаже.

— В карете, запряженной цугом, — не удержался Инженер.

— Цугцвангом, — в тон ему откликнулся Философ.

— Так я и поверила! — погрозила пальчиком Актриса.

— Что это вы ставите крест на машине времени? — не выдержал я. — Она ведь не перпетуум-мобиле. И вообще, знаете ли, что такое машина?

— «Машина есть деревянное приспособление, оказывающее величайшие услуги при подъеме грузов», — процитировал Витрувия Инженер.

— Вот-вот. В понимании машины вы все еще на рубеже первого века до нашей эры. Но скажите, чем ЭВМ не машина времени, к тому же — мыслящая?

— Распространенное заблуждение, — назидательно проговорил Философ. — Машина не мыслит, а моделирует мышление. Сама категория «мышление» не существует вне человека. Лишь человек способен мыслить.

— А если машина научится делать то же самое, даже быстрее и лучше?

— Все равно она не будет мыслить.

— Хотя бы на инженерном уровне? — простодушно спросил Инженер. — Кстати, вас не было дома на прошлой неделе!

— Я летал в Ленинград.

— Чепуха!

— Вы мне не верите? — оскорбился Философ.

— Не верю. Полет — категория, присущая птицам, стрекозам, бабочкам…

— Божьим коровкам, комарам, — продолжила Актриса. — Не переношу комаров!

— …А вы, как мне кажется, даже не летучая мышь. Человек, будь он трижды философом, летать принципиально не способен. Мы в состоянии лишь моделировать полет, как машины — мышление!

— Софистика! Демагогия! — взорвался Философ, потрясая потухшей трубкой. — Таким приемом любую истину можно довести до абсурда!

— Вам виднее, — согласился Инженер. — Ведь это по вашей части. Но будем последовательны: если уж моделировать, так моделировать! А знаете, «действующая модель мысли» — совсем не дурно!

— Прекратите спорить, мальчики! — блеснула Актриса оперным сопрано. — Вот вы что-то говорили насчет времени, будто его нельзя остановить или повернуть обратно. А Станиславский и Немирович-Данченко рассказывали…

— Вам? — поразились Инженер и Философ.

— Моей бабушке. Довольны?

— Парадокс бабушки, — съязвил я.

— Зажмурьтесь! — приказала Актриса. — А теперь раскройте глаза. Шире! Видите роскошный зал, позолоту, бархат? Мужчин во фраках, женщин в бриллиантах, павлиньих перьях и этих…

— Кринолинах!

— Неважно, в чем! Восемь часов вечера, сейчас поднимется занавес. Пять минут, десять — публика аплодирует. Ой, мальчики, так приятно, когда тебя вызывают… Полчаса — начинается шум. Час…

— Представляю картину, — улыбнулся Инженер. — Гвалт, топот… Мужчины, засучив рукава фраков, ломятся в запертые двери. Женщины визжат, царапают позолоту, трясут павлиньими перьями…