Михаил Емцев - Последнее путешествие полковника Фосетта (сборник)

• Название: Последнее путешествие полковника Фосетта (сборник)
• Автор: Михаил Емцев
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1965

"Последнее путешествие полковника Фосетта" — третья книга молодых авторов после сборника фантастических повестей "Уравнениес Бледного Нептуна" и сборника научно-фантастических рассказов "Падение сверхновой". Особенностью данного сборника является попытка развить фантастическую фабулу на приключенческом фоне. Действие двух повестей сборника — "Лоцман Кид" и "Последнее путешествие полковника Фосетта" — происходит в экзотических странах Южной Америки, на Галапагосских островах, в таинственной сельве, в безмолвии океанских глубин. Герои повестей, ученые, заняты обычными научными исследованиями и только чуть — чуть переступаютгрань реального, входят в мир фантастики.

Три рассказа сборника — «Снежок», "De profundis" и "Фигуры на плоскости" — просто фантастические рассказы, в них есть и космос, и машина времени, и абсолютно фантастические ситуации.

---

Но что делать мне? Куда направиться от Роковой стоянки Мучительных Раздумий, как я назвал свой лагерь у реки Манисауа-Миссу?

Шуршат сухие листья банана.

«В конечном итоге тебя интересуют покинутые города и таинственный серебряный вирус, а не судьба Фосетта, исходя из этого и нужно выбирать маршрут», — говорил я себе и не был уверен, что это действительно так.

Но выбрать маршрут действительно было необходимо. Я не мог позволить себе роскошь и далее задерживаться на Роковой стоянке Мучительных Раздумий. И так

уже мои румберо[22] поглядывают на меня с удивлением. Еще день-два, и они начнут относиться к нашему походу, как к пикнику, где можно хорошо пожрать и вдоволь поваляться на травке. Я, кажется, их совсем распустил. Следствием моих раздумий и колебаний явилось резкое сокращение провианта. Осталось всего сорок фунтов тапиоковой муки, бочонок тростниковой водки качасы,

двадцать пять фунтов шарке,[23] немного масла и ящик сахара. Есть еще отличный кофе. В лучшем случае всего этого хватит на три недели. Не больше. А неизвестно еще, сколько времени нам предстоит пробыть в Шингу. Придется сократить пайки и восполнить дневной рацион за счет охоты. Благо охота здесь чудесная. Зверье совершенно непуганое.

Пока мои румберо Мануэл и Энрико будут красться за дичью, я окончательно решу, куда направиться дальше. К сожалению, мое путешествие по следам Фосетта не дало никаких новых фактов. А раздумывать некогда, совсем некогда. Ноябрь уже на носу. По самым оптимистическим подсчетам, в моем распоряжении будет еще каких-нибудь сорок дней. С декабря по конец апреля открывается сезон дождей. В это время Шингу превращается в вышедший из берегов ад. Впрочем, слово «ад» уже давно ничего не объясняет. Люди придумали много такого, что оставляет далеко позади мрачную фантазию господина Сатаны и господ Астарота, Вепиала и Кё…

«Манисауа-Миссу». Так свистят змеи. На стоянках я по обычаю Гуарани окружал лагерь кольцом сухих банановых листьев. Как бы ни был осторожен и легок пружинящий шаг ягуара, его выдаст шуршание и треск сухих банановых листьев, желтых и скорчившихся от солнца. Но змеи струятся бесшумно. Голубые ручьи с прихотливым узором желтой пены, нежно-сиреневые лианы с белой мозаикой лишайника, длинные серо-зеленые побеги гевеи с завораживающим взглядом ацтекских глаз — вот что такое змеи. Жгутом блокируйте вены над местом укуса, посыпьте ранку порохом и подожгите его, раскалите на огне мачете и старайтесь не втягивать ноздрями дым вашего мяса; не забудьте, наконец, и о сыворотке из Буантанана… Если вам повезет и через три недели из душного бреда вы выползете на белый свет, шатаясь и жмурясь, как освенцимский доходяга, благодарите небо. А еще лучше — богов этой страны: Солнце, Большую крылатую змею, Матерь отчаянья и туманов, папашу Мавутсинима. Но лучше всего купите плащ из кожи анаконды. Семь лет неуловимый для человека запах царицы змей будет защищать вас от всяких ядовитых тварей.

Анаконда. Вы, конечно, видели ее в кино. Помните, как смельчак-одиночка охотится на анаконду? Добродушное чудовище пенит воду, рвется из объятий нахала-супермена, а «случайно» оказавшийся рядом кинооператор зарабатывает на каждом метре пленки двадцать долларов. Здесь все правильно. Никаких комбинированных съемок. И все-таки это самый наглый и страшный обман.

Спросите индейцев и серингейро, бразильских трапперов и золотомойщиков, и они вам скажут, что нет в мире ничего страшнее анаконды. Бассейны рек Парагвай, Арагуая, Токантинс и Манисауа-Миссу — это владения анаконд. Ни за какие деньги вы не заманите туда бразильеро. В среднем только двенадцати из каждой сотни удавалось пройти по этим рекам. Остальные восемьдесят восемь исчезали. Вспомните, что писал Фосетт об анакондах и как он о них писал…

Анаконда в двадцать — двадцать пять футов не редкость. При известной сноровке ее действительно можно схватить руками за глотку и выволочь на берег. Из ее желто-зеленой или красновато-белой кожи делают плащи, изящные сумочки и туфельки для красавиц Коппакабаны. Мясо ее тает во рту. Но анаконда в сорок и более футов — апокалиптическое чудовище, иррациональная химера. Уоллес нашел на Амазонке дохлую анаконду в тридцать восемь футов. Она умерла, не сумев переварить целиком проглоченного буйвола. Фосетту удалось подстрелить анаконду в шестьдесят два фута. Она могла бы проглотить слона. Такие исполинские экземпляры встречаются не часто, но следы, которые змеи оставляют в болотах, бывают иной раз шириной в шесть футов. По сравнению с таким исчадием ада даже змея, подстреленная Фосеттом, будет выглядеть карликом. В Бразильской комиссии по определению государственных границ хранится череп анаконды, достигавшей восьмидесяти футов! Она была убита на реке Парагвай.

Дай вам бог никогда не встретить змею высотой с восьмиэтажный дом! Есть вещи, которые человеку трудно пережить. Страна анаконд — это далекое прошлое. Юрские гнилые болота, меловые озера, мезозойское жаркое небо. Человека тогда еще не было на земле. Природа уберегла его от этого зрелища. И потому не надо ему ходить в страну анаконд! Я ученый, я гуманный и терпимый человек, может быть, даже слишком терпимый. Но я бы напалмом выжег этот питомник ужаса. Даже атомная бомба не была бы слишком высокой платой за те пять минут, которые я пережил с глазу на глаз с исполинской анакондой. Я возненавидел себя за ту глубину ужаса, на который оказался способен. Как мне отомстить за этот ужас, как вернуть себе былое спокойствие?..

Шла восьмая ночь моего путешествия по Манисауа-Миссу. Ярко пылал костер, дыша смолистым ароматом араукарии и горьковатым мускусом дикого ореха пеки. Где-то внизу в прохладной темноте бормотала река, качая надежно привязанный плот. Метались светлячки, кричали арары. Завернувшись в плащи из теплой и мягкой шерсти ламы, похрапывали мои румберо. Ночной ветерок изредка трогал сухие банановые листья, заставляя меня вздрагивать и оборачиваться. Костер уже один раз прогорел. На нежных, как шиншилловый мех, пепельных углях томится завернутое в ароматичные листья мясо пекари. Рядом на тихом огне печется миту-миту — большущий каштановый индюк.

Глупого миту-миту довольно легко подстрелить. Когда он поет, то не обращает внимания на посторонние звуки.

Заглядевшись на индюка, я не расслышал странного звука, похожего на тихий автомобильный гудок. Но звук этот не укрылся от спящего Мануэла. Он вскочил и, заслонясь ладонью от костра, прислушался.

— Ты слышишь, начальник? Bichus!

— Какие звери? Пума?

— Нет!

Он помотал головой. Отстегнул фляжку и выпил качасы. Глотал он крупно и жадно. Тонкими струйками водка стекала с углов его рта и сползала по запрокинутому подбородку за ворот. На мокрой шее метался малиновый отсвет костра.

— Смотри туда! — сказал он, с хрипом выдыхая воздух.

Я глянул в темноту по направлению его руки. Сначала ничего, кроме крутящихся светляков, не было видно. Потом мне показалось, что я вижу неподвижные и немигающие рубиновые огоньки. Это могло быть миражем оттого, что долго смотрел на костер. Я зажмурился.

— Видишь?

Открыл глаза, но огоньки не исчезли.

— Вижу… Кто это?

— Страшные bichus. Они сердятся. Слышишь, как стонут?

И тут я понял, что это были анаконды. Полчища анаконд, рассерженных и, вероятно, голодных.

— Разбудить Энрико? — спросил я, указывая на безмятежно храпевшего коротышку-кабокло.[24]

— Зачем? — Мануэл безнадежно махнул рукой. Потом, втянув носом воздух, повернулся ко мне и нахмурился.

— Это кайтиту так пахнет? — спросил он, кивая на завернутую в листья свинью.

— Да. И миту-миту тоже.

— Их надо убрать. Запах дразнит чудовищ.

— Куда убрать? Бросить им?

— Не дай бог! Это только привлечет их к нам.

— Тогда сжечь?

— Жалко… Давай их лучше съедим.

Браво, Мануэл! Ничего лучшего, конечно, в данной ситуации не придумаешь. Мы растолкали Энрико и разъяснили ему обстановку. Опухший от сна, он мотал головой, тер глаза и судорожно позевывал. Когда до него дошло, в чем дело, он глотнул качасы и молчаливо принялся раздирать дымящееся душистое мясо.

Это был пир во время чумы. Поглядывая на рубиновые огоньки и внутренне содрогаясь от ужаса, мы остервенело уничтожали водосвинку и индюка. Сейчас приходится только удивляться, как мне удавалось проглатывать такие огромные, еще не успевшие остыть куски.

Мы заедали мясо медом диких ос, добытым Энрико еще на прошлой стоянке. Скоро все вокруг стало липким и сладким. Ствол моего винчестера двадцать четвертого калибра лоснился, как от обильной смазки. Пришлось убрать оружие с колен куда-нибудь подальше. Все равно оно бы не помогло, напади на нас вся эта красноглазая шайка, Скоро захотелось пить. Но по какой-то странной случайности воды в нашем ведре для питья оказалось на самом донышке. Спуститься за водой к реке было равносильно самоубийству. Пришлось выпить качасы, которая к пожару в глотке добавила пожар в желудке. Клин вышибают клипом. Чтобы не думать о воде, я подлез поближе к костру и попытался уснуть. Энрико остался за часового. Мануэл велел ему поджечь банановые листья, если анаконды подползут ближе.