Анри Труайя - Грозные царицы

• Название: Грозные царицы
• Автор: Анри Труайя
• Издательство: 0b7eb99e-c752-102c-81aa-4a0e69e2345a
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-699-24320-4

На этих страницах вас ждет увлекательное повествование, посвященное эпохе дворцовых переворотов в России. Этот интереснейший период в истории страны еще называют «эпохой женской власти». Три императрицы и одна регентша правили великой державой на протяжении тридцати семи лет. При всей несхожести судеб Екатерины I, Анны Иоанновны, Анны Леопольдовны и Елизаветы Петровны их объединяло одно: во внутренней и внешней политике они чаще всего руководствовались только личными чувствами и капризами.

Талантливый романист и известный биограф Анри Труайя рассказывает о судьбе этих цариц, оказавших большое влияние на становление российского государства, но оставшихся мало известными: их затмила слава Петра Великого и Екатерины Великой, которая унаследовала от них престол.

Автор воссоздает живую и яркую картину России XVIII века – империи, которая держалась на власти оружия и женщин.

---

Но, несмотря на показные покорность и доброжелательность, Анна Иоанновна ни на минуту не теряла из виду цель, поставленную ею перед собой, когда новая царица покидала Митаву, чтобы вернуться в Россию. Имевшиеся среди гвардейцев, мелкого и среднего дворянства, духовенства сторонники императрицы готовились действовать, а действия их неминуемо должны были привести к взрыву.

25 февраля 1730 года царица как ни в чем не бывало сидела на троне, окруженная членами Верховного тайного совета и толпой придворных, наводнивших большой зал Лефортовского дворца. Внезапно сквозь толпу, подобно кораблю, лихо разрезающему морские волны, прорвались несколько сотен гвардейских офицеров во главе с князем Алексеем Черкасским, известным борцом за права новой императрицы. Взяв слово, он попытался в бессвязной своей речи объяснить, что документ, подписанный Ее Величеством под давлением Верховного тайного совета, противоречит принципам российской монархии, где царят помазанники Божьи. От имени миллионов подданных, посвятивших себя борьбе за Святую Русь, он принялся умолять царицу отказаться от этого чудовищного соглашения и как можно скорее созвать Сенат, дворянство, высшее офицерство и духовенство, чтобы огласить перед этим собранием свои собственные взгляды на власть.

«Нам нужна самодержавная царица, мы не хотим Верховного тайного совета!» – прокричал один из офицеров, бросаясь на колени перед Анной Иоанновной. Ловкая комедиантка, Анна Иоанновна изобразила изумление: вроде бы ей вдруг открылось, что ее добровольное согласие было получено обманом, что, полагая, будто передает Верховному тайному совету часть своих прав ради всеобщего блага, она, оказывается, оказала услугу только злодеям и честолюбцам! «Как?! – воскликнула она. – Разве, когда я подписывала „Кондиции“ в Митаве, я не соблюдала интересов всего народа?» Офицеры вдруг все разом сделали шаг вперед, как на параде, и заявили в один голос: «Мы не позволим, чтобы нашей государыне диктовали законы! Мы ваши рабы, но мы не можем перенести, чтобы бунтовщики делали вид, что командуют вами. Скажите одно только слово, и мы бросим их головы к вашим ногам!»

Анна Иоанновна едва сдержалась, чтобы не показать публично своей радости. Во мгновение ока ее триумф искупил все прошлые унижения и оскорбления. Ее хотели оставить в дураках, а это она оставила в дураках своих врагов, верховников, стерла их в порошок. Испепелив взглядом этих коварных аристократов, она воскликнула: «Я больше не чувствую себя в безопасности здесь!» – и, обернувшись к офицерам, добавила: «Повинуйтесь только Семену Андреевичу Салтыкову!»

Человек, которого она назвала, несколько дней назад был произведен в подполковники. Офицеры прокричали «Виват!» так громко, что стекла задрожали. Одной-единственной фразой эта мудрая женщина с сильным характером смела Верховный тайный совет с лица земли. Значит, она сможет вести Россию к славе, справедливости, процветанию, значит, она достойна этого!

Чтобы завершить этот «момент истины», императрица приказала прочесть ей вслух текст хартии. После оглашения каждого пункта договора она задавала один и тот же вопрос: «Соответствует ли это желаниям народа?» И каждый раз офицеры вопили во все горло: «Да здравствует самодержавная царица! Смерть изменникам! Мы разорвем на куски всякого, кто откажет ей в этом титуле!»

Выигравшая таким образом всенародный плебисцит даже прежде, чем была официально коронована, Анна Иоанновна заключила сладким голоском, который никак не подходил к ее могучей фигуре матроны: «Так, выходит, эта бумага бесполезна?» – и под рев толпы, кричавшей «Виват!», порвала в клочья документ и бросила его клочки к своим ногам.

По окончании этого бурного заседания, которое Анна Иоанновна сочла своей настоящей коронацией, императрица, в сопровождении все разрастающейся когорты гвардейских офицеров, двинулась в сторону членов Верховного тайного совета, которые, не желая присутствовать при триумфе той, которой хотели подстричь коготки, но которая этими коготками только что изодрала их всех в кровь, предпочли ретироваться. В то время как большая часть верховников словно бы онемела – они стояли подавленные, унылые, удрученные, – Дмитрий Голицын и Василий Долгорукий обратились к толпе противников и публично признали свое поражение. «Пусть все будет так, как угодно Провидению!» – философски заключил Долгорукий.

И снова взорвалась толпа, снова послышались крики «Виват». «День одураченных» подходил к концу. Когда уже не оставалось ни малейшего риска примкнуть не к той партии, сделать неверный выбор, Остерман, который, притворившись тяжело больным, якобы пролежал все это время в постели по настоянию врачей, вдруг появился – свеженький как огурчик и веселый как скворец, – поздравил Анну Иоанновну, поклялся ей в вечной преданности и потихоньку предложил императрице начать от имени Ее Величества показательный процесс против Долгоруких и Голицыных. Анна бросила ему радостно-презрительную улыбку. Ну, и кто осмеливался говорить, что она другой породы, чем Петр Великий? Только что она доказала обратное. И одна только мысль об этом переполняла ее гордостью.

Самое трудное осталось позади, и Анна Иоанновна уже без особых переживаний стала готовиться к коронации: надо было ковать железо, пока горячо. По ее приказанию официальная церемония была назначена на 15 марта 1730 года – то есть спустя две недели после описанных выше событий. Коронацию решено было проводить с обычным блеском, в Успенском соборе Кремля. Екатерина I, Петр II, Анна Иоанновна – смена одного Величества на другое происходила в таком быстром темпе, что голова кружилась в этом безумном вальсе. Явление новой императрицы вынуждало москвичей в третий раз за шесть лет приветствовать торжественный кортеж, который двигался по улицам города по случаю восшествия на престол государыни. И, уже привыкшие к этим повторяющимся празднествам, они тем не менее все с тем же энтузиазмом выкрикивали здравицы и выказывали благоговение перед «матушкой-царицей».

Но и императрица проводила дни не в праздности. Она начала свое царствование с того, что назначила главнокомандующим и главным камергером двора Семена Андреевича Салтыкова, который так верно послужил ей, и сослала чересчур беспокойного Дмитрия Михайловича Голицына в его земли, чтобы примерно наказать. А самое главное, что она успела сделать, – это послать эмиссара в Митаву, где Бирон с нетерпением ожидал известия о том, что путь свободен. Получив это известие, он немедленно выехал в Москву.

В старой столице праздники по поводу коронации сопровождались гигантскими фейерверками, но сверкающие огни салютов вскоре померкли на фоне редкостно яркого багрянца рассветного неба: вставала заря, небо внезапно запылало, будто сбрызнутое алой кровью… Среди народа нашлись смельчаки, решившиеся увидеть в этом дурное предзнаменование.

V. Странности и причуды Анны

Царевна Анна в семнадцать лет была выдана замуж за герцога Фридриха-Вильгельма, который, оставив о себе при дворе воспоминание как о сварливом принце-пьянице, увез супругу в Курляндию, в Анненгоф. Прошло всего несколько месяцев после отъезда из России – и Анна Иоанновна осталась вдовой. Тут же перебравшись в Митаву, она жила там в одиночестве и нужде, чувствуя себя покинутой Богом и людьми. В течение долгих лет, когда весь мир, казалось, позабыл о ее существовании, за Анной, словно тень, следовал повсюду некий Эрнст-Иоганн Бирон – дворянин вестфальского происхождения. Бирон занял в сердце герцогини место ее прежнего возлюбленного, Петра Бестужева, должника Петра Великого.

Сменив Петра Бестужева, Эрнст-Иоганн Бирон, человек весьма плохо образованный, но с непомерными амбициями, проявил необычайное усердие и оказался незаменим как в дневных трудах герцогини, так и в ее постели по ночам. Ей в равной степени нравились и его советы, и его ласки. Бирон освободил любовницу от обременявших ее забот и опасений, доставляя ей все удовольствия, каких только она могла пожелать. Хотя настоящая фамилия его была «Bühren», а близкие, русифицировав ее, называли его Biren'ом, сам он предпочел, чтобы его «офранцузили», и выбрал другую транскрипцию своего имени: «Biron». Будучи внуком конюха Якова Курляндского (Jacques de Courlande), Эрнст-Иоганн претендовал на высокое происхождение и везде говорил, что принадлежит к благородному французскому роду Биронов, под фамилией «Бирон» он и вошел в историю.

Сама Анна Иоанновна даже и не думала ни в чем сомневаться, она верила любовнику на слово, и привязанность ее к нему была так сильна и велика, что герцогиня каждый день находила не меньше сотни совпадений в их взглядах на жизнь. Общность вкусов и склонностей обнаруживалась даже в самых мелких деталях их повседневного поведения, включая интимную близость. Точно так же, как его царственная любовница, Бирон обожал роскошь, но ему, как и ей, была в высшей степени безразлична нравственная и телесная чистота. Здравомыслящая и физически здоровая женщина, Анна не обижалась ни на что, была довольна всем и считала приятными даже исходивший от Бирона запах пота и конюшни и его резкий тевтонский акцент. Действительно, как за столом, так и в постели для нее предпочтительны были сильные запахи и грубые наслаждения. Она любила поесть, любила выпить, любила посмеяться. Анна была очень высокой, пузатой, с пышной грудью, оплывшим от жира телом, одутловатым лицом, привлекательными в ней казались только густые темные волосы и живые синие глаза с дерзким взглядом, обезоруживавшим собеседника еще до того, как она успевала произнести хоть слово. Страсть к ярким, перегруженным золотым шитьем платьям вполне уживалась в ней с презрением к модным при дворе ароматным туалетным водам. В ее окружении говорили даже, будто русская царевна упорствует в том, что лучший способ очистить кожу – протереть ее растопленным маслом. Еще одно противоречие в характере Анны Иоанновны сказывалось на ее обращении с животными: она безумно их любила, но находила садистское удовольствие в том, чтобы убивать или даже мучить. Назавтра после коронации и переезда в Санкт-Петербург она приказала развесить во всех помещениях Зимнего дворца заряженные ружья. Иногда, охваченная непреодолимым желанием убийства, Анна Иоанновна распахивала окно, вскидывала на плечо оружие и подстреливала птицу на лету. В покоях императрицы всегда гремели выстрелы и невыносимо пахло порохом, но этого ей было мало: она призывала своих перепуганных фрейлин и обязывала их следовать своему примеру, угрожая выставить за дверь в случае неповиновения. Всегда жадная до развлечений, царица кичилась тем, что у нее столько же лошадей, сколько дней в году. Каждое утро она обходила дворцовые конюшни и псарни, с удовлетворением скупца пересчитывая свои сокровища. Ничуть не меньше она любила забавляться с гудящими голландскими волчками, и при посредничестве российского посланника в Амстердаме покупала там тюками специальную нить для закручивания этих волчков. Впрочем, точно так же увлекалась Анна Иоанновна шелковыми тканями и безвкусными безделушками и украшениями, которые заказывала во Франции. Для нее равно бесценными были вещи, услаждавшие душу и щекочущие нервы. Зато она не проявляла ни малейшей склонности повысить уровень своего образования, читая книги или слушая речи людей, слывущих учеными. Прожорливая и ленивая императрица полностью отдавалась на волю инстинктов и использовала каждую свободную минуту для того, чтобы прилечь вздремнуть. Отоспавшись, она приглашала Бирона, небрежно подписывала принесенные им бумаги и, исполнив таким образом свой императорский долг, открывала дверь смежной комнаты, где сидели за вышиванием ее фрейлины, и весело восклицала: