Анри Труайя - Ги де Мопассан

• Название: Ги де Мопассан
• Автор: Анри Труайя
• Издательство: 0b7eb99e-c752-102c-81aa-4a0e69e2345a
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2005
• ISBN: 5-699-10477-1

Ги де Мопассан (1850–1893) – выдающийся французский писатель, гениальный романист и автор новелл, которые по праву считаются шедеврами мировой литературы. Слава пришла к нему быстро, даже современники считали его классиком. Талантливому ученику Флобера прочили беззаботное и благополучное будущее, но судьба распорядилась иначе…

Что сгубило знаменитого «певца плоти» и неутомимого сердцееда, в каком водовороте бешеных страстей и публичных скандалов проходила жизнь Ги де Мопассана, вы сможете узнать из этой уникальной в своем роде книги. Удивительные факты и неизвестные подробности в интереснейшем романе-биографии, написанном признанным творцом художественного слова Анри Труайя, которому удалось мастерски передать характерные черты яркой и самобытной личности великого француза, подарившего миру «Пышку», «Жизнь», «Милого друга», «Монт-Ориоль» и много других бесценных образцов лучшей литературной прозы.

---

Уже год, как я собираюсь написать вам, но… не один раз мне казалось, что я слишком возвеличиваю вас и, пожалуй, не стоит к вам обращаться. Но вот, два дня тому назад, я прочитываю в „Голуа“, что кто-то почтил вас милым посланием, и вы просите эту любезную особу дать вам адрес, чтобы ответить ей. Во мне тотчас же заговорила ревность, меня вновь ослепило ваше литературное дарование, – и вот я перед вами.

Теперь выслушайте меня хорошенько, я навсегда останусь для вас неизвестной (говорю это вполне серьезно) и не захочу вас увидеть даже издали. Как знать: быть может, ваше лицо не понравится мне? Я знаю только, что вы молоды и не женаты – два очень существенных пункта, даже в сфере туманных грез.

Но могу вас уверить, что я обворожительно хороша. Быть может, эта сладкая мысль побудит вас ответить мне».[60]

Заинтригованный, Мопассан пробежал глазами подпись и адрес: «Мадам Р.Ж.Д. До востребования. Почтовое отделение на рю де ла Мадлен. Париж». Он мог бы кинуть его в корзину. Но эта женская тайна взволновала его. Кто знает, не выльется ли это в заманчивое приключение? Как бы там ни было, с такого рода синими чулками, которые готовы броситься вам на шею за то лишь, что вы опубликовали несколько книг, надо держать ухо востро. И Ги шлет на адрес «до востребования» такой ответ:

«Милостивая государыня,

Мое письмо, очевидно, не оправдает ваших ожиданий. Мне хочется прежде всего поблагодарить вас за доброе отношение ко мне и за ваши милые комплименты по моему адресу, а затем давайте побеседуем, как благоразумные люди.

Вы просите у меня разрешения быть моей поверенной? Во имя чего? Я вас совсем не знаю. Вы незнакомка; характер, наклонности и все прочие ваши качества могут совершенно не соответствовать моему интеллектуальному складу; с какой же стати я стал бы вам рассказывать о всем том, о чем могу сказать лишь с глазу на глаз, в интимной обстановке, женщинам, являющимся моими друзьями? Не было бы это поступком легкомысленного и непостоянного друга?

Разве таинственность переписки способна усилить прелесть отношений?

Разве вся сладость чувств, связывающих мужчину и женщину (я говорю о целомудренных чувствах), не зависит прежде всего от приятной возможности видеться друг с другом, разговаривать, вглядываясь в собеседника, и мысленно восстанавливать, когда пишешь женщине-другу, черты ее лица, витающие между нашими глазами и листом бумаги?

Но можно ли писать об интимных переживаниях, о самом сокровенном тому существу, чей физический облик, цвет волос, улыбка, взгляд тебе неизвестны?

Ради чего рассказывать вам, что „я сделал то-то и то-то“, и сознавать в то же время, что это вызовет перед вами, раз вы меня совершенно не знаете, только слабое отражение малоинтересных вещей?

Вы упоминаете о письме, полученном мной недавно, – оно было от мужчины, просившего у меня совета. Вот и все.

Возвращаюсь к письмам незнакомок. Я получил их за два года около пятидесяти или шестидесяти. Могу ли я выбрать из числа этих женщин поверенную своей души, как вы выражаетесь?

…Простите меня, сударыня, за эти рассуждения, более присущие человеку здравого смысла, чем поэту, и считайте меня вашим признательным и преданным

Ги де Мопассаном».

Поставив точку, он думает, что заткнет рот корреспондентке. Но она отвечает, и притом с живостью и дерзостью:

«Ваше письмо, милостивый государь, меня не удивляет, и я нисколько не домогалась того, что вы, по-видимому, приписываете мне.

Прежде всего я не просила вас сделать меня вашей доверенной: это было бы слишком уж простодушно. И если у вас найдется досуг вновь перечитать мое письмо, вы убедитесь, что вы не соблаговолили уловить с первого же взгляда иронического и непочтительного тона, принятого мною по отношению к себе самой…

Ответить мне доверием – не было бы это безрассудством, принимая во внимание, что вы меня совсем не знаете?.. Разве это не означало бы злоупотребить вашей чувствительностью, если бы вам внезапно сообщили о кончине короля Генриха IV?

Ответить мне доверием, в уверенности, что я требую этого, так сказать, с места в карьер, значило бы остроумно посмеяться надо мной. Признаюсь, если бы я была на вашем месте, я бы так и сделала, ибо я бываю иногда очень весела. Это, однако, не мешает мне часто бывать достаточно грустной, чтобы грезить об излияниях в письмах к неизвестному философу…

Что касается того, может ли тайна что-нибудь прибавить к прелести отношений, – все зависит от вкуса… Пусть это вас не забавляет, прекрасно! Но меня… меня это чертовски забавляет – признаюсь в этом совершенно искренне, равно как и в том, что ваше письмо, каково бы оно ни было, вызвало во мне чисто детскую радость.

И знаете, если это вас не забавляет, то это только потому, что ни одна из ваших корреспонденток не сумела вас заинтересовать, – вот и все. Если же и мне самой не удалось взять надлежащий тон, то я слишком благоразумна, чтобы сердиться на вас за это.

Только шестьдесят писем? Я была уверена, что вам надоедают гораздо больше… И вы всем отвечали?

…Неужели, сделав первый шаг, мы теперь остановимся? Мне тем более будет жаль, что у меня появляется желание доказать вам в один прекрасный день, что я заслуживаю большего, чем стать 61-м номером.

Однако если все же двух-трех легких намеков было бы достаточно, чтобы привлечь на свою сторону красоты вашей дряхлеющей души, уже лишенной чутья, то можно было бы, например, сказать: волосы – светлорусые, рост – средний, родилась между 1812 и 1863 годом. А что касается нравственного облика… О нет, не буду хвастаться, а то вы вмиг догадаетесь, что я родом из Марселя».

Ги почувствовал, что эта молодая женщина с прикрытым маскою лицом идет на него в атаку с обнаженной рапирой, и притом неплохо владея приемами фехтованья. Игра показалась ему забавной, и он снова берется за перо:

«Да, сударыня, второе письмо! Это удивляет меня. Я чуть ли не испытываю смутное желание наговорить вам дерзостей. Это позволительно, раз я вас совершенно не знаю. И все же я пишу вам, так как мне нестерпимо скучно!»

В предыдущем письме «сударыня» критически высказалась по поводу «Старухи Соваж», опубликованной в «Голуа»: «Что за банальность – эта история о старушке матери, мстящей пруссакам!» Автор спешит оправдаться – в его ответе гнев смешан с разочарованием:

«Вы упрекаете меня за банальный рассказ о старухе, отомстившей пруссакам, но ведь все на свете банально. Я пишу банальности, потому что ничего не слышу вокруг себя, кроме банальностей. Все мысли, все суждения, все споры, все верования – все банально.

И разве это не самая настоящая мальчишеская банальность – переписка с незнакомкой?»

Что особенно раздражает его, так это то, что незнакомка неплохо сведуща о нем, персонаже, достаточно известном широкой публике; он же не знает о ней ровно ничего. Мезальянс очевиден. «Меня вы более или менее знаете, – продолжает он. – …Но в каком положении я?

Вы, правда, можете оказаться молодой и очаровательной женщиной, и в один прекрасный день я буду счастлив расцеловать ваши ручки.

А что, если вы старая консьержка, начитавшаяся романов Эжена Сю?

Или образованная и перезрелая девица-компаньонка, тощая, как метла?

В самом деле, не худая ли вы? Не слишком, не правда ли? Я был бы в отчаянии, если бы мне пришлось иметь дело с тощей корреспонденткой. Незнакомкам ни в чем не доверяешь.

…Светская ли вы женщина? Сентиментальны ли вы? Или просто романтичны? Или, может быть, вы всего-навсего скучающая особа и желаете развлечься?»

И внезапно с юмором переходит на откровенность, как будто хочет обескуражить свою корреспондентку: «Видите ли, я ни в коем случае не принадлежу к числу тех людей, которых вы ищете. Во мне нет ни на грош поэзии. Я отношусь ко всему с одинаковым безразличием…

Вот вам и мои признания. Что вы о них скажете, сударыня?

Вы, должно быть, сочтете меня очень бесцеремонным, – прошу прощения. Когда я пишу вам, мне кажется, что я иду по мрачному подземелью, боясь оступиться в какую-нибудь яму. И я наугад постукиваю палкой, чтобы прощупать почву.

Какие духи вы предпочитаете?

Вы гурманка?

Какой формы ваше ушко?

Каков цвет ваших глаз?

Не музыкантша ли вы?

Не спрашиваю вас, замужем ли вы. Если да, вы ответите мне нет. Если нет, ответите да.

Целую ваши ручки, сударыня».

Ответ, исполненный желчи, не заставил себя ждать:

«Итак, вот оно что: вы скучаете, ко всему относитесь безразлично и в вас нет ни на грош поэзии!.. Неужели вы думали меня этим испугать?

Вот каким я вас вижу: у вас, должно быть, довольно большой живот, коротенькая жилетка из материи неопределенного цвета и последняя пуговица непременно оторвана. И все же вы меня интересуете. Одного я только не понимаю: как вы можете скучать? Я бываю иногда грустна, подавлена или гневна, но скучать… никогда!