Анри Труайя - Александр I

• Название: Александр I
• Автор: Анри Труайя
• Издательство: 0b7eb99e-c752-102c-81aa-4a0e69e2345a
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-699-25377-7

Это было время мистических течений, масонских лож, межконфессионального христианства, Священного союза, Отечественной войны, декабристов, Пушкина и расцвета русской поэзии.

Тогда формировалась русская душа XIX века, ее эмоциональная жизнь. Центральное место в этой эпохе занимала фигура русского царя Александра I, которого Николай Бердяев называл «русским интеллигентом на троне». Но в то же время это был человек, над которым всегда висело подозрение в страшнейшем грехе – отцеубийстве…

Не только жизнь, но и смерть Александра I – загадка для будущих поколений. Народная молва о его кончине превратилась в легенду, достоверность которой пытается выяснить знаменитый французский историк Анри Труайя.

---

Александр все еще в нерешительности. Он просит Аракчеева вмешаться и попытаться примирить министра и его врагов. Голицын, предупрежденный наконец об опасности, отправляется к графине Анне Орловой и, не застав хозяйку дома, предлагает Фотию дружески объясниться. Но наталкивается на одержимого, который, выкатив глаза, с пеной у рта, со вставшими дыбом волосами изрыгает ужасные проклятия, тогда как свидетели сцены в ужасе крестятся. «Если ты не покаешься, и вси с тобой не обратятся, анафема всем, – вопит Фотий, – ты же, яко вождь нечестия, не узришь Бога, не внидешь в царствие Христово, а снидешь во ад, и вси с тобою погибнут во веки!» Голицын, съежившись от страха, спасается бегством, а Фотий, подхватив полы рясы, шествует по дому и читает громовым голосом: «С нами Бог!»

На следующий день невероятная новость распространяется по городу: министр духовных дел предан анафеме архимандритом Фотием. Предчувствуя, что царь не отречется от того, кого принимает за «Божьего посланца», Голицын подает в отставку. «Не раз уж я хотел объясниться с вами чистосердечно, – говорит ему Александр. – В самом деле, вверенное вам министерство как-то не удалось вам». 15 мая 1824 года Голицын отставлен от должности министра. Его портфель передан адмиралу Шишкову. Из Министерства духовных дел изъяты дела, касающиеся православной церкви, и снова переданы Синоду. Митрополит Серафим назначен председателем Российского Библейского общества. Голицын, лишенный поста министра, в качестве компенсации получает новое назначение – управляющим почтовым департаментом, а торжествующий Аракчеев становится докладчиком по делам Священного Синода. «Он явился, раб Божий, – пишет о нем Фотий, – за святую веру и церковь, яко Георгий Победоносец». Отныне все остальные сотрудники царя не более чем статисты. Александр, преждевременно утомленный жизнью, охотно окружает себя людьми пожилыми и послушными. Лонгинов, секретарь императрицы, сравнивает этих безликих семидесятилетних старцев с персонажами картин Хогарта.[73] Другой современник пишет: «В последние годы царствования Александра бессильная геронтократия дремала у государственного кормила: старики Татищев, Лобанов, Ланской, Шишков казались более призраками министров, чем настоящими министрами… За всех бодрствовал один всем ненавистный Аракчеев».

Чем сильнее ненависть к его верному советнику, тем больше царь его ценит. В душе он доволен, что дуэль Аракчеева и Голицына кончилась победой первого. Два эти человека, противоположные по своим характерам, но равно ему преданные, страдают, на его взгляд, одинаковым недостатком – узостью ума. Один смотрит на все под углом дел духовных, другой под углом дел земных. Один символизирует Россию мистическую, другой – Россию полицейскую. Александр ощущает, что эта двойственность, эта тяга как к мессианству, так и к военной дисциплине глубоко укоренилась в его собственной душе. В нем мирно уживаются кадило и кнут. Божье царство и сибирская каторга. Из одного чистого благочестия он желает, чтобы нация была ему покорна, и не сомневается, что Аракчеев железной рукой поможет ему справиться с этой задачей. Основатель военных поселений вдруг, без подготовки превратившийся в защитника истинной веры, становится, таким образом, при Александре своего рода вице-императором.

Глава XIV Тайные общества

После окончательной победы союзников над Наполеоном престиж России как могущественной военной державы так высок, что кое-кто из европейских дипломатов подозревает Александра в желании расширить границы Российской империи. Но Александр и не помышляет об увеличении своих владений. Он раздвинул географические пределы России, и его совесть чиста перед Петром Великим и Екатериной Великой, его знаменитыми предшественниками. Разве не он овладел Финляндией и Бессарабией, присоединил Кавказ в результате добровольного вхождения в состав России Грузии и Менгрелии? Разве не он получил по Гюлистанскому договору, подписанному с Персией, берега Каспийского моря с Дагестанской областью и городами Дербентом и Баку? Наконец, разве не он распространил протекцию России на Польшу? Чего ему еще желать? Отечественная война, благодаря его непреклонной решимости, закончилась блестящей победой над захватчиком и оздоровила нацию. С тех пор его мысли поглощены тем, как возродить страну из развалин и очистить сердца подданных. Его честолюбивые мечты устремлены не на военные, а на духовные победы. И он желал бы, чтобы его стремление к миру, порядку и духовному спасению разделяли правительства всего мира. Встречаясь с зарубежными дипломатами, он не устает повторять, что его цель – всеобщее умиротворение. «Вы не понимаете России, – говорит он графу Лебцельтерну, новому посланнику Австрии в Петербурге. – Раньше общее внимание было обращено на колосса, угрожавшего самому существованию других стран (Францию Наполеона. – А. Т.), теперь, когда этот колосс пал, все обратили свои взгляды на другого колосса (Россию. – А. Т.), не видя между ними разницы: первый был агрессивен, другой – консервативен и помышляет только об общем благе… Я слишком близко видел войну, я ее возненавидел, я от нее устал. Военная слава, которую приносят блестящие победы в войне, льстит самолюбию, тешит гордость, но не может перевесить все те ужасы, которые война несет с собой. Я стремлюсь к удовлетворению иного рода – к удовлетворению государя, посвятившего себя внутренним делам своей страны и благу своих подданных. Это мой первейший долг перед Богом как государя и как человека. Я никогда не начну войну первым, никогда не буду воевать из-за моих личных интересов, особенно если война может повредить интересам или задеть права государей, моих братьев».[74] А министр Франции граф де Ноайль пишет герцогу де Ришелье после встречи с царем: «Было бы большой ошибкой видеть в увлечении императора военными маневрами и мелочами военной службы признак амбициозных намерений и военных планов. Следует полностью отделить вкус к военным теориям и средствам ведения войны от желания применить их на практике. Государь этой страны хочет, действительно, быть арбитром в делах Европы, но ему совершенно чужда мысль о ее завоевании».

Вместе с тем Александр полагает, что «арбитраж в европейских делах» должен осуществлять сильный орган международного контроля. В представлении Александра, Священный союз призван охранять мир между государствами и одновременно социальный порядок в каждой стране от угрозы, которую несет дух французской революции. Декларации прав человека, воодушевлявшей его в юности, он противопоставляет заповеди апостолов. Он не произносит и не пишет ни одной фразы без того, чтобы прежде не воззвать ко Всевышнему. Как во внешней, так и во внутренней политике он руководствуется не только интересами страны, но высшей моралью, носителем которой считает самого себя. Добро, в его понимании, – это концепция божественного происхождения монархической власти в том виде, каком она существовала до революции 1789 года, а Зло – все то, что борется с этой идеей. Меттерних поддерживает в нем это убеждение. Будучи канцлером государства, состоящего из разнородных частей, он отрицательно относится к доктрине, провозглашающей право народов самим распоряжаться своей судьбой. Он боится пробуждения духа независимости у наций, входящих в империю Габсбургов, что неизбежно приведет к ее распаду. Со свойственными ему лукавством и изворотливостью он внушает Александру, что всем самодержавным государствам, включая Россию, грозят происки революционеров, затаившихся в их владениях. Бороться с ними и значит выполнять Божью волю. Александр, предав забвению неприязнь к Меттерниху, которую питал к нему со времени их столкновений на Венском конгрессе, открывает в австрийском министре близкого ему по духу союзника – их точки зрения совпадают. Напрасно мудрый Каподистрия пытается умерить теократические тенденции своего государя на крупных международных собраниях – Александр уже вскочил на коня Апокалипсиса.

Первый конгресс из этой серии международных встреч состоялся в Экс-ла-Шапелль[75] (сентябрь, ноябрь 1818 года). Второстепенные страны, участники Священного союза, не присутствуют на заседаниях, а довольствуются обсуждением решений, принимаемых великими державами. Англия в виде исключения присутствует на переговорах; Францию, по настоянию Александра, представляет герцог де Ришелье. Царь желал бы скрепить союз обязательствами, предполагающими взаимную помощь в случае внутренней угрозы режиму, существующему в странах-союзницах. Делегат Англии лорд Каслри резко возражает против вмешательства посторонней – пусть и дружественной – страны во внутренние дела соседей. «Нет ничего более аморального и вредного для репутации правительств, – заявляет он, – чем право сообща пускать в ход силу для поддержания установленного порядка в любой другой стране, ибо трудно предвидеть, к каким злоупотреблениям это может привести». Потерпев поражение в этом вопросе, Александр одерживает верх в деле восстановления роли Франции в Европе. По его мнению, продолжать оккупацию этой страны союзными войсками – значит «ранить самолюбие народов, углубить старые раны и побудить их отвернуться от правящей династии, которую они, вполне возможно, сочтут виновной в своих бедах». После долгих дебатов союзники в конечном счете принимают решение о немедленном выводе оккупационных войск с территории Франции и об аннулировании долга[76] французского правительства, достигавшего 263 миллионов франков, из которых 42 причиталось России. Четыре великие, «вдохновляемые Богом» державы – Россия, Пруссия, Австрия и Англия – приглашают Францию как равного партнера присоединиться к их союзу. Это событие отмечено кратким визитом царя и короля Пруссии в Париж, смотром войск русского оккупационного корпуса в Валансьенне и Мележе и обедом у Людовика XVIII. Вернувшись в Экс-ла-Шапелль[77] для завершения конгресса, Александр получает от своих шпионов донесения о существовании бонапартистского заговора. Заговорщики намерены захватить Александра по дороге в Брюссель, увезти его во Францию и принудить подписать декларацию об освобождении Наполеона и возведении на французский трон его сына при регентстве Марии Луизы. Грозящая ему опасность не пугает Александра: более чем когда-либо он вверяет свою судьбу воле Провидения. Как будто для того, чтобы похитителям легче было узнать его, он в эту поездку надевает треуголку, украшенную пышным султаном из белых перьев. Несмотря на этот отличительный знак, никто не осмеливается на него напасть. Правда, эскорт конных жандармов следует за его коляской, а жандармы, переодетые в крестьянское платье, держат под наблюдением расположенные на его пути деревни.