Анри Труайя - Павел Первый

• Название: Павел Первый
• Автор: Анри Труайя
• Издательство: 0b7eb99e-c752-102c-81aa-4a0e69e2345a
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-699-25103-2

Кем был император Павел Первый – бездушным самодуром или просвещенным реформатором, новым Петром Великим или всего лишь карикатурой на него?

Страдая манией величия и не имея силы воли и желания контролировать свои сумасбродные поступки, он находил удовлетворение в незаслуженных наказаниях и столь же незаслуженных поощрениях.

Абсурдность его идей чуть не поставила страну на грань хаоса, а трагический конец сделал этого монарха навсегда непонятым героем исторической драмы.

Известный французский писатель Ари Труая пытается разобраться в противоречивой судьбе российского монарха и предлагает свой версию событий, повлиявших на ход отечественной истории.

---

После того как Потемкин окончательно покинул спальню императрицы, он достиг в своей карьере новых значительных вершин. Так, во многом благодаря его дипломатическим и военным успехам Россия смогла присоединить к себе Крым. Чтобы отблагодарить его за это, Екатерина пожаловала ему титул Его Светлейшего Высочества князя Таврического. Павел, хотя и знал, что благодаря последним победам этого бывшего фаворита России наконец обеспечен доступ к Черному морю, а Константинополь находится на расстоянии вытянутой руки, был очень недоволен тем, что его мать одаривает такими высокими почестями этого простолюдина.

Турецкая дипломатия заявила протест против насильственной аннексии Крыма. Ситуация находилась на грани возгорания нового конфликта, и Павел лелеял надежду снова схлестнуться с неверными. Но Екатерина не давала ему возможности отличиться на полях сражений и тем самым тоже снискать себе лавры Потемкина. В это время императрица оплакивала смерть одного из своих старых любовников – Григория Орлова, того самого, который двадцать лет назад помог ей избавиться от мужа и узурпировать трон. «Виновник» скончался 12 апреля в результате приступа черного бешенства. Поговаривали, что его неотступно преследовало воспоминание о своем преступлении. «Хотя и очень готовая к этому скорбному событию, я вам признаюсь, что пережила самую сильную скорбь, – писала Екатерина Гримму. – Меня утешают, и я говорю сама себе все, что можно говорить в подобных случаях: приступы рыданий являются моим ответом, и я ужасно страдаю». Ее новый любовник, молодой Александр Ланской, помогает ей забыть свою печаль. Другая новость приободряет императрицу: 29 июля 1783 года Мария Федоровна произвела на свет дочь, великую княгиню Александру. Чтобы отблагодарить ее за прибавление императорской семьи, Екатерина милостиво дозволяет оставить ребенка у матери и советует «своему любимому сыну, великому князю Павлу, чтобы он, наконец-таки, заимел свой „удел“» – поместье Гатчину, недавно выкупленное Екатериной у наследников покойного Григория Орлова.

Это обширное поместье, находящееся в пригороде столицы, насчитывало пять тысяч жителей. Если дворец в Павловске выглядел одновременно и элегантным, и скромным, то дворец в Гатчине, напротив, имел массивную архитектуру, вызывая неприятное и даже тревожное ощущение. Длинный, мрачный и однообразный фасад придавал ему видимость казармы. Внутри дворца находилась колоннада из каррарского мрамора, скульптуры под античность, фрески на стенах, выполненные в духе Рафаэля, аллегорическая роспись потолков – все это только усиливало впечатление холодной роскоши, скуки и дисциплины. Это был музей, превращенный в крепость. Мария Федоровна приспособилась так быстро, что совсем не замечала неудобств этого княжеского жилища, где даже мебель создавала впечатление приготовлений к обороне. Она все так же продолжала выращивать цветы, редкие растения и занималась живописью. Ею были даже написаны несколько портретов исторических персонажей, мудрости которых ее муж хотел бы подражать во время своего царствования: Петр Великий, Фридрих II, Генрих IV…

Павел ценил талант, высокие добродетели Марии Федоровны. В противоположность своей жене, которая почти не ощущала преимуществ их новой резиденции, самого Павла она удовлетворяла тем, что он видел в Гатчине прежде всего идеальное место для внедрения своих политических концепций. Хозяин небольшого общества и небольшой территории, он практиковался здесь в управлении всей империей, осуществляя пока свою власть над миром в уменьшенном масштабе. Озабоченный прежде всего тем, чтобы оставить в этой скромной вотчине след своих философских, социальных и военных убеждений, он воздвигает рядом с православной церковью, расположенной на этой территории, католический костел и протестантский храм. Таким образом, еще два христианских вероучения благополучно соседствуют с официальной религией России. Чтобы развеяться и оживить жизнь «второго двора», Мария Федоровна еженедельно по понедельникам и субботам устраивает балы. Иногда любителями высокой словесности на сцене гатчинского театра ставилась комедия или устраивался вечер, посвященный литературным дискуссиям, в котором принимали участие заезжие литераторы. Библиотека дворца насчитывала сорок тысяч книг. Ее хранителем был француз по происхождению, автор поэм и весьма симпатичных опер мсье Лафермьер. В перерывах между актами спектакля или декламацией играла скрипка, присутствующие порой развлекались игрой в жмурки. С визитом к Их Высочествам наведывались политики и литераторы из Франции: швейцарец по происхождению критик Лагарп, искусный дипломат, хорошо знакомый императрице граф Луи-Филипп де Сегюр. Все они с большим любопытством приезжали сюда, для того чтобы воочию познакомиться с нравами этого закрытого от посторонних глаз мира, расположенного всего в нескольких часах езды от Санкт-Петербурга, но казавшегося абсолютно чуждым остальной России.

Повинуясь указаниям Павла, Гатчина быстро превратилась в разновидность прусской заплатки в толщу национальной материи. Вся ее атмосфера была пропитана духом Потсдама. Разговоры там велись чаще на французском и немецком языках, чем на русском языке. Это искусственное отчуждение позволило великому князю легче переносить ссылку, которую создала ему императрица, сделав из него мелкопоместного властелина. Осознавая это закамуфлированное под выдвижение наказание, Павел написал 8 июня 1783 года барону Остену Сакену: «Я совершенно никак не принимаю участия в политике, я оставил это занятие газетчикам. Моя задача только помалкивать». На следующий год он уточняет свою мысль в письме Румянцеву: «Мне вот уже тридцать лет, и я еще пока ничего не сделал. Я об этом даже не помышлял. Я положился на волю Бога и этим утешился […]. Мое спокойствие […] основывается не на тишине, которая меня более или менее окружает, а только на осознании и убеждении, что существуют неизменные ценности, к которым можно стремиться некой умственной силой. Это возвышает меня, придает терпение, которое многие люди принимают за нечто мрачное в моем характере».

Всегда предупредительный по отношению к своей жене, Павел не был порой равнодушен и к красоте фрейлины великой княгини, некой Екатерины Нелидовой, выпускнице Смольного института, которой, как и ему, исполнилось тридцать лет. В отличие от Марии Федоровны – высокой, пухлой блондинки – Екатерина Нелидова была миниатюрной смуглой брюнеткой, общительной крошкой с блестящими черными глазами. Графиня Варвара Головина, тоже фрейлина, описала ее в своих «Воспоминаниях»: «С маленькими неуловимыми глазами, со ртом, растянутым до ушей, с высокой талией на небольших таксообразных ножках, она имела не очень привлекательную фигуру. Однако она была очень талантлива и умна». Мария Федоровна ценила общество этой молодой особы, наружность и реплики которой развеивали ее скуку, вызванную нудными правилами этикета. Павла же увлекло то, что она была новым лицом в их окружении. Екатерина Нелидова была неспособна разрушить гармонию, установившуюся между супругами, но ее присутствие вносило некоторую пикантность, в которой они оба нуждались для скрашивания их супружеской рутины. Не являясь любовным треугольником, Их Высочества и фрейлина составляли неразделимую коалицию, контрастирующую со всякого рода безнравственностью и извращенными искушениями. Однако недоброжелатели доносили императрице об их слишком близком союзе. Предупреждая о разговорах, которые ходили на эту тему, Екатерина Нелидова несколько лет спустя написала великому князю: «Разве я искала в Вас для себя мужчину? Клянусь Вам, с тех пор, как я к Вам привязана, мне все кажется, что Вы моя сестра»[20]. На самом же деле эта двусмысленная ситуация, в которой никто из троих ее участников особо не вникал в истинную природу их отношений, воздействовала на чувства и Павла, и его жены. Это виртуальное непостоянство помогало им более надежно сохранять реальную верность, чем та клятва, которую они дали в церкви. Доказательством тому являлось и то, что меньше чем через полтора года после рождения Александры Мария Федоровна родила маленькую Елену, четвертого ребенка. В то время как маленькая Александра еще плакала в своей люльке, их сыновей Александра и Константина продолжали натаскивать, как щенков, под любовным взглядом бабушки. Императрица считала, что ее невестка, имея такую плодовитость, не остановится и на этом. И действительно, 4 февраля 1786 года традиционные артиллерийские залпы и колокольный звон известили о рождении третьей дочери Их Высочеств – великой княгини Марии.

Удовлетворенный в своих отцовских амбициях, Павел непременно стремился стать таким же и в исполнении своих военных планов. Если уж он имел в своем полном подчинении автономное княжество в центре России, то почему бы ему не содержать армейскую часть, которая была бы прообразом той огромной действующей армии, командование которой он возьмет на себя после восшествия на трон? Наблюдая за действительностью, имевшей место в войсках великой империи, он обнаруживал в ней и небрежность, и непрофессионализм, и фаворитизм, и дезорганизованность, которые приобретали все более утрированный характер. Офицеры элитных частей больше усердствовали на балах и спектаклях, чем на войсковых смотрах, для того чтобы быстрее добиться продвижения по службе, они в большей степени рассчитывали на свои связи с двором, чем на свою воинскую выучку. Стремясь противодействовать нерадению, угрожавшему растлением дисциплины во всех наиболее прославленных полках России, Павел пригласил в военные части, находящиеся под его командованием в Гатчине, прусских инструкторов, расквартировал их на своей территории, присвоил им звания унтер-офицеров и поручил им наведение порядка и контроль за пунктуальным его соблюдением. Это нововведение, направленное на повышение духа дисциплины и самоотверженности, послужит, как полагал он, примером для всех остальных воинских формирований империи. В 1788 году в его подчинении находилось целых пять батальонов. Вскоре в них насчитывалось две тысячи пятьсот солдат, которые могли быть использованы по его личному усмотрению. Их экипировка и воинский устав радикально отличались от общепринятых в регулярных российских войсках. Меньше чем через месяц эскадроны его кавалерии и артиллерийские части скомплектуют новую армию.