Семен Слепынин - Паломники Бесконечности

• Название: Паломники Бесконечности
• Автор: Семен Слепынин
• Издательство: ЦЕНТРПОЛИГРАФ
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2000
• ISBN: 5-227-00080-8

В плавание по звездному океану на светлом фрегате отправляются герои романа Капитан, Старпом и Художник. Команда, состоящая сплошь из головрезов, поднимает бунт, цель которого — захватить фрегат и заняться разбоем. Но корабль засасывает Черная Дыра. Экипаж превращается в бесплотных духов. Где, в каких мирах, в каких тысячелетиях доведется им обрести покой?

---

— Признаюсь, не могу понять, — выдавила из себя жаба. — Тысячи лет пытаюсь осмыслить и вычислить. Не получается.

— В том-то и дело, что не все поддается вычислениям. Своими абстрактными категориями, формулами ты разрушаешь живую ткань природы и получаешь мертвые структуры. И сокровенная тайна ускользает, уходит, как вода сквозь песок. Нет, душу Вселенной можно почувствовать только душой.

— Ну и мастак ты поговорить, — проворчала жаба. — А я ведь пришел не для диспутов. Я пришел освободить вас.

— Ты же рыцарь зла. Ты с ними. Слышишь, пируют?

— Ах, эти… — Вычислитель презрительно махнул лапой. — Дурачье. Только один там выделяется. У, как крупно выделяется, негодяй. Этот… Как вы его называете?

— Старпом.

— Умен, каналья. Очень умен. Но непонятный.

— Не вычисляется? — насмешливо спросил капитан.

— Да, сложный тип. Вот художник, — жаба показала лапой на меня, — считает его злым как дьявол.

«Угадал, мерзавец», — пронеслась у меня неприязненная мысль.

— Не угадал, а вычислил. — Жаба нахмурилась, что было видно по серым, мрачным тучам на ее лбу-экране. — И не называй меня мерзавцем. Я пришел с добром, а вы…

— А ты поклянись, что вычислил нам добро, — вмешался капитан. — Поклянись!

— Клянусь Великим и Святым Болотом! — вскинув лапу, торжественно произнесла жаба и вдруг спохватилась.

— А, попался, голубчик. Клятва произнесена, и отступать уже нельзя, — рассмеялся капитан и, обратившись ко мне, пояснил: — Более святой-клятвы у него нет. Это его слабость.

— Не слабость, а принцип, — возразила жаба. — Тебе, профессор Рум, я вычислил счастливую судьбу на счастливой планете. И мне там будет хорошо. Ах, какое там чудное болото! Ко мне сквозь все времена и пространства из всех уголков Вселенной текут, так и текут гравитационные и другие волны. И я вижу сквозь мглу веков и пространств, пока неясно, эту чудесную планету. Художник попадет туда не сразу. Но попадет и найдет то, что давно ищет, — покой, домашний уют, своего рода тепленькое болото! Хе! Хе! Хе! — Жаба затряслась то ли в ироническом, то ли в одобрительном хохотке. — Мне там будет вроде ничего, приятно. Пока не пойму. А ты, художник, не заскучаешь там? Да уж ладно. Ты давно жаждешь уюта и покоя. Вот и получишь сладенькую жизнь. Хе! Хе! Хе! И не бойся, художник, нет на твоем пути никаких вселенских катастроф, потому что ты сам… — Жаба на минуту задумалась и озадаченно произнесла: — Странно, ты сам — катастрофа.

— Какая чепуха, — сказал я вслух, зная, что мою тайную мысль жаба все равно вычислит.

— Это не чепуха, — пробормотала жаба, задумчиво глядя на меня. — Что-то есть в тебе такое-этакое… разрушительное.

— Ты уж и старпому вычисли хорошую судьбу, — попросил капитан.

— Э нет, моя клятва старпома не касается! — Жаба оживилась, на лбу ее задергались цифры, зазмеились какие-то зловещие линии. — Я ему вычислил такое, что он долго будет выть и рычать. Хо! Хо! Хо! Именно выть и рычать — потому что будет он чудовищем, доисторическим тиранозавром! И его самого тиранить примется его слуга!.. Хо! Хо! Хо!..

Жаба разразилась таким жутким и мерзким хохотом, что мне стало не по себе. Не позавидовал я старпому. «И за что жаба ненавидит его? — думал я. — За то, что он сильная личность? Или за то, что не вычисляется?»

— И за то, и за другое! — рявкнула жаба. — И хватит о нем. Поговорим о пауке. Вычислил я его. Он не возник естественным путем. Это чья-то злая выдумка. Паук попал в свою стихию, в черноту мертвой Вселенной, эволюционировал, усложнился. Потому и паутина его кажется волшебной и неразрушимой. А все просто. — Вычислитель полоснул по паутине своим длинным языком и рассек ее как бритвой. Освободив нас, он сказал: — Любопытно бы поговорить с тобой, профессор Рум. Да и с художником тоже. Но бегите, пока дураки рыцари не хватились. Летите в разные стороны. В разные! Вы еще встретитесь. А старпомчик-то ваш того… — Вычислитель удовлетворенно потирал передние лапы. — Он на другой планете будет скакать, дико выть и рычать от злобы. Хо! Хо! Хо!

Мыс капитаном пожали друг другу руки и под мерзкий хохот жабы разлетелись.

В могильном мраке погибшего мира я летел нестерпимо долго и наконец — жаба сдержала слово! — очутился за пределами закоченевшей Вселенной. И сразу ухнул в Великое Ничто, утонул в океане Вечности. А потом — прошел миг или неисчислимые годы — вынырнул из мрака и увидел свет.

И вот сейчас греюсь в лучах живой Вселенной, сижу на астероиде, держу в руках свиток папируса и дописываю этот странный дневник. К счастью, Мельмот Скиталец меня больше не беспокоил. Да и другие странники, богомольцы и прочие из этой братии не приставали. Видимо, поблизости их нет. Нет и картины с мальчиком. Вот это жаль, затерялись мальчик и я где-то в потоках времени От моего дивного пастушьего детства осталась лишь свирель в кармане.

Я засунул туда же свиток папируса и, почувствовав что-то неладное, огляделся. Я так глубоко и надолго погрузился в свои воспоминания, что промчались, быть может, миллиарды лет, и в мире многое изменилось. Но что? Осмотрелся еще раз и, скованный страхом, замер: фиолетовое смещение! Вселенная, юностью которой я так восторгался, постарела и завершила цикл своего развития. На смену расширению, разбеганию звезд и галактик пришло Большое Сжатие.

Это катастрофически гибнущий мир! Звезды и галактики буквально падали на меня и синели прямо на глазах. Через несколько лет… нет, теперь уже через несколько дней и часов Вселенная под напором своей тяжести рухнет, свернется в точку меньше атомного ядра и погибнет, чтобы снова возродиться в Большом Взрыве.

Привычной Вселенной уже нет… Кругом гул и рев водоворотов материи — бесчисленное множество черных дыр. Они сливались в единую сверхдыру — завывающую космическую утробу. И уже не звезды, а их беснующиеся толпы с неслыханным грохотом падали туда, гасли, исчезали… С замиранием сердца я ухнул, низринулся в черную бездну. Сознание заволокло туманом… С ужасом ждал: вот-вот оно исчезнет, погаснет навсегда.

БОЛЬШОЙ ВЗРЫВ

Нет, сознание не погасло. Кругом все тот же тугой, вязкий и чудовищно раскаленный туман. Такое чувство, что я, точнее, моя не имеющая размеров мысль — внутри крохотного сгустка материи неимоверной плотности. Сгустка, который еще измерить можно. И я своей всезрячей мыслью измерил его, увидел как бы со стороны.

От Вселенной осталось раскаленное яблоко, где уже нет привычных материальных структур — электронов и протонов, ни малейших признаков элементарных частиц. Это уже не материя, а… Странная и — с точки зрения заядлых материалистов — чудовищно еретическая мысль посетила меня: материя исчезла! Она словно сгорела в адском пламени Большого Сжатия и возродилась… Чем? Как объяснить то, что со мной случилось? Расскажу, однако, по порядку.

Яблоко сжималось и свернулось в орех, потом в зернышко, потом в каплю росы и… пространство исчезло! А пространство, протяженность — неизменный атрибут материи. Вспомнилась мертвая Вселенная. Вот она-то разошлась, расширилась до бесконечности. Вспомнились и слова Деда Мороза: «Смерть Вселенной — это смерть времени и торжество пространства».

Здесь же все наоборот. Пространства нет, но зато время раскинулось бесконечностью. И я ощутил эту бесконечность в виде безбрежного и — парадокс! — не имеющего пространственных размеров океана. Океана бесконечного не в пространстве — которого уже вообще нет! — а во времени. Общий баланс пространства и времени — бесконечность. И баланс этот, эта бесконечность здесь сохранятся. Тут уж ничего не попишешь: фундаментальные законы мироздания остаются в неприкосновенности.

О, какое упоение, ни с чем не сравнимое блаженство: океан… Бесконечный океан времени! Я плыву, купаюсь в его воркующих волнах, и в уши вкрадываются шорохи листвы, песни птиц, гул городов… Да, да! Я слышу голоса и вижу образы всех цивилизаций. Материально (электронно-протонно) они, конечно, исчезли, сгинули в грохоте и пламени Большого Сжатия, но здесь, как Феникс из пепла, возникли в новом качестве. В каком? Идеальном?

«Время — космическая душа мира», — вспомнились слова того же Деда Мороза. Услышав такое кощунство, господа материалисты упали бы в обморок, а очнувшись, растерзали бы милого деда в клочья. Но что делать, если на моих глазах Вселенная пропала, пространственно свернулась в нуль и раскинулась безмерным океаном… Чего? Вот уж и не знаю, каким словом воспользоваться, чтобы угодить всем и не быть растерзанным. Из осторожности будут обходиться нейтральным термином «время».

Время здесь предстало не в обычном, так сказать, классическом виде, не в виде прямой линии от прошлого через настоящий момент в будущее. Здесь прошлое, настоящее и будущее втиснуты друг в друга и живут в Вечности нераздельно. В той самой уму непостижимой Вечности, где нет ничего непроницаемого, где все прозрачно и каждый видит себя в других, где «все во мне и я во всем», как сказал один поэт. Сквозь меня текут потоки сознания и мыслей, волны радости и печали, ликования и страха — все то, чем жил мыслящий дух, когда томился в пространстве и был закован в материю.