Мирча Элиаде - Гадальщик на камешках (сборник)

• Название: Гадальщик на камешках (сборник)
• Автор: Мирча Элиаде
• Издательство: Азбука
• Жанр: Современная проза
• Год: 2000
• ISBN: 5-267-00163-5

Мирча Элиаде — продолжатель того направления в литературе, которое принято называть "фантастическим реализмом" и у истоков которого стояли Гоголь, Эдгар По, Достоевский… Бытовые подробности соседствуют в новеллах М. Элиаде с фантастическими образами, отчего грань между явью и вымыслом стирается, а читатель оказывается втянутым в некую новую реальность.

---

— Колоссальный иллюзионист! — воскликнул хозяин кабинета.

— Действительно колоссальный! — подтвердил Фэрымэ. — Я заглянул в мешки с золотыми. «Они, господин директор, уже не имеют хождения!» — предупредил меня Алдя. И вправду, там оказались талеры Марии Терезии, монеты времен Петра Великого и множество турецких… Но все это было пустяком по сравнению с тем, что мы увидели потом. Когда народу набилось в шатер до отказа, вышел Доктор. Был он во фраке и в белых перчатках. Длинные иссиня-черные усы тщательно закручены. Он хлопнул в ладоши, и из-за занавеса появилась Оана, Она единственная осталась такой, какой я ее знал. Она ни в чем не изменилась, хотя и была одета по-другому. В белом трико, облегавшем ее тело, она казалась настоящим изваянием. Доктор поднял руку и поймал в воздухе коробочку, величиной не более тех, в каких продают в аптеках пилюли. Он принялся ее растягивать, и та на глазах стала увеличиваться. Доктор растягивал ее то с одного бока, то с другого, то сверху, то снизу до тех пор, пока не вырос ящик метра два в длину, а также в ширину и в высоту. Он дал этот ящик Оане, и она подняла его на вытянутых руках над головой. Теперь, Когда Оана стояла неподвижно, держа огромный ящик, она еще больше была похожа на статую, она казалась кариатидой. Доктор с весьма довольным видом прошелся перед ней, потом опять поднял руку и на этот раз поймал спичечный коробок. Достав из него несколько спичек, поколдовал над ними и сотворил лестницу, которую и прислонил к ящику. Потом, обращаясь к публике, воскликнул, делая широкий жест: «Уважаемые власти, прошу вас!» Но поскольку никто не решился выйти вперед, Доктор стал приглашать поименно, словно знал этих людей с незапамятных времен: «Господин примарь, прошу, господин примарь, вместе с примарицей! И Ионела возьмите с собой… Начальник поста, господин старшина Нэмалосу, прошу вас сюда. И вас, господин учитель…» Одного за другим вызывал он людей из толпы, брал за руку и просил, поднявшись по лестнице, войти в ящик. Люди нерешительно топтались, но, оказавшись у лестницы, послушно поднимались наверх и исчезали в ящике. Так в ящике оказались примарь и примарица с сынишкой Ионелом, школьный учитель, начальник жандармского поста, помощник примаря со своим многочисленным семейством, потому как явился он на представление с тремя невестками, а те, соответственно, со своими детишками. Вслед за ними Доктор стал выкликать по именам всех подряд, без разбора, и таким образом в ящике исчезло еще человек тридцать-сорок. Самым последним Доктор пригласил священника, который только что явился. Шагнув навстречу толпе, он воскликнул: «Прошу вас, батюшка, прошу, святой отец!..» Священник сначала противился: «Это что за дьявольщина, Доктор?» — «Прошу, ваше преподобие, все собственными глазами увидите…» Батюшка, некогда осанистый и видный мужчина, а теперь уже старик, как бы против своей воли медленно поднялся по лестнице и исчез в ящике. Оана все это время стояла совершенно неподвижно, словно держала на руках всего лишь какой-нибудь платок. После того как пропал и священник, Доктор поднялся по лестнице и принялся манипулировать с ящиком. Он постукивал по нему то сверху, то снизу, то по бокам, поглаживал его и давил обеими руками. Когда ящик уменьшился наполовину, он взял его из рук Оаны и на глазах у собравшихся принялся вновь давить на него и постукивать. Через несколько минут ящик превратился в то, чем он был с самого начала, — в аптекарскую коробочку. Повертев ее в руках, пока она не стала величиною с боб, Доктор спросил: «Кому дать?» Откуда-то из глубины раздался старческий голос: «Дай ее мне, Доктор! Там все мои внуки». Доктор щелкнул по коробочке ногтем, но она была так мала, что, взлетев в воздух, мгновенно исчезла. Тут же раздался хлопок, и все, кто исчез в ящике, — и поп, и примарь, и все остальные — оказались среди толпы, каждый на своем месте, где стоял и раньше.

— Удивительный иллюзионист!

— Небывалый, — подтвердил Фэрымэ, кивая головой. — Но все это детские игры по сравнению с тем, что было в Кымпулунге. Там Доктор, можно сказать, переусердствовал. На представление явился весь гарнизон с генералом во главе, с офицерами и их семьями. Поскольку действо происходило после обеда в городском саду, а генерал был в прекрасном расположении духа, он разрешил присутствовать и рядовому составу, а также полковому оркестру. И вот всю эту массу народа Доктор пригласил укрыться в ящике. По, как мне кажется, он допустил ошибку, разрешив оркестру играть, пока он поднимался по лестнице. Дуя в медные трубы и тромбоны, — фанфары впереди, барабанщики сзади, — один за другим, постепенно затихая, исчезал в ящике оркестр, пока на верхней ступеньке не остался один-единственный, последний барабанщик. Не знаю, что случилось с ним: оказавшись на самом верху, он продолжал бить в барабан, однако войти в ящик не решался. Тогда Доктор махнул рукой, чтобы тот перестал бить в барабан, и спросил: «Ты что, солдатик? Почему не хочешь входить? Для тебя нету места? Почему же нету места, ведь ящик-то пустой…» Доктор расхохотался, поднял руку, и в тот же миг все оказались на своих местах. Оркестр грянул полковой марш, но тут рассердился генерал. «Кто дал приказ играть марш?» — взревел он. Дело кончилось тем, что Доктор не смог остаться в Кымпулунге до конца ярмарки… Фэрымэ замолчал и погрузился в воспоминания.

— Ну а что потом? Что же еще случилось с Оаной?

— Именно об этом я сейчас и думаю, — заговорил Фэрымэ, растирая колени. — Как вам рассказать все последующее, не возвращаясь назад, говоря только о Ликсандру, Дарвари и особенно об их новых приятелях из корчмы Фэникэ Тунсу. Ведь это долгая история, и, чтобы понять ее, следует знать, что случилось с Драгомиром и Замфирой…

Тонкогубый начальник издал короткий смешок и нажал на кнопку.

— Хорошо, об этом мы еще поговорим. Дверь приоткрылась, и вновь появился молодой человек с сияющей физиономией.

— Благодарю вас, — произнес Фэрымэ, поднимаясь и раскланиваясь.

5

Уже на следующий день Фэрымэ стало известно, что побывал он у помощника государственного секретаря в Министерстве иностранных дел. Когда старик вновь оказался в кабинете Думитреску, тот, как всегда мрачно, заявил ему:

— Я прочитал еще двести страниц, но так и не узнал, что там с Дарвари. Нас интересует Дарвари и лишь постольку-поскольку — Ликсандру и все остальные. Помощник государственного секретаря товарищ Эконому питает слабость к вашим писаниям, а эта Оана прямо-таки заворожила его. Однако нас интересует только Дарвари. Когда вы явились к товарищу Борзе, то хотели расспросить его о Ликсандру, а не об Оане. Так что сосредоточьтесь на Ликсандру и Дарвари… Несколько дней тому назад вы упомянули, что Ликсандру принялся обучать Дарвари древнееврейскому языку. Однако, как известно, Дарвари поступил в военное училище. Что за необходимость была изучать древнееврейский язык?

— Никакой необходимости не было, — испуганно залепетал Фэрымэ. — Но я уже говорил, история эта длинная, и все, что тогда происходило, связано с Оаной. Разрешите, я расскажу… Ликсандру покинул Бухарест осенью шестнадцатого года, во время эвакуации, а когда вернулся в восемнадцатом году, то сразу же поступил в шестой класс лицея имени Спиру Харета, потому что сдал экстерном экзамены за предшествующие классы. Год спустя Дарвари поступил в военное училище в городе Тыргу-Муреш. Но в один прекрасный день — я так и не понял, в силу каких обстоятельств, — Ликсандру явился к раввину, проживавшему на Каля-Мошилор, и заявил: «Возможно, вы меня не узнаете. Меня зовут Ликсандру, я был приятелем Йози. Я хочу все-таки дознаться, что с ним случилось, потому и пришел к вам. Если бы Йози был жив, он давно бы знал древнееврейский язык. Я к вам и пришел, чтобы вы научили меня ивриту, как научили бы Йози». Раввин ничего не ответил и долго задумчиво разглядывал его. Наконец он сказал: «Будь по-твоему. Приходи ко мне каждое утро за час до лицея и каждый вечер — за час до захода солнца». Так Ликсандру принялся изучать иврит, а поскольку был он мальчшсом умным и усидчивым, то за два года, к тому времени когда сдавал экзамены на бакалавра, знал этот язык настолько хорошо, что переводил из Ветхого Завета так же легко, как переводил бы своих любимых поэтов. Я забыл вам сказать, что Ликсандру еще с начальной школы, будучи натурой мечтательной, проявлял явную склонность к поэзии, а в гимназии серьезно увлекся ею. Но и здесь у него проявлялся странный вкус. В шестнадцать лет он читал Кальдерона, Камоэнса, де Миранду…

— Хватит об этом, — прервал Думитреску. — Скажите, почему ему пришло в голову обучать ивриту Дарвари? И как мог Дарвари, курсант военного училища, у которого голова забита столькими предметами, согласиться изучать еще иврит? На кой черт был ему нужен этот древнееврейский язык?! Ведь он мечтал стать летчиком.