Видиадхар Найпол - Полужизнь

• Название: Полужизнь
• Автор: Видиадхар Найпол
• Жанр: Современная проза

Последний роман лауреата Нобелевской премии 2001 года английского писателя В. С. Найпола (р. 1932) критики сравнивают с «Кандидом» Вольтера. Из провинциальной Индии судьба забрасывает Вилли Чандрана в имперский центр — Лондон, а затем снова в провинцию, но уже африканскую. Разные континенты, разные жизненные уклады, разные цивилизации — и дающаяся лишь однажды попытка прожить собственную, единственную и настоящую жизнь. Будет ли она полноценной, состоявшейся, удачной? И все ли хорошо в этом "лучшем из миров"? Рассказывая о простых людях в обычных житейских ситуациях, писатель вместе со своим героем ищет ответ на вопрос, с которым рано или поздно сталкивается каждый: "Своей ли жизнью я живу?"

В 2001 году роман «Полужизнь» был включен в лонг-лист Букеровской премии.

---

Роджер упомянул о фильме «Убийцы». Вилли его не видел. Ему стало интересно, что киношникам удалось сделать из этого рассказа. Ради любопытства он попытался себе это представить. Его мысль работала в этом направлении следующие несколько дней, и по ходу дела ему пришло в голову, что в голливудских фильмах есть сцены и даже целые эпизоды, которые он мог бы записать в манере своей «Жертвы», не конкретизируя фон. В первую очередь это касалось гангстерских фильмов с Кэгни и "Высокой Сьерры" с Хамфри Богартом. Одно из его первых самостоятельных сочинений, написанных в миссионерской школе, было примерно в этом роде. Тогда он описал человека (непонятно, из какой страны и из какого круга), который по неизвестной причине ждет кого-то в неопределенном месте и курит, чтобы скоротать время (там много говорилось о сигаретах и спичках), прислушиваясь к шуму машин, хлопанью дверей и шагам снаружи. В конце (сочинение занимало всего одну страницу) некто приходил, и ожидавший его человек изливал на него свое раздражение. На этом Вилли закончил рассказ, потому что так и не придумал сюжета. Он не знал ни что было раньше, ни что будет потом. Но теперь, взяв за основу эпизоды из фильмов Кэгни и Богарта, он мог об этом не беспокоиться.

Рассказы придумывались легко. За неделю он написал шесть штук. "Высокая Сьерра" дала ему три сюжета, и он видел, что оттуда можно извлечь еще три или четыре. Облик персонажа из фильма менялся от рассказа к рассказу, так что из каждого первоначального героя Кэгни или Богарта вышло по два-три разных человека. Как и в «Жертве», действие всех рассказов происходило непонятно где. Но пока он писал, этот неопределенный фон становился более четким, обретал конкретные черты: получался то дворец с куполами и башенками, то учреждение с рядами слепых окон на трех этажах, то загадочный военный городок с окаймленными белым бордюром дорогами, по которым почему-то никто не ездит, то университет с киосками во дворе, то пара древних храмов, куда в определенные дни стекается празднично одетая публика, то рынок с прилепившимся к нему скопищем разнокалиберных лачуг, то жилище отшельника хитреца, выдающего себя за святого, то зловонные сыромятни за городской околицей, на которых работают исключительно цветные. К удивлению Вилли, эти заимствованные истории, не имеющие никакого отношения к его собственному опыту, и герои, совсем не похожие на него самого, позволяли ему выражать свои истинные чувства гораздо свободнее, чем тогда, когда он придумывал свои осторожные, полные намеков школьные притчи. Он начал понимать — на подобные темы их заставляли писать эссе в колледже, — почему Шекспир никогда не сочинял пьес на сюжеты из своей собственной жизни и жизни тех, кто его окружал, довольствуясь чужими историями, действие которых происходило в чужих краях.

Все шесть его рассказов заняли не больше сорока страниц. Теперь, когда первый порыв миновал, ему захотелось поощрения, и он подумал о Роджере. Он написал ему письмо, и Роджер сразу ответил, предложив Вилли пообедать в кафе "Ше Виктур" на Уордор-стрит. Вилли пришел раньше срока, Роджер тоже. Роджер сказал:

— Ты видел надпись в окне? Le patron mange ici. "Хозяин обедает здесь". Сюда приходят известные писатели. — Роджер понизил голос. — Вон тот человек напротив — сам Притчетт.

Вилли не знал этого имени. Крепкий мужчина средних лет казался благодушным, у него было ироничное лицо с правильными чертами и ироничный, отсутствующий вид. Роджер сказал:

— Он пишет главные обзоры в "Нью стейтсмен". — Вилли видел этот журнал в библиотеке колледжа и знал, что каждую пятницу некоторые студенты прибегают туда пораньше, чтобы прочесть его первыми. Но у Вилли еще не появилось потребности в таком чтении журналов. Для него "Нью стейтсмен" оставался таинственным, полным сообщений на слишком английские темы и ссылок на незнакомые ему события. — Сейчас придет моя подруга, — сообщил Роджер. Ее зовут Пердита. Возможно, она даже моя невеста.

Эта странная формулировка навела Вилли на мысль, что у Роджера с его подругой не все ладно. Пердита оказалась высокой и стройной девушкой с обыкновенным, ничем не примечательным лицом и слегка неуклюжей походкой. Она была сложена иначе, чем Джун, и пользовалась каким-то средством, придававшим блеск ее светлой коже. Она сняла свои белые в полоску перчатки и бросила их на маленький столик таким элегантным движением, что Вилли стал приглядываться к ней с новым интересом. И скоро сообразил — по глазам Пердиты, по тому, как она опускала взгляд и отводила его от Роджера, — что, несмотря на всю их вежливость в обращении друг с другом и с ним самим, эти два человека за его столиком находятся в напряженных отношениях и что его присутствие на обеде должно было сыграть роль смягчающего фактора.

Разговор вертелся в основном вокруг еды. Побеседовали и о Вилли. Роджер держался с безупречной любезностью, но в обществе Пердиты у него был измотанный вид — глаза потускнели, со щек сошел румянец, былая открытость пропала, над переносицей залегли тревожные, едва заметные морщинки.

Они с Вилли вышли из кафе вместе. Роджер сказал:

— Устал я от нее. И от той, что будет за ней, устану, и от следующей тоже. В любой женщине так мало интересного. А миф об их прелести! Это их крест.

— Чего она хочет? — спросил Вилли.

— Хочет, чтобы я не тянул с этим делом. Женись на мне, женись, женись. Стоит мне на нее посмотреть, и я будто слышу эти слова.

— Я тут написал кое-что, — сказал Вилли. — Последовал твоему совету. Может, ты почитаешь?

— А стоит ли рисковать?

— Мне бы хотелось, чтобы ты прочел. Рассказы лежали у него во внутреннем кармане пиджака. Он отдал их Роджеру. Через три дня от него пришло одобрительное письмо, и когда они встретились, Роджер сказал:

— Очень оригинально. Совсем не похоже на Хемингуэя. Больше на Клейста. Отдельно взятый рассказ, может, и не произвел бы впечатления, но вместе они действуют. Чувствуется что-то угрожающее. И фон мне нравится. То ли Индия, то ли не Индия. Тебе надо продолжать. Если сделаешь еще страниц сто, можно будет подумать и о том, куда это пристроить.

Теперь писать стало труднее, но рассказы все же получались — по одному, по два в неделю. Когда Вилли начинал замечать, что ему не хватает материала, что в памяти не осталось хороших киноэпизодов, он отправлялся смотреть старые или иностранные фильмы. Он ходил в хампстедский «Эвримен» и в «Академию» на Оксфорд-стрит. За одну неделю он три раза посмотрел в «Академии» фильм "Детство Максима Горького". Сравнивая то, что происходило на экране, со своим собственным детством, он плакал; увиденное помогло ему написать еще несколько рассказов.

* * *

Однажды Роджер сказал:

— Скоро в Лондон приезжает мой редактор. Знаешь, тот, которому я каждую неделю посылаю отчет о новых книгах и пьесах. Иногда добавляю что-нибудь о разных культурных деятелях. Он платит мне десять фунтов в неделю. По-моему, он приезжает, чтобы меня проверить. Сказал, что хочет познакомиться с моими друзьями. Я обещал ему ужин с лондонскими интеллектуалами, и ты должен туда прийти, Вилли. Это будет первая вечеринка в том доме недалеко от Марбл-Арч, который я тебе показывал. Я представлю тебя как будущую литературную звезду. У Пруста есть герой, светский человек по фамилии Сван. Он любил ради собственного удовольствия иногда собирать вместе людей из разных слоев — это у него называлось социальной бутоньеркой. Вот и я хочу сделать для своего редактора примерно то же самое. Там будет негр из Западной Африки, с которым я познакомился, когда служил в армии. Его отец, уроженец Вест-Индии, вернулся на свою историческую родину, когда началось движение "Назад в Африку". Он и сына назвал Маркусом в честь прохиндея, который основал это движение. Маркус тебе понравится. Он очень обаятельный, исключительно воспитанный. Он сторонник межрасового секса и в этом смысле прямо-таки ненасытен. Когда мы с ним познакомились в Западной Африке, он почти только о сексе и говорил. Чтобы хоть как-то ему возразить, я сказал, что африканские женщины вполне привлекательны. "Если тебе нравятся животные", — ответил он. Сейчас он учится на дипломата — рассчитывает стать им, когда его страна получит независимость, — и Лондон для него рай. У него две мечты. Первая заиметь внука, который на вид будет совершенно белым. Полдела им уже сделано: у него пятеро детей-мулатов от пяти белых женщин, и он считает, что теперь ему остается только следить за этими детьми, чтобы они его не разочаровали. Он хочет в старости пройтись со своим белым внуком по Кингз-роуд. Люди будут на них глазеть, и ребенок громко спросит: "Почему они так на нас смотрят, дедушка?" Вторая его мечта — стать первым чернокожим, у которого есть счет в «Куттс». Это банк королевы.

— Неужели среди их клиентов нет чернокожих? — спросил Вилли.

— Не знаю. По-моему, он и сам точно не знает.