Щемелинин Сергеевич - "Я"

• Название: "Я"
• Автор: Щемелинин Сергеевич
• Жанр: Эзотерика

Основная идея книги заключается в том, что в ней описан весь путь становления главного героя от человека до всемогущего существа, равного "богу" – Хозяина Вселенных. В процессе этой эволюции ему приходится пережить 2 своих смерти, участвовать в Первой Галактической войне, познать абсолютную власть над времени и материей, а также ощутить горечь потерь и радость побед.В целом, книга "Я" является многожанровым произведением: с фантастической сюжетной линией переплетены крупные философские отступления и столь же значительные описания научных и биологических объектов, а также описания всевозможных технологий будущего; таким образом, отдельные части книги сильно отличаются друг от друга как по стилю, так и по языку.

---

Как я уже говорил раньше, технология боя, которую противник использовал против меня, была следующая: два корабля обстреливали меня, а третий отдыхал, – но отдых этот не был полноценный, потому что был слишком краток по времени: если бы они дали возможность отдохнуть одному из трех экипажей так, как это было ему необходимо, тогда у них должно было быть как минимум четыре корабля – трое держали бы меня, а один отдыхал бы. Будь их четверо, они могли бы вести бой хоть до бесконечности, но их было всего лишь трое, а значит… Два корабля лишь с крайним напряжением всех сил при условии безошибочно точной работы могли не дать мне возможности прыгнуть или же просто попасть в них и, тем самым, окончить бой победой, но в таком интенсивном режиме люди не могли работать долго, поэтому-то экипаж третьего, отдыхающего корабля, и не успевал восстановиться к тому времени, когда ему приходилось вступать в бой.

…Их надежды рушились: победа медленно, но верно уходила от них – ведь сами они тоже уставали, – конечно, не так сильно, как мы, но тоже уставали – усталость накапливалась и у них, поэтому они тоже стали употреблять сначала стимуляторы, а потом и наркотики. Я думаю (я не знаю, а только лишь предполагаю по собственному самочувствию), что они перешли от заменителей на настоящие наркотики как раз тогда, когда я остался один.

Каждый выстрел, который они направляли в меня, убивал их самих. Они надеялись на успех, они старались победить, но я не давал им возможности для этого. Победа была близка, казалось, еще один выстрел – и все, можно радоваться, но нет, я еще боролся, и им необходимо было бороться тоже.

…Было ли мне тяжело? Сначала было, а потом уже – нет; а вот моим противникам было все хуже и хуже – они не успевали отдохнуть, на них давила усталость, а надежды все таяли и таяли. Они делали ошибки, сначала редко, а потом уже все чаще и чаще – я мог бы воспользоваться ими и прыгнуть, но на расчет прыжка у меня уже не было сил – я не замечал их ошибок, а думал лишь о том, чтобы отбить очередной удар. Будь у меня полный экипаж, то тридцатый день нашей схватки не исполнился бы – к тому времени мы ускользнули бы от них, а так мне приходилось одному отбиваться день за днем, зная, что каждый их выстрел может быть для меня последним.

Как-то раз, когда минул уже тридцатый день, они вызвали меня, но я им не ответил – на разговоры у меня тоже не было сил. К тому времени я стал почти машиной, которая только лишь ждет своего часа.

На тридцать второй день они бросили все силы, которые у них еще оставались, против моих сил и сменили тактику – с этого дня они атаковали меня все втроем, а не вдвоем, как было раньше. Никто из них не отдыхал: они сражались все вместе – и это было правильное решение: противник так вымотался, что два его корабля уже настолько плохо стреляли в меня, что я подумывал о том, чтобы все-таки прыгнуть, дождавшись, когда они станут ошибаться еще больше. Давление, которому враг подвергал меня, возросло с введением в бой третьего крейсера, но я крепился, стараясь действовать вязко, чтобы резкими рывками не оборвать тонкую ниточку своей жизни.

За сорок дней я прошел почти все круги ада, но остался последний, самый главный – и вот настал сорок третий день – вражеские корабли стали постепенно сближаться с моим; они делали это синхронно и довольно четко. Итак, все – карты брошены на стол: неприятель решил кинуть в бой свое последнее оружие и сейчас приближается ко мне, чтобы решить итог схватки антиматерией – его звездолеты, изогнув траекторию своего полета, набрасывались на меня с трех сторон, как волчья стая. Ужас заледенил мое сердце – пора, пора мне выбираться из того спокойно-безразличного состояния, из той "нирваны", в которой я пребывал уже столько времени, пора моей душе перестать быть спокойным морем, а встретить врага с силой и яростью разыгравшегося тайфуна. Я вспомнил Халу, вспомнил свои бесчисленные победы в том мире, вспомнил людские головы, разбитые ударом моего кулака, вспомнил крики и стоны умирающих людей, вспомнил запах человеческой крови на своих руках, и горячая ярость, управляемая моим холодным разумом, вызвала в моем сердце жестокость и заполнила собой все мое существо. Штормовые волны ходили в моем сердце, неистовый ураганный ветер срывал с них белые барашки пены, и черные облака, все в блеске молний и грохоте грозы, крутились вихрем – я стал готов к бою, я сбросил оцепенение и теперь могу драться, как зверь, но, несмотря на такое состояние моей души, я все же понимал, что если они пойдут до конца, то они одолеют меня, чтобы я ни предпринимал.

И враг приблизился ко мне на расстояние выстрела антиматерией, а затем открыл огонь. Потоки античастиц проносились мимо меня, я уворачивался от них и сам отвечал ударом на удар. Звездолеты приблизились ко мне еще ближе, и теперь мы уже вели бой на средних дистанциях. Огненными копьями великанов потоки антиматерии вспарывали космос – такими "молниями" не грех и богам сражаться друг с другом!

Противник стрелял очень хорошо, но и я не уступал ему в этом – пока что никто из нас ни разу не попал друг в друга, однако это могло произойти в любое мгновение. Мне было страшно: я понимал, что пока они еще не сильно рискуют, надеясь попасть в меня издалека, но если решат сблизиться еще больше… Я бросал корабль в разные стороны, постоянно меняя скорость и ускорение, – мои враги делали то же самое, но на один мой выстрел они отвечали тремя.

"Сабельная рубка" звездолетов продолжалась уже несколько часов, и я стал ждать того момента, когда они, наконец, решат приблизиться еще больше, и мы начнем вонзать бивни антиматерии друг в друга практически в упор. Я знал, что на таком маленьком расстоянии трудно не попасть – рубка превратится в резню, – и поэтому был уверен в том, что погибну, желая лишь одного, – подороже продать свою жизнь! А корабль мой, конечно же, разорвется ядерным взрывом, и вечный космос будет мне могилой, и ничего сделать будет уже нельзя…

Но у них совсем не осталось сил, и они не хотели, а следовательно, не могли рисковать, хотя, исполняя приказ командования, должны были рискнуть и расстрелять меня, приблизившись вплотную. Противник понимал, что один из них, а может быть, и два корабля из трех могут разделить со мной мою участь… – и не хотели они моей смерти такой ценой!

Наверное, они думали, что я смогу победить их, уничтожив всех троих, а самому остаться в живых; они наверняка думали так для того, чтобы оправдаться перед самими собой, для очистки собственной совести – и они знали, что сам я не верю в это, но так им было проще принять поражение, поэтому они забыли о том, что я слабее; хотя, если вдруг фортуна захочет улыбнуться мне, то я смогу одержать победу, но смогу сделать это только с помощью фортуны.

Корабли противника не стали приближаться ко мне еще ближе – они вдруг стали удаляться от меня; они делали это также синхронно, как и приближались ко мне раньше. Я еще не смел радоваться, потому что мы все еще обменивались выстрелами, и каждый из них все так же, как и раньше, мог стать для меня последним, да и честно говоря, сил для радости у меня совсем не осталось. Радоваться можно только тогда, когда действительно можно радоваться, а сейчас еще слишком рано.

Будущее покрыто туманом, и что оно несет с собой – кто знает…

Вражеские корабли удалялись от меня, одновременно сбрасывая скорость; они уже пустили в ход основное оружие, но делали это как-то вяло – они, как мне кажется, уже не атаковали, а лишь делали вид, что атакуют, и это было правильно – прекращать стрельбу нельзя было ни в коем, ибо мы не верили друг другу. Я отбивался; а наши четыре корабля, расходясь, как будто бы рисовали в космосе цветок – три корабля противника рисовали раскрывающиеся лепестки, а я рисовал пестик с тычинками.

Они удалялись все дальше и дальше от меня, их скорость падала, однако я свою скорость не уменьшал. Сорок третьи сутки непрерывного боя заканчивались, а с ними заканчивалась и битва. Наконец, на исходе сорок четвертых суток, мы разошлись на расстояние, которое превышало дистанцию действия основного оружия при этой концентрации массы и энергии – они перестали стрелять, да и я прекратил это бесполезное занятие. Корабли противника стали вновь собираться в тесную группу, а я тем временем уходил от них все дальше и дальше.

Теперь уже ясно – это была победа. Я увеличил скорость, но во мне не было ни радости, ни печали: я сделал то, что должен был сделать, а они сделали то, что смогли сделать. Я был почти полностью опустошен этой долгой битвой, но теперь я был в безопасности, я был свободен, и я победил.

А они смотрели на меня, как я ухожу от них, смотрели с полурастерзанной психикой и каменной усталостью. Они проиграли, но они так и не поняли, почему поражение досталось им. Все было за них, но, видимо, все-таки не все – что-то было и за меня. Они примирились с неудачей, потому что удача ушла от них, и у них не было сил гнаться за нею вновь.