Андрей Стерхов - Быть драконом

• Название: Быть драконом
• Автор: Андрей Стерхов
• Издательство: Издательство АЛЬФА-КНИГА
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-93556-951-8

Если вам кто-то скажет, что драконов нет, — не верьте. Кто так говорит, либо не в курсе, либо врет. Драконы существуют. Факт, существуют! Я знаю, о чем говорю, я сам дракон. Скажу больше: я — золотой дракон. Живу в Сибири, гоняю по улицам Города на битой тачке, знаюсь с Иными и стараюсь везде и во всем утверждать справедливость. А еще я владею сыскным агентством, и если однажды Запредельное навалится на вас по полной программе, обращайтесь — чем смогу, помогу. Во всяком случае, постараюсь. Потому что я добрый дракон, порою слишком добрый. Для порядочных людей, конечно, добрый. Для тех же, кто попадает в мой актуальный Список, я — зло воплощенное. Вы спросите, что это за Список? Могу рассказать. И о Списке могу, и о многом другом. Усаживайтесь поудобнее и слушайте, я начинаю…

---

Тут загорелся зелёный, я тронулся и сказал:

— Но знаешь, брат, что самое забавное?

— Что, брат? — вяло поддержал мой затянувшийся монолог Тнельх.

— Если европейцам вновь будет угрожать какое-нибудь очередное Дикое Поле, русские опять заслонят их. Я уверен в этом на все сто: встанут стеной и заслонят. Глупое в этом плане племя.

— Глупое, но великое, — веско заметил Тнельх.

— Тоже верно, — согласился я с такой поправкой и, помолчав, добавил: — И про других думают, что великие. Помнишь, как с конца 1943-го на полном серьёзе стали готовиться к отражению действий немецких партизан?

— Помню. Смешно.

— Смешно.

Дальше какое-то время мы ехали молча, Инспектор стал клевать носом, а затем и вовсе заснул. Замаялся бедолага. Ещё бы тут не замаяться: долгий перелёт, бессонная ночь, резкая смена часовых поясов и непростая прогулка по подземному лабиринту — всё это бодрости не прибавляет. Меня и самого ко сну клонило. Тоже набегался. Да ещё и дорога от города до Озера убаюкивающая: полосы широкие, полотно ухоженное, а пейзаж по обочинам однообразен до жути — сосны, берёзы, берёзы, сосны и не одной финиковый пальмы. Того и гляди, упадёшь лицом на руль и съедешь в придорожную канаву.

Чтобы избежать того, что Лера называет «аццким фигаком», я включил магнитолу. Но музыка не взбодрила, даже ненавистный дыц-дыц-дыц и тот не помог. Тогда применил испытанный способ: стал вслух вспоминать один из эпизодов бесконечной легенды о золотом драконе, которую поведал мне в своё время достопочтенный вирм Акхт-Зуянц-Гожд.

— Проведя край, дракон долго спал, — громко рассказывал я сам себе. — Со стороны казалось, что он мёртв. Но это было не так. Просто его сознание укрылось в тесную каморку, где не было света, а были мрак и смертный холод. И ещё кошмары. Кошмары грызли сознание дракона. И днём грызли, и ночью. И не было никакого другого спасения, как только проснуться. Дракон был обязан проснуться, чтобы снова вступить в бой за всё, что когда-то любил.

— И он проснулся, — сказал очнувшийся Тнельх. — И увидел, что стал золотым.

Похоже, он тоже когда-то слышал эту легенду.

А уже через полчаса мы сидели на террасе уютного ресторанчика, глядели на вершины в сизой дымке и хлебали под крики чаек омулёвую уху. Хлебали и нахваливали. Уха, действительно, была чудо как хороша. А другой тут и не бывает. Потом пили испанское вино, вслушиваясь в говор набегающей волны. А когда слегка осоловели, пошла у нас неспешная беседа. О чём мы только с Тнельхом не переговорили. О погодах. О ценах на бензин. О достоинствах накачки шин азотом. О политике партии и правительства. О нравах, царящих в институте, где Тнельх который уже год служит проректором. И ещё говорили о нанотехнологии, в которой я не бельмеса. А ещё: об изящных материях, о различных аспектах бытия, о неисчерпаемости природы в её различных проявлениях.

Говорили-говорили, а я у меня на уме вертелось: «Каким образом Тнельх стал онгхтоном, как пережил напасть, как теперь живёт и что при этом испытывает?» Вот что мне хотелось узнать. Не из праздного любопытства, нет, а на тот подлый случай, который, как известно, всякий. Не видел я ничего плохого в том, чтобы узнать, как это оно — не быть драконом. К тому же полагал: пусть даже и не пригодится в будущем этот чужой горький опыт, зато он может придать ощущение дополнительной ценности каждому мгновению моей жизни в качестве истинного дракона. Что само по себе уже неплохо.

Короче говоря, хотелось мне его расспросить, да не знал, как подступить. Ходил вокруг да около, а напрямую задать вопрос не решался. Мялся, как красна девица. Сам себя не узнавал.

Но Тнельх (всё-таки маг как никак) моё желание уловил, и разговор о своём горе завёл первым. Прервав на полуслове рассказ о недавних театральных премьерах, неожиданно сказал:

— Когда-то я был нефритовым драконом и звали меня Руанмг-Тнельх-Солращ. Знаешь, что собой представляет нефритовый дракон?

Я кивнул.

— Как не знать. Триединство лекаря, мага и учёного мужа.

— Вот-вот — учёного, чёрт его дери, мужа. — Тнельх недобро ухмыльнулся и, с трудом сдерживая охватившие его эмоции, нервно побарабанив пальцами по столу. — Из-за того, что наш умник Солращ, хотел знать всё обо всём, и погиб двадцать восемь лет назад доблестный дракон Руанмг-Тнельх-Солращ.

— Как это произошло? — тихо спросил я.

Тнельх поднял бокал, отхлебнул вина и, прежде чем ответить, сам задал вопрос:

— О зеркалах сагасов Фессалии слышал?

Я кивнул:

— Конечно. Пишешь на таком зеркале кровью, и надпись проявляется на лунном круге.

— У тебя такое есть?

— Нет.

— А вот у меня было.

— И что?

— Да ничего. — Тнельх вновь пригубил вино, потом какое-то время молчал, что-то припоминая, и после небольшой паузы спросил: — Вот скажи мне, брат, как маг магу, что такое магия?

Вопрос был неожиданным. Я удивлённо хмыкнул, почесал затылок и ответил так:

— Ну, грубо говоря, магия — это совокупность нетехнических приёмов воздействия на природу и живых существ.

— И точка?

— И точка.

— И ведь нас с тобой, брат, не особо волнует, как оно всё устроено? Ведь так?

— В принципе — так. Необъяснимо и хрен с ним. Лишь бы работало.

— Всё правильно, нас, магов, не волнует. А вот кое-кого волнует. Кое у кого мозг чересчур пытливый, а ручки шаловливые.

— Это ты об учёных? — спросил я, сообразив, куда он клонит.

— О них, — подтвердил он. — Хлебом их не корми, с бабой не ложи, но дай ковырнуть потаённые пружины. Вот и вышло: стащил у меня Солращ зеркало сагасов, стал с ним экспериментировать и до того доэкспериментировался, что однажды отразился в нём. Причём, полностью. С концами.

— А что помешало вернуться?

— В лаборатории крыса белая жила.

— Что — хвостиком вильнула? — спросил я.

— Вильнула тварь лабораторная, — горько усмехнулся Тнельх.

— Вдребезги?

— Вдребезги.

— А склеить не пробовали?

— Шутишь или издеваешься?

Я не нашёл, что ответить, и на какое-то время наш разговор умолк.

Пока длилась пауза, я потягивал вино, а Тнельх наблюдал за полётом дельтаплана, сумасшедший пилот которого закладывал такие виражи, что казалось — вот-вот свалиться в штопор и рухнет в воду. Но не свалился. И не рухнул. А всё кружил и кружил на честном слове и одном крыле. Сокол сталинский.

Я первым нарушил тишину, спросив:

— Слушай, брат, скажи, а как это оно — не быть драконом?

— Хреново, — признался Тнельх и жестом попросил подлить вина. Я налил до краёв, он выпил махом, поставил бокал на скатерть и, промокнув губы салфеткой, сказал: — Первые три года — не веришь, ещё три — тоскуешь, а потом какое-то время живёшь на автопилоте, чисто зомби. Ну а дальше, когда уже кровь станет совсем красной, — либо смиряешься, либо… — Он резко провёл ребром ладони по горлу. — Я, к примеру, смирился, а Руанмг не смог. Ушёл за край. У тебя курить есть?

Я перекинул ему пачку сигарет и зажигалку, после чего поинтересовался:

— Летать тянет?

— Всё меньше и меньше, — закурив, ответил он.

— А читать Книгу Завета?

— Нет. Книга сразу отпустила. Небо вот не сразу, а Книга — сразу. — Тнельх затянулся, выпустил дым и уточнил: — А почему ты Книгу называешь Книгой Завета?

— А как её называть?

— Вообще-то, Книгой Исповеди.

— Первый раз слышу.

— Поди молодой ыщо. Сколько тебе?

— Четыре с половиной.

— Да нет, взрослый уже мальчик, должен был догадаться… А ты, вообще-то, чувствуешь, что с Книгой что-то не так?

— Очень даже чувствую, — сознался я. — Читаю-читаю, а ничего из прочитанного запомнить не могу.

— А потому что не несёт Книга никакого завета. — Тнельх вдавил выкуренную только до половины сигарету в дно пепельницы и, не делая перерыва, прикурил новую. Затянулся, выпустил дым и сказал: — Она исповедь принимает.

Для меня это прозвучало откровением.

— Это как понять? — пытаясь осмыслить услышанное, спросил я.

— А это так понять, что не ты читаешь Книгу, а Книга — тебя, — сбив пепел с кончика сигареты, ответил Тнельх.

— То есть?

— А то и есть. Приходишь ты, брат, в Храм Книги с одной-единственной целью — рассказать, что случилось с тобой за время, что прошло с Ночи Знаний до Ночи Знаний. Только для этого. Такова была задумка Высшего Неизвестного.

— А смысл?

— Тут целых два смысла — физиологический и высший.

Становилось всё интересней и интересней, я слёзно попросил:

— Просвети, брат.

— Запросто, — легко согласился Тнельх и тотчас стал объяснять. — Что касается физиологического, тут просто: всякому дракону требуется время от времени сбросить лишнюю информацию. Наблюдательность у нас нечеловеческая, но тела-то человеческие. Для нагона чревато помнить всё, что когда-то увидел и услышал. Уже на третьей сотне лет мозг бы переполнился и крякнул. Вот ты помнишь, например, сколько в берковце пудов, а в лоте золотников?