Марио Льоса - Тетради дона Ригоберто

• Название: Тетради дона Ригоберто
• Автор: Марио Льоса
• Издательство: Иностранка
• Жанр: Современная проза
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-389-00007-0

Марио Варгас Льоса – всемирно известный перуанский романист, один из творцов «бума» латиноамериканской прозы, несомненный и очевидный претендент на Нобелевскую премию, лауреат так называемого «испанского Нобеля» – премии Сервантеса, премий Ромуло Гальегоса, «Гринцане Кавур», «ПЕН/Набоков» и других. Его книги «Город и псы», «Зеленый дом», «Тетушка Хулиа и писака», «Война конца света», «Нечестивец, или Праздник Козла», «Похождения скверной девчонки», «Похвальное слово мачехе» всякий раз становились мировыми сенсациями.

Романом «Тетради дона Ригоберто» Варгас Льоса завершает сюжет «Похвального слова мачехе». Те же герои – стареющий эстет и эротоман, его красавица жена и ее пасынок, ангел-бесенок, камень преткновения и соблазна – пускаются в эротические авантюры, заставляющие читателя вспомнить сказки «Тысячи и одной ночи». В «Тетрадях…» автор решает и серьезную художественную задачу – создает грандиозный поэтически-музыкально-живописный ансамбль, подлинный храм Эроса.

---

– Сними парик, раздеться можно в ванной. – Молодой человек указал на дверь в углу комнаты. Но донья Лукреция не двигалась с места, завороженная его стальным взглядом: круглая лампа освещала темную прядь в светлых волосах юноши. Она не верила своим глазам. Это был вылитый он.

– Как этот Эгон Шиле? – встряла Хустиниана. – Тот художник, на котором свихнулся наш Фончито? Псих, который рисовал неприличные картинки?

– А отчего я, по-твоему, так перепугалась? Он самый.

– Я знаю, кого тебе напомнил, – проговорил молодой человек тем же серьезным, сухим и лишенным интонации голосом, каким обратился к ней в баре. – Ты потому такая напряженная? Ну да, мы похожи. И что с того? Или ты решила, что я – Эгон Шиле? Ты ведь не такая дура?

– Я буквально потеряла дар речи, – призналась донья Лукреция, заворожено глядя на молодого человека. – Дело не только в лице. Вы такой же высокий и тонкий. У вас такие же длинные руки. И манера прятать большой палец. Совсем как Эгон Шиле на фотографиях. Как это может быть?

– Не будем терять времени, – холодно ответил юноша, остановив ее нетерпеливым жестом. – Сними этот уродливый парик и ужасные шмотки. Я буду ждать в спальне. Выходи обнаженной.

Его голос звучал вызывающе и немного неуверенно. Донья Лукреция решила, что он похож на гениального ребенка, страдающего от нехватки родительской любви: все такие люди совершают мерзости, глупости и геройства лишь для того, чтобы мама обратила на них внимание. Это относится к Эгону Шиле или к Фончито? Донья Лукреция не сомневалась, что таким в недалеком будущем станет сын Ригоберто.

«Сейчас начнется самое трудное», – подумала женщина. Она не сомневалась, что у копии Фончито, похожей на Эгона Шиле, есть запасные ключи и, даже если бы она захотела, из номера ей не убежать. Остаток ночи придется провести здесь. Донье Лукреции стало страшно, но сильнее страха были любопытство и возбуждение. Переспать с этим стройным юношей с холодными глазами и жесткой складкой у губ было все равно что заняться любовью с почти взрослым Фончито или помолодевшим Ригоберто. Донья Лукреция усмехнулась. Женщина в зеркале на стене ванной казалась спокойной, почти веселой. Снять одежду оказалось непросто. Пальцы свело судорогой, словно она долго держала их в снегу. Сбросив нелепый парик, мини-юбку и прочую сбрую, донья Лукреция облегченно вздохнула. Оставшись в чулках и крошечном черном лифчике, она потянулась, встряхнула волосами – они были убраны под сетку – и в нерешительности остановилась перед закрытой дверью. Женщину вновь охватила паника. «Неизвестно, выйду ли я отсюда живой». Но даже страх не мог бы заставить ее отказаться от затеянной Ригоберто (или Фончито?) игры. Молодой человек погасил в гостиной свет, оставив гореть лишь маленькую лампу в углу. В огромном окне, на фоне темного неба, казалось, сияли мириады светлячков. Лима прикинулась мировой столицей; тьма скрывала трущобы, грязь и даже вонь. Мрак наполняла нежная музыка: арфы, литавры и скрипки. Боязливо продвигаясь к двери в спальню, донья Лукреция вдруг ощутила новую волну желания, от которого моментально отвердели соски («Ригоберто это так нравилось»). Женщина бесшумно пересекла комнату и толкнула дверь. Та распахнулась.

– Они были там? – спросила Хустиниана с возрастающим недоверием. – Я сразу поняла. Они там были? Аделита, дочка сеньоры Эстер?

– И тип, который играл на скачках, наркоторговец или кто он там, – подтвердила донья Лукреция. – Да, они там были. Оба. В постели.

– Само собой, голые, – хихикнула Хустиниана, прикрыв рот ладошкой и широко распахнув глаза. – И поджидали вас, сеньора.

Комната казалась больше любой другой спальни в гостиничном номере, даже в первоклассном сюите, хотя донья Лукреция не могла правильно оценить ее размеры: красноватого ночника под бордовым абажуром хватало лишь на то, чтобы осветить нагую парочку, слившуюся в объятиях на черном покрывале со сливовыми пятнами. Вокруг царил мрак.

– Заходи, дорогая, – пригласил мужчина, не переставая целовать и тискать Аделиту. – Налей себе выпить. На столе есть шампанское. Кокс [124] – в серебряной табакерке.

Донья Лукреция никак не ожидала увидеть в номере Аделиту и любителя скачек, но куда сильнее ее смутило отсутствие стройного юноши. Он ушел? Или подглядывает из темноты?

– Привет, сестренка. – Из-за плеча мужчины выглянула порочная рожица Аделиты. – Классно, что ты смылась со своего свидания. Проходи, не стесняйся. Тебе не холодно? Здесь тепленькое местечко.

Страх окончательно испарился. Донья Лукреция прошла к столу и налила себе шампанского из оставленной в ведерке со льдом бутылки. А что, если взять щепотку кокаина? Отпивая маленькими глоточками шампанское, она вглядывалась во тьму и думала: «Это какое-то колдовство. Так не бывает». Обнаженный, мужчина казался еще толще, чем в одежде. У него была белая, покрытая родинками кожа, складки на животе, мощные ягодицы и короткие волосатые ноги. Аделита, напротив, оказалась совсем худенькой. У нее было гибкое смуглое тело, на бедрах выпирали косточки. Она позволяла мужчине ласкать и целовать себя и сама ласкала его, умело имитируя страсть, но донья Лукреция заметила, что девушка не целует партнера и отворачивается при каждом удобном случае.

– Ну, давайте же, больше мочи нет терпеть, – внезапно проревел мужчина. – Мой каприз, мой каприз. Теперь или никогда, девочки!

Хотя возбуждение почти прошло, уступив место легкому отвращению, донья Лукреция взбодрила себя шампанским и решила подчиниться. Прежде чем приблизиться к кровати, она еще раз бросила взгляд в окно, на море огней внизу и далекие зубцы Кордильер. Потом женщина уселась на край постели, без страха, но растерянная, с каждой минутой все больше наполняясь отвращением. Кто-то схватил ее за руку, притянул к себе и заставил лечь. Она не сопротивлялась, сломленная, потрясенная, разочарованная, только повторяла, словно автомат: «Не плакать, Лукреция, не плакать, не плакать». Мужчина обнимал донью Лукрецию левой рукой, а Аделиту правой и вертел головой, целуя их в шейку и в уши, стараясь поймать их губы. Растрепанная, красная Аделита приподняла голову и с циничной ухмылкой заговорщически подмигнула напарнице. Мужчина впился поцелуем в рот Лукреции, заставив ее разомкнуть губы. Его язык змеей скользнул по ее небу.

– Я хочу, чтобы ты была сверху, – канючил мужчина, покусывая ей соски. – Давай, забирайся. Поскорее.

Донья Лукреция колебалась, но Аделита помогла ей взобраться на мужчину и сама уселась на него, перекинув ногу так, чтобы тот мог видеть ее выбритый лобок с тонкой полоской шерстки. Вдруг что-то тугое чуть не пронзило ее. Неужели это была та самая смехотворно маленькая штучка, что всего несколько секунд назад терлась ей об ноги? Огромный член вошел в нее с невиданной мощью, поднял ее и нанизал на себя.

– Целуйтесь, целуйтесь же, – стонал любитель лошадок. – Черт, мне почти ничего не видно. Сюда бы зеркало.

С ног до головы залитая потом, отупевшая, измученная, донья Лукреция, не открывая глаз, протянула руки и нащупала лицо Аделиты, но девушка ответила на поцелуй нехотя, не размыкая тонких губ. Они не дрогнули, даже когда донья Лукреция надавила на них кончиком языка. В этот момент, с трудом разомкнув пропитанные потом ресницы, женщина увидела белокурого юношу, сидящего на вершине стремянки. Полускрытый за лакированной китайской ширмой, расписанной иероглифами, с горящими глазами и нервно сжатым ртом, он яростно зарисовывал происходящее углем на белоснежном картоне. Словно большая птица, примостившись на неустойчивой стремянке, художник пожирал их глазами и рисовал энергичными, размашистыми штрихами; он то и дело метался взглядом от постели к рисунку и снова к постели, не обращая внимания ни на огни за окном, ни на собственный член, который топорщил ему брюки, поднимаясь и распухая, словно дирижабль, который наполняют воздухом. Огромный воздушный змей навис над женщиной, вперив в нее единственный глаз циклопа. Донью Лукрецию это нисколько не волновало. Она продолжала скачку, вымотанная, пьяная, счастливая, думая то о Ригоберто, то о Фончито.

– Что ты ерзаешь, разве не видишь – я кончил? – прохныкал любитель скачек. В полутьме лицо мужчины казалось пепельно-серым. Он корчил рожи, как избалованный ребенок. – Черт возьми, вечно одна и та же история. Как только он встает, я кончаю. Не могу себя сдержать. И ничего, ничего нельзя поделать. Я ходил к специалисту, он прописал мне грязевые ванны. То еще дерьмо. Я полдня блевал, и живот скрутило. Массаж. Тоже дерьмо. Я поехал в Викторию, к знахарю, он засунул меня в чан с травами, которые воняли плесенью. Думаете, помогло? Ни хрена. Теперь я кончаю еще быстрее, чем раньше. За что мне такая собачья жизнь, будь она неладна? – Мужчина горестно вздохнул и всхлипнул.

– Не плачь, приятель, ты ведь воплотил свою мечту, – утешила клиента Аделита, перекинув ногу через его голову и укладываясь рядом.