Булат Жандарбеков - Подвиг Ширака

• Название: Подвиг Ширака
• Автор: Булат Жандарбеков
• Издательство: Изд-во "Жазуши"
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1993

---

Туманилось сознание людей, страх и ужас охватывал их перед нашествием людоедов и кровопийц, четвероруких и звероподобных, одноглазых чудищ, и... власть поработителей уцелела. Ненавистные персы все же походили на людей, а те, дикие…

Правда, то там, то здесь происходили волнения, вспыхивали бунты, но как-то робко, разрозненно, очагами, и беспощадный Гобрий, не мешкая, душил их в зародыше и топил в крови.

Из всей тройки только один Гистасп сумел оценить в полной мере могущество слова. Впоследствии именно он оказался покровителем учения Заратустры — непризнанного пророка и изгнанника.

Конец триумвирата

Когда гибель Кира стала столь очевидной, что скрывать ее было бы просто глупостью, и Камбиз из наследника престола превратился в царя царей, вельможи-правители решили предстать перед своим новым повелителем, рассказать ему о положении в царстве, о своей службе и выслушать волю молодого господина. Им было что сказать и чем похвастать перед Камбизом — каждый сделал столько, сколько под силу не всякому смертному. Переговорив между собой, они решили сгустить краски и без того далеко не радостных событий и, запугав неопытного царя-мальчишку, развязать себе руки на будущее и удержать в этих руках сладкое бремя власти. Но вот что было странно — и совесть их была чиста перед царем, и за свою деятельность они были достойны только наград и благодарности, а эти люди, умудренные опытом, прошедшие сквозь огонь и воду и не один раз смотревшие в глаза смерти, шли на свидание с царем-мальчишкой, испытывая противный липкий страх. Поведение Камбиза было непредсказуемо еще в бытность его царевичем, тем труднее было предвидеть, что он выкинет, став полновластным хозяином жизни и смерти своих подданных.

Во дворце их встретил любимец Камбиза, молодой знатный перс Прексапс, и тихим голосом сказал вельможам, что царь царей находится в своем саду, и повелел первым сановникам царства явиться туда. Крез с сочувствием посмотрел на бледного красавца Прексапса — быть любимцем такого человека, как Камбиз, дело далеко не легкое. И сам, почему-то отчаянно труся, с тоской вспомнил о благородном и незабвенном Кире.

Царя вельможи застали в тот момент, когда он распекал своего садовника.

— Ты что, верблюд, забыл, что мы тебе повелели? Можем повторить еще раз: мы сказали тебе — не сажай лиловые цветы рядом с красными, а посади бледно-розовые. Что ж, одно ухо мы тебе оставим, чтобы впредь ты внимательнее слушал наши указания, а второе — отрежем, чтобы ты навсегда запомнил, что заставил нас повторить уже сказанное. Эй, стража!

И Камбиз, не обращая внимания на мольбы о пощаде и вопли несчастного садовника, которого двое стражников, подхватив под мышки, поволокли на расправу, углубился в созерцание голубого цветка.

После длительного молчания, осторожно кашлянув, более смелый Гобрий сказал:

— Великий царь! Твои слуги явились по твоему повелению.

Камбиз досадливо отмахнулся.

— Ты же видишь, что мы огорчены и заняты. Не мешайте! Идите и занимайтесь своим делом!

Вельможи переглянулись, а потом почему-то на цыпочках пошли прочь.

* * *

Крез и Гобрий молча смотрели на Гистаспа, зазвавшего их к себе и пластавшего острым ножом охлажденную сочную дыню, благоухающую тонким ароматом. Они были обескуражены приемом Камбиза и не знали, радоваться ли, что так легко осуществилось желаемое, или же огорчаться таким легкомыслием царя царей и повелителя столь необъятной державы.

— Может, он трусит? — не глядя на гостей, проронил Гистасп.

— Камбиз — не трус! — отрезал Гобрий.

И вновь наступило тягостное молчание. Новое царствование начиналось непонятно и тревожно

Крез сказал:

— Ну что ж, пока руки у нас развязаны, надо сделать все, чтобы благополучно пережить эти трудные времена и сохранить державу. Но друзья мои, нам будет ох как нелегко с таким господином.

— “Не мешайте! Мы огорчены и заняты...” — передразнил Гобрий и угрюмо процедил: — Наш новый повелитель приравнял нас — старых соратников его отца и первых людей царства — к жалкому садовнику...

— Рыба тухнет с головы. Если кочевники, победившие самого Кира, нашего благодетеля и отца, вторгнутся, то разве сумеет их остановить сумасбродный Камбиз? Разве такой вождь нужен персам в этот страшный час, когда надо собрать воедино всю персидскую ярость и мощь?

— Ты прав, Гистасп. Бардия, вот кто может повести персов в огонь кровавой битвы! Богатырь, герой, он любим народом, и армия за него.

— Только неразумный человек мог бы не согласиться с тобой, мой Гобрий, а среди нас такого нет. Но ты забываешь, мой друг, что наш благодетель и отец, великий Кир, открыто провозгласил Камбиза своим наследником, и об этом знают и народ, и армия. А Камбиз не такой человек, чтобы добровольно уступить свой трон, а сейчас смута, междоусобица, гибельны для нас! А поэтому... воля великого Кира священна, — глубоко вздохнув, проговорил Крез.

— Да, — отступил Гобрий.

Гистасп ничего не сказал.

* * *

Атосса сама явилась в покои Камбиза. Ни евнухи гарема, ни стража у дверей Камбиза не осмелились остановить любимую дочь великого Кира. Тонкогубый рот Камбиза растянулся в улыбке, означавшей доброжелательность, но пронзительные глаза, не мигая, уставились на сестру и главную жену. Атосса села, закинула ногу на ногу и, сплетя пальцы поразительно красивых рук, обхватила свое красивое колено.

— Камбиз, муж мой и брат, я хочу быть царицей!

— Теперь, — Камбиз сделал упор на этом слове, — ты царица.

— Настоящей царицей, Камбиз, а не носить венец для красоты.

— Прикажи — и убедишься, что ты подлинная царица.

— Пхе, моих повелений и при отце никто не осмеливался ослушаться, Камбиз. Но тогда я была дочерью повелителя народов, а теперь я первая жена царя царей и хотела бы знать — когда мой муж станет им по-настоящему, чтобы и я смогла стать настоящей царицей, а не куклой, сидящей на троне?

— Царствуй, я не мешаю тебе.

— Мешаешь. Ты законный наследник нашего великого отца, но ты не царствуешь, то ли не хочешь, то ли не можешь,— не знаю, но это значит, что и я, пока ты живой, лишь украшаю собой трон.

— Пока живой? Ты очень откровенна, Атосса. Не страшно?

— Нисколько. Довольно играть жалкую роль, Камбиз. Насколько я тебя знаю, ты не таков, каким хочешь казаться, и я не понимаю твоей игры. Но я знаю одно — в Персии должен быть лишь один господин, а остальные — рабы. Сейчас господ развелось слишком много, и они даже роднятся между собой, как царские особы: Гобрий женил своего сына Мардония на дочери Гистаспа, а свою дочь Ирташдуне выдал за Дария, сына Гистаспа. Прямо двойное родство, как будто мало и одного. А тут еще этот старый хрыч Крез чересчур всем и царстве стал распоряжаться. Он, конечно, милый старик, и с ним интересно поболтать, но как бы он не проворонил твое царство, как проворонил свое. Как видишь, Камбиз, у тебя, кроме твоего пышного титула, ничего и не осталось. Да и тот... надолго ли? Бардия слишком популярен...

— Ха-ха-ха! Сестра, сестра, это ты слишком рискуешь. А что если я прикажу отрубить голову твоему чересчур популярному и любимому братцу? Признайся, ведь ты предпочитаешь этого молодца-богатыря мне, далеко не молодцу, а тем более не богатырю?

— Конечно, я люблю Бардию и совсем не люблю тебя. Но ты ошибаешься. Я предпочитаю тебя, потому что власть я люблю еще больше, чем Бардию. А его ты не убьешь. Осквернив трон благородного Кира братоубийством, ты не сможешь сидеть на нем и спокойно царствовать.

— Ты так думаешь, милая сестрица?

— Да, Камбиз. Претендентов на царский престол всегда хватало, а убив Бардию, ты дашь им в руки могучее оружие против себя.

— Я восхищаюсь твоим умом и бесстрашием, Атосса.

— А я презираю твое безволие, Камбиз.

— То, что кажется тебе безволием, — всего лишь дальновидность и расчет, сестричка.

— Ха-ха-ха! Не смеши меня, братик. Нет, не похож ты на нашего отца. Обделил тебя великий Кир.

— Да, мы с отцом разные,— спокойно сказал Камбиз. — Он рос в хижине, я во дворце. Он был рожден для того, чтобы создать великую державу, а я рожден для того, чтобы ею повелевать! Мой великий отец мог иметь друзей, я же могу иметь только подданных, сестра. Сейчас, когда зашаталась держава, ожили и зашевелились враги — с севера грозит страшная Томирис, а с заката — египетский фараон Амасис, на кого я могу опереться? На армию? Ты сама сказала, что Бардия популярнее меня. На придворную знать? Но она меня не любит и продолжает скорбеть о нашем отце, одним глазом кося в сторону все того же Бардии. Ради нашего отца эта знать пошла бы и на смерть, а ради меня — нет! Ну разве что заставлю... Отец сам выбрал мне советников, и я одобряю его выбор,— он оставил мне лучших из своего окружения. Но они его соратники, а не мои, и чем же я могу привлечь их к себе? А только тем, что дать им вкусить власть и притом ничем не ограниченную власть! Пусть мнят себя властителями при слабом царьке. Ни один человек не сделает так для другого, как для самого себя. И Гистасп, и Крез, и Гобрий не щадили себя, недосыпали и недоедали, лезли из кожи вон, стараясь для себя, а не для меня, и сделали больше, чем они сделали бы даже для нашего отца, дорогая сестрица! Ни милостью, ни страхом я не заставил бы их так стараться. Черные дни еще не миновали, а я, прямо скажем, правитель еще неопытный, рожденный для блестящего царствования, а не для черной работы, могу и ошибиться в этой сложной обстановке, а иная ошибка может стоить и трона. Твое нетерпение нарушает мой план насчет этой троицы — пусть бы потешились еще немного, но твоя смелость покорила меня. Эта смелость настоящей царицы, и ты будешь ею незамедлительно, Атосса!