Юрий Рожицын - СМЕРТЬ НАС ОБОЙДЕТ

• Название: СМЕРТЬ НАС ОБОЙДЕТ
• Автор: Юрий Рожицын
• Издательство: журнал "Простор"
• Жанр: Исторические приключения
• Год: лохматый

---

   Тишина, сиротливо посвистывает ветер в ветвях, от скуки облизывает асфальт шершавыми снежными языками. Издали доносится не то музыка, не то хоровое пение. Трудно поверить, что в полукилометре отсюда ежеминутно гибнут люди, их тела сгорают в печах крематория.

 — Идут! — предупредил Сергей из полуоткрытой дверцы. — Не забудь...

 — Помню! — сурово отозвался Лисовский и склонился над мотором, не упуская из вида появившиеся из-за кромки рощицы две фигуры. Впереди вприпрыжку продвигался тощий мужчина в брюках, куртке и шапке-бескозырке из грубой полосатой материи. Голубое с белым... На левой стороне груди и на правой ноге выше колена в белом прямоугольнике — цифры. Над сердцем, острием вниз, нашит красный треугольник. Через плечо висит черная сумка с инструментом. За ним, в длиннополой шинели, перетянутой портупеей с кобурой, в фуражке с наушниками, добротных высоких сапогах, неторопливо шагал толстый эсэсовец со стеком в руке.

   Костя замер от ужаса, разглядев приблизившегося узника. Не знай твердо, что по тропинке рысит Эрих Турба, никогда бы не признал друга. Сухое изможденное лицо с глубокими провалами щек и глаз, черный рот, желтая пергаментная кожа, ввалившаяся грудь. Лисовский выпрямился, как туго натянутая струна, и грубым начальственным голосом окликнул эсэсовца:

 — Гауптшарфюрер!

   Тот остановил заключенного и, опустив руку на расстегнутую кобуру, угрожающе отозвался:

 — Тебе чего тут нужно?

 — Закрой пасть! Бегом ма-арш!

   Охранник заставил Эриха приседать, а сам подбежал к машине. Рассмотрел знаки различия, выдохнул:

 — Извините, оберштурмфюрер!

 — Что за свинские повадки! О дисциплине забыли?

 — На подстанции авария, проволока обесточела... А кто вы такие? — эсэсовец заметил белые, незамасленные руки Лисовского и настороженно отступил назад. — Ваши документы!

   Сергей выстрелил через полуоткрытую дверь. Затем, прихватив заранее припасенный сверток, выскочил из кабины.

 — Эрих, быстрей переодевайся! Костя, следи за местностью! Шнель, шнель...

   Подбежал к эсэсовцу, вытащил пистолет из кобуры, выпотрошил карманы, подхватил охранника за ноги и поволок в рощицу. Вернулся, а Эрих уже втискивался в багажник на ватную подкладку. Сергей выхватил фляжку и сунул немцу.

 — Тринькай, а то замерзнешь.

   Схватил снятую тем одежду и бегом в рощу. Назад пятился, заравнивая следы и заметая капли крови на снегу сломанной сосновой веткой. Влез в кабину, посоветовал лейтенанту:

 — Жми, милай, сколь газу хватит!

   Торопливо закурил, глубоко затянулся. Костя вывел машину на шоссе и газанул. Заметил впереди двух эсэсовцев с автоматами, выскочивших на середину бетонки, хотел на полной скорости их сбить, но Сергей предостерег:

 — Не пори горячку! Уцелеет один, пальбу поднимет, и нам каюк. Сбрось скорость.

   Эсэсовцы разглядели номерной знак и поспешно отступили.

 — А теперь жми, да местечко приглядывай, где номер сменим, — и вдруг Сергей расхохотался.

 — Что это на тебя смех напал? — недовольно покосился Лисовский.

 — Подарок я фрицам приготовил, — отозвался Груздев. — Сверху снег, под ним черномундирник, а на дне — подарочек. Потянут эсэсы своего компаньона и вместе с ним — фр-р-р! и нету.

 — Что-нибудь подложил?

 — Установил натяжную «шпринг-мину», а к охраннику приспособил термитную шашку... Зря, что ли, меня в диверсионной школе обучали!

   Едва перестали вращаться пропеллеры транспортного «юнкерса», как бортстрелок открыл задраенную дверь и прикрепил к кольцам металлическую лесенку. Только пассажиры спустились на землю, к ним подошел щеголеватый эсэсовский младший офицер.

 — Гауптштурмфюрер Занднер? — обратился он к Отто.

 — Да. С кем имею честь?

 — Обершарфюрер Шмидт, — щелкнул он каблуками. — Прибыл за вами.

   Невдалеке от «юнкерса» на летном поле военного аэродрома Феслау чернел «мерседес». Разместились в машине, Шмидт почтительно спросил у Занднера:

 — Куда прикажете ехать?

 — В гостиницу. Номера заказаны?

 — Да, на Ринге.

   Отто закурил, протянул портсигар Сергею. Парень взял сигарету и, чувствуя, как по кабине разливается мягкое тепло, блаженно откинулся на спинку. Потянуло в сон, но переборол себя, решив отоспаться в гостинице. Уставился в затылок Занднера. Аккуратист мужик, будто каждодневно к параду готовится. И сейчас сидит прямо, спинки не коснется. Вернулись тогда после освобождения Эриха, которого высадили на окраине, Отто и спросил только:

 — Благополучно  обошлось? — и  деловито  добавил: — Машину ставлю в ремонт и на покраску.

   Выдержка железная, а ведь постигни парней неудача, и ему бы несдобровать. Эрих едва успел поблагодарить парней шамкающим голосом. Груздев разглядел его получше и чуть не прослезился — настолько изуродовали немца в гестапо и лагере. Зубы выбиты, левая рука изуродована, на теле сплошные пятна от ожогов. Хотелось с ним поговорить, да время не позволило.

   А здесь намного теплее, чем в Берлине. Слева в садах проталины виднеются, почки на ветках набухли, а сами деревья посизели, весну чувствуют. За садами небольшие домики мелькают, виллы красуются. В дымке серого утра, за линией железной дороги, гряда за грядой подымаются синеватые склоны покрытых виноградниками и лесами гор. А справа, до края горизонта, тянется равнина, на которой сады перемежаются полями.

   Выехали в центр Вены, улицы расступились пошире, замелькали пестрые рекламы, вывески и витрины магазинов, появились людские толпы на тротуарах. Шмидт остановил машину у подъезда нарядного здания, напутствовал парней:

 — Назовите себя портье, и он отдаст ключи от ваших номеров. Гауптштурмфюрер, как устроитесь, позвоните по этому телефону, — и подал листок из блокнота. — Хайль Гитлер!

 — Хайль! — отозвался Отто.

   В огромном холле одни немцы — военные и штатские. Занднер взял ключи у портье, и втроем по широкой, застланной потертой ковровой дорожкой лестнице поднялись на третий этаж. Номера оказались светлыми, просторными, обклеенными неяркими обоями, обставлены скромной мебелью.

   Отто пошел звонить по телефону, а Сергей с Костей уже с привычным безучастием оглядели временное свое жилье. Война отучила от острого восприятия новизны, сделала равнодушными к постоянной перемене мест обитания. И заграница изрядно приелась, да и до красот ли, когда не проходит гложущее сердце чувство опасности. Приходится строго контролировать каждый свой жест, слово, шаг, а потому не остается ни времени, ни желания на естественное любопытство.

 — За мной сейчас машина придет, — сообщил, вернувшись, Отто, — а вы до девятнадцати часов свободны. Погуляйте по городу. Как у вас с деньгами?

   Лисовский   отложил   щетку, которой чистил френч, выразительно похлопал себя по карману:

 — Марки имеются.

 — И шиллинги возьмите, — достал Занднер кожаное портмоне. — Счастливчики! Я люблю Вену, она веселее и солнечнее Берлина.

   Вышли на улицу и зажмурились от непривычно яркого февральского солнца. Оно пригревало по-весеннему тепло и ласково, и на освещенном его лучами тротуаре людская толпа густела и замедляла шаг. Из мужчин — в основном военные в разноцветных мундирах и шинелях, женщины одеты менее ярко и более скромно, но на каждой косынка, или шляпка, или детали отделки одежды радуют глаз весенними красками.

   Парни на голову возвышались над толпой, и Груздев не раз ловил на себе обещающие девичьи взгляды, но остался к ним равнодушен. Особой разницы между австрийцами и немцами пока не уловил, и недоверчиво внимал Костиным словам, что Австрия стала первой жертвой гитлеровской агрессии. Сам он имел о стране довольно смутное представление. Когда-то что-то о ней слышал, а что именно — никак не вспомнит. Да и столько стран и городов насмотрелся за последние месяцы, аж оскомина появилась. Внезапно они возникали и бесследно исчезали, не оставляя после себя ярких впечатлении, кроме одного, не проходящего, — чувства постоянной опасности.

  Костя свеж, румян, оживлен, по-немецки о разбомбленном оперном театре рассказывает. Развалины забором огорожены, так люди в щелки заглядывают, рассматривают горы битого щебня. И Вену, видать, бомбят союзники без жалости. Выгоревшие коробки домов зияют провалами окон, всюду кирпич разбросан, черепица, немало зданий облизаны пожарами. Только кого ныне этим удивишь?

   От собора святого Стефана лучами расходятся старинные узенькие улочки. Костя так и сыплет мудреными заграничными словечками: парламент, ратуша, биржа... Здания перегружены украшениями, нарядны, гармонируют с пышным, вычурным стилем барокко... И как он язык не сломает?

 — Поехали в Венский лес, — потащил   он Сергея  к  трамвайной остановке, — посмотрим прославленные Иоганном Штраусом места!