Андрей Воронин - Проводник смерти

• Название: Проводник смерти
• Автор: Андрей Воронин
• Жанр: Детектив

Остросюжетный и увлекательный роман-боевик с невероятно запутанной детективной интригой о новых жестоких испытаниях, уготованных судьбой, бывшему инструктору спецназа ФСБ — Иллариону Забродову.

Случайное знакомство с журналисткой Татьяной накануне Нового года лишает Забродова покоя и превращает пятидесятилетнего холостяка в пылкого влюбленного юношу. Но череда загадочных, непредсказуемых событий не дает герою насладиться счастьем. Забродов снова берется за оружие и вступает в бой.

---

Кабан подал ему куртку. На его мясистых губах играла гаденькая улыбочка, и капитан подумал, что этот накачанный мордоворот, вполне возможно, подслушивал под дверью. Он рывком выдернул из руки Кабана свой пистолет и сердито втолкнул его в кобуру. Нахлобучив кепку, он выжидательно посмотрел на охранника, сдерживая готовое сорваться ругательство. Честно говоря, ему хотелось даже не выругаться, а просто влепить кулаком прямо в центр этой толстомясой хари и посмотреть, что из этого получится.

Видимо, это желание все-таки отразилось на его лице, потому что Кабан вдруг перестал улыбаться и даже каким-то образом слегка уменьшился в объеме. Судя по габаритам капитана, он мог бы ударом кулака свалить быка, и Кабану вовсе не хотелось проверять это предположение на своей шкуре. Он шагнул к дверям и взялся за собачку замка, но Нагаев остановил его движением бровей — Ты ничего не забыл? — неприветливо спросил он.

— Чего это? — скорчив глупую мину, переспросил Кабан — Ах, это! — Он хлопнул себя по лбу и полез в карман брюк. — Виноват, гражданин начальник! Вот, примите от благодарного человечества Он протянул капитану конверт. Нагаев откинул клапан и покопался в конверте согнутым пальцем — Смотри, урка, — предупредил он. — Если ты хоть доллар притырил, сидеть тебе на нарах.

— Обижаете, гражданин начальник! — с издевательским раболепием воскликнул Кабан. — За что же вы меня посадите? За то, что я ваш хабар ополовинил? Так про это еще статью не написали! Вот Никита наш Артемич депутатом заделается, уж он напишет… Вот тогда и сажайте Нагаев небрежно засунул конверт в карман куртки и с наслаждением схватил Кабана за грудки, собрав его рубашку в горсть.

— Слушай меня внимательно, недоумок, — прошипел он прямо в бегающие поросячьи глазки охранника. — Ты мне не нравишься. Еще раз вякнешь — вышибу мозги. А посадить я тебя могу в любой момент и за что угодно — хоть за не правильный переход улицы. Ты понял, вонючка? И Вареный тебя не защитит. Ему со мной ссориться не резон Оттолкнув Кабана с такой силой, что тот чуть устоял на ногах, Нагаев сам отпер замок и вышел, хлопнув дверью так, что та едва не сорвалась с петель.

Садясь в машину, он нечаянно поднял глаза и вздрогнул: из окна второго этажа на него смотрело худое и бесцветное, как у вурдалака, лицо Вареного.

* * *

Счастливо миновав пустые по случаю плохой погоды скамейки, на которых любили собираться разговорчивые старухи из трех соседних подъездов, Андрей Кареев перешагнул грязную лужу, где плавали несколько размокших окурков и неприлично белел чей-то не успевший рассосаться плевок, и потянул на себя вихляющуюся дверную ручку. Дверь тягуче взвыла. Это был до боли знакомый звук. Придерживая на плече полупустую спортивную сумку, Андрей протиснулся в подъезд и на мгновение остановился, пережидая нахлынувшее ощущение нереальности происходящего, от которого слегка кружилась голова и казалось, что ноги не касаются пола. Он стоял, вдыхая знакомый запах подъезда, который ни с чем невозможно было спутать, и со смешанным чувством радости и тревоги подмечал привычные детали.

Здесь ничто не изменилось за время его отсутствия, и это было странно: ему почему-то казалось, что за два с небольшим месяца все стало совсем другим.

«Это потому, что я сам изменился», — подумал Кареев и двинулся к лифту. Кабина лифта тоже осталась такой, какой она запомнилась Андрею: сверху донизу исписанный и изрезанный перочинными ножами, тускло освещенный, скрипящий и конвульсивно содрогающийся ящик, похожий на внутренность двустворчатого шкафа, насквозь провонявший мочой и паленой пластмассой. Когда-то здесь было зеркало, и его треугольный осколок по-прежнему нелепо поблескивал в левом верхнем углу исцарапанной алюминиевой рамы. Андрей поймал в нем свое отражение: ввалившиеся щеки, нехороший блеск глаз, небритый подбородок с полузажившей царапиной. Он не стал отворачиваться: по большому счету, ему было все равно. — Покопавшись в карманах утепленной матерчатой куртки, он достал мятую пачку дешевых сигарет и закурил, даже не пытаясь делать вид, что это доставляет ему удовольствие. В его жизни теперь было мало удовольствий, да и те, что были, ухитрялись каким-то таинственным образом быстро превращаться в противоположность, в конечном итоге вызывая один и тот же эффект — тошноту и головную боль.

Он курил, испытывая тошноту и головную боль, и терпеливо ждал, когда же лифт, наконец, доставит его на двенадцатый этаж. Ему хотелось помыться и для начала выпить кофе — кажется, где-то на кухне оставалась нераспечатанная пачка. И он все время помнил о том, ради чего вернулся, равно как и о том, чем это ему грозит.

Кабина, наконец, содрогнулась в последний раз и остановилась, как обычно, сантиметров на пять ниже уровня пола. Створки двери разошлись с привычным визгом, и Андрей шагнул на лестничную площадку, нащупывая в кармане куртки ключи.

На грязной кремовой стене справа от двери его квартиры, как и прежде, красовалось выведенное с помощью аэрозольного баллончика коротенькое, всего в два слова, сообщение о том, что какая-то Ира, оказывается, не блистает умственными способностями. Под этим сообщением белел свеженький график дежурств по лестничной клетке, который каждый месяц с достойным лучшего применения упорством вычерчивала Инга Тимофеевна из квартиры напротив. Скользнув по графику равнодушным взглядом, Кареев заметил, что вредная бабенция начисто проигнорировала факт его двухмесячного отсутствия, включив его фамилию в список. Слегка качнув головой в знак преклонения перед ее неистощимым упорством, Андрей бросил окурок в угол и вставил ключ в замочную скважину.

Замок привычно щелкнул, и дверь гостеприимно распахнулась, впуская его в прихожую. В квартире стоял неприятный запашок, и Андрей сразу вспомнил, что тогда, в конце августа, покидая квартиру, не удосужился вынести мусор ему казалось, что он уезжает навсегда, и мелочи наподобие помойного ведра и немытой посуды не имели ровным счетом никакого значения.

«Может быть, хватит врать? — спросил внутри насмешливый голос, который в последнее время сильно отравлял ему жизнь. — Скажи прямо: бежал без памяти, рвал когти, куда глаза глядят… Какие уж тут мусорные ведра! Нечего на пустом месте поэзию разводить. Романтика дальних странствий, блин…»

Андрей повесил сумку на ручку стенного шкафа и отправился на кухню за мусорным ведром. Как бы то ни было, какой бы срок ему не оставался, мусор все же следовало вынести. Не жить же в этой чертовой вони.

Возле мусоропровода, как тигр у водопоя, его поджидала старая карга Инга Тимофеевна. Андрей коротко кивнул ей, надеясь, что этим дело и ограничится, но старуха была не из тех, кого можно легко смутить и, тем более, обойти, не удостоив вниманием. Она шагнула наперерез, выставив напоказ всю свою коллекцию зубных протезов и сделавшись от этого похожей на белеющий у обочины караванной дороги полузанесенный песком конский череп.

Андрею захотелось закатить глаза, но вместо этого он выдавил из себя ответную улыбку: провоцировать старуху на скандал ему не хотелось, она только того и ждала.

— С возвращением, Андрей Валентинович! — сиропным голосом произнесла она. — Давненько вас не было.

— Два месяца, — ответил Андрей, отваливая крышку мусоропровода и с опаской снимая крышку с ведра.

В ноздри шибанула затхлая вонь, удивительно сочетавшаяся с голосом Инги Тимофеевны.

— Командировка? — поинтересовалась старуха, подбираясь поближе и норовя заглянуть в ведро — как видно, в силу давней привычки повсюду совать свой длинный нос.

— Да, — сказал Кареев, опрокидывая ведро над люком и нетерпеливо колотя им по жестяному коробу мусоросборника. Спрессовавшийся гнилой мусор наконец вывалился из ведра и зашуршал вниз по бетонной трубе. Командировка. Творческая, — добавил он зачем-то.

— Творчество — это хорошо, — явно намереваясь перейти к главному, сказала Инга Тимофеевна. — Вы знаете, что пропустили восемь дежурств?

— Догадываюсь, — сказал Андрей. — Но ведь меня не было в городе, а значит, я не мусорил на лестнице.

— Это не имеет значения, — возразила старуха. — Существует график, и соблюдать его должны все без исключения.

— Ошибаетесь, — сказал Андрей, которому смертельно надоела эта тягостная чепуха, напоминавшая затянувшийся бред. — Я должен добывать информацию, обрабатывать ее и вовремя сдавать репортажи. А убирать лестницы должна уборщица. И знаете что, Инга Тимофеевна?

— Что? — спросила старуха, очевидно настроившись на долгую воспитательную беседу.

— Подите-ка вы к черту с вашим графиком! — произнес заветные слова Андрей и, обойдя застывшую с открытым ртом соседку, ставшую теперь поразительно похожей на глотнувшую дихлофоса моль, устремился к открытой двери своей квартиры.