Север Гансовский - НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 8

• Название: НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 8
• Автор: Север Гансовский
• Издательство: Издательство“ЗНАНИЕ”
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1970

В альманах вошли три прекрасных произведения советских писателей в жанре научной фантастики.

Составитель Север Гансовский.

---

— Но ведь и Аполлон Митрофанович… — попробовал было защищаться Юрий Васильевич.

— Проверка! — после секунды едва уловимого колебания твердо сказал Сломоухов. — Вас проверяли. Да Митрофаныч немедленно отправится со мной, как только поймет, что я вышел на правильный след. А, Прокофий Иванович? Рюкзак пуда на четыре на спину и — вперед. Пойдешь, Прокофий Иванович?

— Денька через три и пойдем, — серьезно сказал Ганюшкин. — Дельце одно продернуть надо, с долгами старыми рассчитаться, и в твоем полном распоряжении. А как же?

Сломоухов дернул бородой в сторону Ганюшкина, как бы говоря Юрию Васильевичу: «Учись, москвич!». Юрий Васильевич обиделся и встал из-за стола.

— Я пойду, — сказал он, ни на кого не глядя. — Вы извините меня. Конечно, вы все здесь друг друга знаете, вы все свои, а я честно сказал, что думал…

— Что же это мы, а? — спросил вдруг Сломоухов. — Человека обидели? Кто посмел? Я вас спрашиваю, кто посмел?

— А пускай идет, — тихо сказал Зайцев, — Ему чего-то там начальству приготовить надо. Демонстрацию какую-то.

Ворона еще что-то зашептал захмелевшему Сломоухову, но Юрий Васильевич уже был за дверью. Карпыч семенил перед ним, время от времени придерживаясь за стену.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

— Ну, как? Видал Слономухова? — спросил Карпыч у Юрия Васильевича. — Ему кличка дадена верная… Он и дело понимает, — неожиданно серьезно сказал старик. — Все ребрам, да жохом, а дела проворачивает — страсть! Как вьюн, шмыг на Барею, с чего бы это? Теперя, про тую птицу говорящую рассказывал, к чему бы? А ведь привезет он ее, как пить дать. Ловок, бес, как увидел, так поминай как звали. Ну, а поймает — не подступись тогда. Вот он нынче на овчине спит, а брешет, как с соболей, так ежели что…

— Позвольте, Карпыч, вы думаете?

— А я его знаю, Слономухова-то. Он что-то видал, не иначе. Да и Ганюшкин что-то заспешил, это тоже хруст. — старик вдруг остановился, будто ему только сейчас пришла в голову какая-то важная мысль: — Ты карту-то видал? — спросил он у Юрия Васильевича, заглядывая ему в лицо. — У Ганюшкина-то? Знаменитая карта… Расписана как, вкривь и вкось?…

Они подошли к двери с табличкой «Кафедра нормальной физиологии», и Юрий Васильевич вздрогнул: за дверью горел свет. Первым движением его было — уйти, сразу же повернуть к лестнице, но что-то удержало его. Он не сразу поднял, что именно… Ну, ясно, там, за дверью Федор Никанорович, кому же еще, теперь скорее вниз, за ключом и не думать, ни о чем не думать, кроме как о работе… Но на двери была ясно видна пластилиновая печать. Карпыч тоже насторожился и подошел к двери.

— Ходят, — сказал он, прислушавшись. Теперь и Юрий Васильевич разобрал звук тихих шагов за дверью.

Застыв на месте, они оба прислушались.

— Показалось, — облегченно вздохнул Юрий Васильевич, но Карпыч покачал головой.

— Ходил, ходил, — сказал он еле слышно. И вдруг резко крикнул, таким же молодцеватым фальцетом, каким рапортовал директору, что он, Карпыч, служит народному здравоохранению:

— Отзовись! Отзовись, леший!

То, что произошло затем, заставило Юрия Васильевича в ужасе отпрянуть от двери. Там, в комнате, где лежал Афанасий Петрович, раздался явственный шум, будто кто-то пробежал через всю комнату, затем звон разбиваемого стекла и все сразу же стихло.

Карпыч преобразился. Он поправил ремешок на гимнастерке, медленно застегнул пиджачок, и приказал Юрию Васильевичу:

— Стой тута?

Юрий Васильевич машинально кивнул, а Карпыч быстро зашагал по коридору. Вскоре он вернулся вместе со всей известной уже нам компанией. Впереди шел Карпыч, за ним Зайцев, осторожно вышагивая в своих гигантских валенках. Прячась за его спиной, ковылял Ганюшкин, сжимая в руке молоток. Рядом с ним — Ворона. Шествие замыкал Сломоухов. В руке он держал вертикалку и шел, пригнувшись, будто крался за зверем. Туфли на его босых ногах громко шлепали, Юрий Васильевич отошел в сторону, предоставив возможность остальным облепить дверь. Зайцев присел на корточки и заглянул в замочную скважину.

— Лежит Афанасий, что ему сделается, — сказал наконец он. — Пить тебе, Карпыч, кончать надо. Не те годы.

— Молчать Аполлошка! — ответил Карпыч. — Окно-то, окно, видать?

— Окна не видать… заслоняет машина какая-то.

Сломоухов поставил вертикалку к косяку и чиркнул спичкой. Потом он поднес ее к двери, и все увидели, что пламя потянуло внутрь комнаты.

— Похоже, что окно открыто, — сказал он. — Может быть, форточка?

— А может быть, — оживился Зайцев, выпрямляясь. — Вот напугал, старый. На грех ты мастер, как я погляжу.

Зайцев погрозил Карпычу пальцем, но в этот момент из комнаты донесся не то стон, не то скрип, и вся компания, раскрыв рты, снова прильнула к двери.

— Открывай, Митрофаныч, — сказал Ганюшкин, схватив ружье. — Открывай, говорю.

Зайцев негнущимися пальцами сложил огромную фигу и поднес ее к самому носу Ганюшкина.

— Видал? — сказал он. — Мне что, под суд за тебя идти? Директора надо звать, вот что… А ну, Ворона, давай вниз, звони Сергею Ивановичу.

На электрических часах, висящих под сводами коридора, было двенадцать.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Появление Чернышева некоторое время оставалось незамеченным. Зайцев, Ганюшкин и Сломоухов в разных позах застыли у двери кафедры нормальной физиологии. Юрий Васильевич забрался на три табуретки, поставленные друг на друга, и, став на цыпочки, пытался что-то разглядеть сквозь стекло над дверью. Карпыч одной рукой держал табуретки, а второй вцепился в штанину Юрия Васильевича.

— Точно, — сказал Юрий Васильевич, — окно разбито…

— А ну-ка, товарищи, отойдите от двери, — приказал Федор Никанорович. — Слазьте, товарищ, со своих вавилонов. — Он достал из кармана ключ и отпер дверь.

Да, в комнате кто-то побывал. Большое стекло в окне было разбита. Лампы под потолком ярко горели. Афанасий Петрович лежал на столе в той же позе, в какой его оставил Федор Никанорович прошлой ночью, и все прошли мимо него прямо к окну.

Федор Никанорович перегнулся через подоконник. Как раз против окна шумело высокое дерево, и листва его поблескивала а свете уличных фонарей.

— Тут карниз, — донесся его голос. — И широкий карниз.

В это время позади стоящих у окна людей раздался тихий стон.

Его не слышал Федор Никанорович, так как по улице как раз проехал грузовик.

И вновь раздался такой же стон.

Теперь к столу повернулись все. Первым подошел Карпыч. Он нагнулся к лицу Афанасия Петровича.

— А Петрович-то живой, — раздался его дребезжащий голос. — Дышит.

— Отпустило его, значит, — оборонил Зайцев. — А чего, летаргия. Обыкновенная.

Сломоухов быстро подошел к столу, наклонился над Афанасием Петровичем. Приложил голову к его груди.

— Бьется, — сказал он. — И наполнение неплохое. Жив Афоня! Ну, а как же иначе? Чтобы меня, Сломоухова, горем встречать? Эт-того безобразия не потерплю!

Сломоухов потряс кулаками над головой и резко приказал:

— Митрофаныч, вызывай неотложку… А ты, Зайцев, давай сюда мой мешок. Там в карманчике все есть, все, что надо. Шприц, камфора, нашатырь… Быстро! — И он захлопал в ладоши. — А вас, товарищи уважаемые, мы попросим пока не мешать.

Федор Никанорович, будто очнувшись, тоже подошел к столу, осторожно взял кисть руки Горбунова, про себя стал считать пульс, не отрывая взгляда от ручных часов. Когда он поднял глаза, перед ним, по другую сторону стола стоял директор института и тоже считал пульс.

— Аритмия, — сказал директор. — Ярко выраженная аритмия.

— Пульс пятьдесят, — прошептал Федор Никанорович, не отпуская руку.

— Для мертвого не так уже плохо, — обронил директор. — А? Как находите, Чернышев?

Директор осторожно положил руку Афанасия Петровича на край стола.

— Поддержать сердце нужно, — уверенно и радостно, сказал он. — Элементарная электротравма. А вы, Федор Никанорович, панику тут такую развели. Черт знает что! И всех лишних нужно попросить из комнаты. Воздух нужен, воздух! Больше воздуха.

Директор одним движением придвинул стол с Афанасием Петровичем вплотную к окну и быстро потер рука об руку.

Из окна в комнату ворвался резкий плачущий звук. Все вздрогнули. Чернышев осторожно выглянул в окно, но звук больше не повторился, только по-прежнему шумела листва.

Когда прибыл врач из неотложки, сломоуховский шприц уже кипятился на электрической плитке.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Мы оставили Юрия Васильевича в пустом просмотровом зале наедине со своими воспоминаниями. Козлов встретился с мим назавтра и внимательно выслушал его рассказ.

— Вы совершенно правы, Юрий Васильевич, — сказал он, по- молчав, — что не торопитесь с выводами. Главное — последовательность фактов, «выстроенности» фактов, если так можно сказать, вы меня понимаете?