Иван Евсеенко - Отшельник

• Название: Отшельник
• Автор: Иван Евсеенко
• Издательство: Роман-газета №7 2006 г.
• Жанр: Современная проза
• Год: 2006

Офицер-десантник, прошедший через афганскую и две чеченские войны, потерявший там самых близких своих друзей, товарищей по оружию, уходит в отставку. Всё у него рушится: и вера в офицерскую честь, и семья, и привычные понятия о нравственном долге. Разочаровавшись в гражданской, непонятной ему жизни, он едет к себе на давно покинутую родину, в маленькое село на Брянщине, которое после Чернобыльской катастрофы попало в зону отчуждения.

Повесть Ивана Евсеенко – это трепетное, чуткое ко всему живому повествование об израненных, исстрадавшихся, но чистых и стойких душой русских людях

---

Словно подтверждая мысли Андрея, на кухне привычно загудел примус. Он так гудит каждое утро, поторапливая и как бы даже упрекая Андрея, мол, хватит нежиться, вставай: во дворе и на огороде столько неотложной весенней работы, надо пахать, сеять, думать о будущем урожае. Одной Наташе со всем не управиться.

Андрей подчинился примусу, легко и быстро, как по тревоге, поднялся с кровати и вдвойне обрадовался сегодняшнему утру. Он был совершенно здоров: нигде ничего не болело, ни в ранах, ни в контуженой голове, которая еще вчера нет-нет да и шла кругом.

Наташа обнаружила Андрея уже одетым и бодрым, улыбнулась ему первой, утренней и немного застенчивой улыбкой, в которой таились все ее воспоминания о промелькнувшей, словно одна минута, ночи.

– Поспал бы еще, – пожалела она Андрея.

И опять ему показалось, что так Наташа говорила каждое утро на протяжении многих и многих лет, переняв в наследство эти жалостливые женские слова от Андреевой матери. Они поначалу смутили его, он отвык от подобного матерински-нежного участия, необходимого для каждого мужчины, но потом принял его, по-детски обрадовавшись, что теперь он больше не одинок, не отшельник и что у него теперь тоже есть защита и опора.

– Выспался, – обманул он Наташу, как обманывал когда-то и мать, а в самом раннем детстве и бабку Ульяну, если они давали ему утром поспать лишние час-полтора, хотя накануне у Андрея была с отцом твердая договоренность еще затемно идти на реку или в лес.

Пока Андрей умывался возле колодца, по-гусиному плескаясь холодной ключевой водой, завтрак уже поспел. Андрей сел во главе стола на отцовское, в прежние годы никем не занимаемое место, а Наташа с краешку и на краешке стула, готовая в любой момент подхватиться, чтобы подать Андрею хлеб, или соль, или выполнить любую иную его просьбу и пожелание. Так когда-то сидела за столом Андреева мать. Ничего здесь обидного и унизительного не было: мужчина есть мужчина, добытчик и хозяин в доме, и его надо накормить в первую очередь. Отец, правда, иногда попрекал мать за это, указывал на место рядом с собой по правую руку (по левую от него всегда сидел Андрей, тоже мужчина и добытчик), но она отказывалась и тут же находила себе какое-нибудь неотложное занятие возле печки:

– Я потом, ешьте, ешьте.

Наташе, деревенской потомственной жительнице, все эти привычки и обряды были, конечно, хорошо известны, вошли в кровь и в плоть, и она, предупреждая попытки Андрея усадить ее рядом с собой, точь-в-точь повторила материны слова:

– Ешь, ешь, я потом.

Андрей не посмел ее больше уговаривать, подчинился такому естественному и непреложному ее желанию. С сегодняшнего утра они уже не просто знакомые, возлюбленные мужчина и женщина, а законные, повенчанные весенней ночью муж и жена. Наташа поняла это и ощутила раньше Андрея, и ему нельзя (он опять-таки не смеет) думать по-иному.

После завтрака Андрей вышел на крылечко покурить, по-отцовски сел на нижнюю ступеньку, зная, что Наташа через две-три минуты тоже выйдет, и тогда уж они посидят рядышком в преддверии первого своего семейного дня. А пока Андрей незлобиво погрозил аистам, упрекая их за слишком раннюю побудку:

– Ну, неугомонные!

Аисты виновато замолчали, притихли на вершине сосны, а потом в согласии взмахнули крыльями и улетели куда-то на болота, словно намеренно оставляя Андрея и Наташу наедине друг с другом. Да и чего им теперь и не улететь, когда в доме и на подворье все надежно и прочно, есть хозяин и хозяйка.

Наташа действительно вышла к Андрею через несколько минут. Но не просто так, не ради лишь одного уединения, а по делу неотложному и строгому. В руке она держала целую горсть каких-то таблеток и стакан с водой.

Андрей послушно выпил, зная и чувствуя, что сопротивление бесполезно. Врачи народ строгий и требовательный, с ними лучше не спорить. Это он хорошо усвоил еще в госпиталях, был всегда примерным больным, к лечению относился серьезно, может, потому и выжил после стольких ранений.

Завершив процедуры, Наташа присела на крылечке, но не рядом с Андреем, а на одну ступеньку выше, положила ему на плечи руки и притаилась, словно малая девчонка-ослушница. Андрей, боясь вспугнуть это ее таинство, сидел тихо, недвижно, забыв о сигарете. Он лишь следил взглядом за аистами, которые на болота почему-то не полетели, а почти рядом с домом стали парно восходить кругами над сосновым бором, поднимаясь все выше и выше, где только и могло быть для них настоящее счастье и уединение.

Но вот аисты превратились почти в невидимые далекие точки, удержать их глазом было уже невозможно. Андрей отпустил аистов в вольный круговоротный полет, а потом повернулся к Наташе и все-таки прервал ее таинство.

– Наташа, – сказал он, – мне надо на кордон.

– Зачем? – встревожилась та и убрала руки с плеч Андрея.

– Там собака, Найда. Плачет на могиле хозяина.

– Какая Найда, какой хозяин?– все еще пребывая в забвении, ничего не поняла Наташа.

– Потом расскажу, – пообещал Андрей и стал подниматься.

Наташа поднялась тоже, но с места, с верхней своей ступеньки не сдвинулась, а застила Андрею дорогу, словно какая-то охранная непобедимая птица.

– Я одного тебя не отпущу, – сказала она Андрею и двумя ладонями, как будто действительно двумя крыльями, уперлась ему в грудь.

– Тогда пошли вдвоем, – перехватил он эти руки-крылья за тоненькие, хрупкие запястья.

Подчиняясь его силе и воле, Наташа на мгновение замерла, но потом вдруг, вся загорелась желанием Андрея, должно быть, представив, как им хорошо будет вдвоем в дороге в лесу и на кордоне, где их ждет и никак не может дождаться домашняя, прирученная собака Найда.

– Зачем – пойдем? – убрала и сложила руки-крылья Наташа. – Мы поедем. Мне все равно надо возвращать Воронка хозяину, а то он там, в Старой Гуте, совсем затоскует, повторную грыжу наживет. Я ведь подводу брала всего на один день.

– Поедем, – воодушевился этой счастливой мыслью Наташи и Андрей, тоже представив, как они будут ехать на подводе по лесным дорогам и просекам, любоваться весенним пробуждающимся лесом, как потом заберут Найду и отправятся в Старую Гуту отдавать Воронка хозяину, совместно виниться перед ним за нечаянную эту задержку подводы.

Откладывать поездку они не стали ни на минуту. Тут же пошли во двор и принялись запрягать Воронка, который встретил их обрадованным ржанием, предчувствуя, конечно, скорую дорогу и возвращение домой. Запрягала, правда, в основном одна Наташа, а Андрей лишь мешал ей, путался под руками, давно забыв, что, и как, и в какой последовательности надо делать.

Когда подвода была готова, они ненадолго зашли в дом. Наташа начала собирать в дорогу еду, наполнила фляжку водой. Андрей тут ни в чем ей не мешал, терпеливо ждал в стороне и лишь перед самым выходом из дома вдруг задержал Наташу у порога, и, стараясь быть предельно спокойным, сказал:

– Оружие-то отдай. Солдат без оружия не солдат.

– Это точно, – неожиданно легко согласилась Наташа, пошла к этажерке и откуда-то из-под книг достала Сашин пистолет.

По тому, как она привычно и уверенно подала его Андрею, он понял, что держать оружие в руках Наташе приходилось, и, судя по всему, не раз, что она хотя и женщина, но тоже солдат и воин.

У Андрея промелькнул даже было соблазн захватить с собой в дорогу и отцовскую гражданскую двустволку, чтоб Наташа тоже была при оружии. Но потом он от такого соблазна удержался: это уж получится совсем какая-то военная экспедиция в мирном заброшенном лесу. Всех птиц и зверье они с Наташей одним только своим видом распугают.

Пистолет стоял на предохранителе, патрона в патроннике не было. Наташа молодец: прежде чем спрятать пистолет на этажерке, хорошенько его проверила. Но обойму предусмотрительно оставила на месте. Ведь все эти четверо суток она жила в доме одна при совершенно беспомощном, потерявшем сознание бойце, и случиться могло всякое. Наташа и держала пистолет под рукой, и сомневаться не приходилось, что смогла бы и сумела его применить по назначению!

Принимая пистолет из рук в руки и пряча его в боковой карман бушлата, Андрей встретился взглядом с Наташей. За коротенькие те секунды, пока они в упор смотрели друг на друга, он попробовал вызнать, выследить в напряженных ее зрачках, знает ли Наташа, догадывается ли, зачем ему понадобился пистолет в тот день в лесу под кустом боярышника. Были мгновения, когда Андрей думал – знает и даже точно знает, но не хочет ему открываться, щадит его. Андрей так уверовал в это ее знание, что едва сам не открылся Наташе: чего же ее мучить и мучиться самому, – что было, то было, и о том они обязаны знать оба, никаких тайн между ними существовать не должно. Но в следующее мгновение Андрей поспешно отрекся от своего намерения: зрачки у Наташи, хотя и были напряжены и сведены в этом напряжении к тоненькой переносице, но доверчиво простодушные и никакой тайны в себе не таящие. Андрей облегченно вздохнул: нет, не знает. Скорее всего, Наташа думает, что Андрей держал пистолет в руке для обороны от дикого зверя, или птицы, или от дикого хищного человека, который вполне мог объявиться в лесу. Догадка ее вполне естественна и справедлива, и пусть Наташа пребывает с ней как можно дольше. Тайны же своей Андрей никогда не выдаст. Это тайна мужская, воинская, и знать ее женщине не надо, тем более такой женщине, как Наташа. Она просто не вынесет ее. Нельзя жить, постоянно думая о смерти, о возможной смерти любимого человека.