Константин Симонов - Последнее лето

• Название: Последнее лето
• Автор: Константин Симонов
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2004
• ISBN: 5-275-01014-1

Роман «Последнее лето» завершает трилогию «Живые и мертвые»; в нем писатель приводит своих героев победными дорогами «последнего лета» Великой Отечественной.

---

Сказал все это, считая, что Львову, который ценит личную храбрость и не терпит трусов, будет трудно возразить. Но Львов возразил:

– Бывает и так, товарищ Захаров, что, казалось бы, все факты за человека, а должности он все же не соответствует. И те же самые факты будут иметь другую цену, если переместить его на другую должность. Вот и подумайте: может, правильней переместить Черненко на должность замполита корпуса? Будет и поближе к передовой и подальше от той сферы деятельности, с которой в полном объеме не справляется. А на его место другого выдвинем. Или мы вам дадим, или у вас поищем – найдем.

Насчет «дадим» – это так, слова. А насчет «у вас поищем – найдем» – было понятно и где поищем, и кого найдем. Поищем и найдем Бастрюкова.

Конечно, если Черненко переместить на замполита корпуса, он от этого не заплачет. И хорошо воевать будет и в душе ничего не затаит. Но вот Бастрюкова взамен него на политотдел – на это рука не подымается!

«Чего-чего, а этого не будет! – решил Захаров. – Костьми лягу, а не дам! Ишь ты, успел, наскрипел!» – вспомнил он ровный, скрипучий голос Бастрюкова и сказал вслух:

– Товарищ генерал-лейтенант, заместителей командиров корпусов у нас два, и оба на своем месте. И начальник политотдела армии, как я считаю, на своем месте. Перемещать не вижу оснований.

Говоря это, хорошо понимал, что обостряет отношения, понимал, что, если бы Львов мог сейчас сместить начальника политотдела армии, не спрашивая твоего мнения, если бы у Черненко были не просто недостатки, а какой-то такой факт обнаружился, после которого можно – раз! – и за жабры, тогда и разговор был бы другой. Но пока этого нет! Если бы ты был согласен, можно и сместить. А раз ты, член Военного совета армии, не только не согласен, а, наоборот, возражаешь, наверху могут не понять и не поддержать Львова. А должность у Львова не прежняя, не та, что когда-то была, и он вынужден с этим считаться!

«А хотя кто его знает, может, и напролом пойдет!» – подумал Захаров, глядя в глаза Львову, по-прежнему смотревшему поверх его глаз, в лоб.

– Хорошо, пока отложим, – сказал Львов ровным голосом, таким, словно не придавал всему этому разговору особого значения. – Хотя думаю, что вы потом раскаетесь.

И, повысив голос, снова через дверь крикнул:

– Шлеев!

В дверях появился полковник.

– Как чай?

– Готов. – Шлеев, не закрывая двери, снова исчез.

Было слышно, как в той комнате наливают чай, и Захаров ждал, что сейчас с этим чаем войдет ординарец, но вошел опять-таки Шлеев, неся на блюдечках два стакана.

Вошел, поставил на стол и вышел, закрыв за собой дверь.

«Лицо-то у него отечное, – наверное, такой рыхлый оттого, что сердце больное. А спать не дают!» – с внезапным сочувствием подумал о нем Захаров.

– Пейте, – Львов взял с блюдца ложечку, стал размешивать в стакане сахар.

И Захаров так и не понял, почему надо было второй раз кричать «Шлеев!» после того, как уже было сказано, чтоб принесли чай.

Может быть, тут заведен такой порядок, чтоб без вызова никому не появляться, даже с чаем?

Шел уже третий час ночи.

«Раз пьем чай, значит, еще что-то услышим», – подумал Захаров.

Львов хотя и мелкими глотками, но очень быстро выпил свой чай, вынул из кармана бриджей белый носовой платок, так тщательно вытер им губы, как будто не чай пил, а ел кашу, и сказал в упор, без предисловий:

– Ваша армия почти месяц без командарма. Я сегодня звонил в Москву и справлялся. Не берут на себя дать точный ответ, через сколько дней он прибудет обратно к месту службы. Зависит от медицинских показаний. Это создает нетерпимое положение. Начальник штаба армии в период предстоящей операции, не имея достаточного командного опыта, на должность командарма выдвинут быть не может. События надвигаются, а командарм неизвестно когда вернется. Но если и успеет вернуться, – все так же жестко продолжал Львов, – здоровье его еще до войны подорвано, и в начале войны перенес тяжелое ранение, а теперь, после аварии, имел сотрясение мозга… Если и будет возвращен в строй врачами, еще вопрос, сможет ли такой болезненный человек командовать армией в полную силу. Возникает вопрос: не лучше ли использовать его на другой работе?

Сказав все это, Львов замолчал. Так, словно сам уже все решил и спрашивать не у кого и не о чем.

Однако после паузы все же спросил:

– Согласны с этим?

– Не согласен, товарищ генерал-лейтенант, – не потратив ни секунды на размышления, отрубил Захаров.

– Почему не согласны и с чем именно? – быстро спросил Львов.

– Не согласен, что болезненный, – сказал Захаров и, посмотрев на Львова, подумал: при всем выпавшем на долю Серпилина, он, к счастью, оставался еще таким крепким мужиком, что, понадобись, сгреб бы такого, как ты, в охапку. И ты пикнуть бы не успел!

Но своей шальной мысли, разумеется, вслух не высказал, а добавил, что неоднократно сам был свидетелем, как молодые высовывали языки от усталости, а командарм продолжал работать, как машина, и ничего ему не делалось.

– Теперь врачи, очевидно, другого мнения, чем вы, – сухо сказал Львов, – раз до сих пор не могут сообщить, когда вернут его в строй. А тем временем положение в армии создается все более нетерпимое.

– Не знаю, почему вы пришли к такому выводу, товарищ генерал-лейтенант. Как член Военного совета армии, докладываю вам, что генерал Бойко с исполнением обязанностей командарма за этот период справлялся нормально. А что касается меня, то хотя имел упущения, но что в армии создалось нетерпимое положение, не слышал до сих пор ни от вас, ни от кого другого.

– Не «создалось», а «создается», – сказал Львов. – И речь не о ваших упущениях; они есть, и их надо исправить. Но не переводите разговор на себя. Речь идет о затянувшемся отсутствии командарма. Это сейчас главное.

– Этот вопрос не мне решать, товарищ генерал-лейтенант. Но мнение свое, если потребуется, везде, где потребуется, изложу, – сказал Захаров, давая понять, что права свои помнит и, будучи не согласен со Львовым, все, что сможет сделать поперек, сделает. Другой вопрос, чем кончится, но сделать – сделает.

Сказал твердо, но с тревогой подумал при этом, что уж больно уверенно держится Львов. Характер характером, но кроме характера для такой уверенности должны быть еще и основания! Может, уже говорил с командующим фронтом и склонил его? Только что от него вернулся…

А с другой стороны, почему все-таки вышел с этим вопросом на меня? Значит, все же нуждается в моем содействии? Чтобы камень с горы покатить, иногда лишь толчка не хватает. Толкнешь… и пошел!

Он покосился на лежавший перед Львовым блокнот и увидел, что там уже была проставлена синим карандашом цифра «2» и за ней скобка и слово «командующий» – без фамилии, с вопросительным знаком.

Львов потянулся рукой к стоявшему на краю стола телефону так, словно хотел позвонить кому-то, кто сразу все решит и сделает дальнейший разговор бессмысленным. Но не дотянулся, передумал и, взяв стакан, допил глоток остывшего чая.

«Сейчас отпустит, – подумал Захаров. – О чем еще говорить?»

Но Львов не отпустил его.

– Как член Военного совета армии, изложите мне свое собственное мнение о командующем, – сказал Львов спокойно, нажав, однако, голосом на слово «собственное» так, словно заранее не обещал принимать его во внимание.

Захаров начал с того, что Серпилин командовал в их армии дивизией, а потом стал начальником штаба. Не забыл упомянуть, что выдвижение его на должность командарма произошло после вызова в Москву, к товарищу Сталину.

Львов слушал не перебивая и делал пометки в блокноте. Писал все тем же синим карандашом, но теперь мелко, и Захаров уже не видел, что он пишет.

– В историю можете не вдаваться, – в первый и единственный раз за все время прервал его Львов, когда он стал перечислять операции, в которых участвовала их армия. – Меня интересует не ход действий, а ваши оценки.

Как их отделишь на войне, одно от другого, оценки – от хода действий? Но когда докладываешь начальству, времени у тебя не сколько тебе нужно, а сколько тебе дадут. И, зная за собой привычку, увлекшись, выходить за пределы военной краткости, Захаров остановился и спросил:

– Еще пять минут имею?

И когда Львов молча кивнул, сказал за эти пять минут о Серпилине все то хорошее, что знал; сказал как положено и обо всем, о чем положено говорить политработнику, давая характеристику командиру, с которым давно бок о бок воюешь. Добавил и то, чего по букве не требовалось: что из трех командующих, с которыми работал, Серпилин самый сильный и перспективный.

На этом и закончил.

– Перспектива пока неясная, – сможет ли и дальше командовать, – сказал Львов так, словно пропустил мимо ушей все остальное. – У вас все?

– Все.

– Об отрицательных сторонах сказать нечего?

– Такого, что заслуживало бы внимания, нечего.

– Странная позиция для члена Военного совета. Вместо того чтобы смотреть на командарма партийным глазом, складывается такое впечатление, что, наоборот, смотрите на все его глазами и за пределы этого не выходите.