Франко Праттико - Перчинка

• Название: Перчинка
• Автор: Франко Праттико
• Издательство: Детгиз
• Жанр: Детская проза
• Год: 1961

В таинственных и мрачных подземельях древнего монастыря живут трое неразлучных, друзей-неаполитанцев. Наверху рвутся бомбы, рушатся дома, а в темных переходах подземелья слышатся только возня голодных крыс да заунывное пение монахов, обитающих в уцелевшей части монастыря. Ребята не боятся привидений, которыми фантазия суеверных неаполитанцев населила вековые развалины; наоборот, они очень довольны этим убежищем и своей вольной жизнью, полной романтики и приключений.

Но вот однажды в подземелье появился странный незнакомец. С этого дня для ребят начинается новая жизнь, и они оказываются в самой гуще героической борьбы жителей Неаполя против немецких захватчиков, закончившейся изгнанием ненавистных иноземцев.

Эта правдивая и поучительная книга об одной из самых славных страниц, вписанных в историю Италии героями Сопротивления, написана писателем-коммунистом Франко Праттико. Он своими глазами видел все ужасы войны, четырнадцатилетним мальчишкой пережил бомбардировки, был свидетелем и участником народного восстания, поднятого неаполитанцами против оккупантов.

Рисунки М. Рабиновича.

---

Глава VII

ПЕРЕМИРИЕ

Издалека, нарастая с каждой минутой, доносился неясный гул, похожий на отдаленный рев воды в половодье или на грохот обвала. По мере того как шум приближался к древним стенам монастыря, в нем все отчетливее можно было различить гомон голосов, из которого словно выплескивались отдельные крики, обрывки песен.

— Ой, слушайте! Пьедигротта! — простодушно воскликнул Чиро.

Но приятели не обратили на его слова никакого внимания.

— Подожди здесь, я сейчас… — пробормотал Перчинка, обращаясь к Марио и быстро направился к выходу.

На тесной площади перед входом в монастырь бурлила толпа. Столько народу Перчинка и Винченцо встречали только в бомбоубежище во время самых первых бомбежек. Люди пели, смеялись. Даже старые капуцины вышли из своих келий и присоединились к толпе, которая веселилась на площади. Такой же шум и возгласы ликования доносились из прилегающих к площади переулков, круто спускавшихся к улице Фория.

— Кончилась! Война кончилась! — закричала какая-то растрепанная женщина, обращаясь к обоим приятелям, которые изумленно таращили глаза на это невиданное зрелище.

Мгновенно забыв и о Марио, и о бомбоубежище, и о листовках, Перчинка и Винченцо ринулись в самую гущу и подняли вдвоем такой гвалт, словно решили перекричать всех, кто был на площади.

Неожиданно толпа всколыхнулась и побежала вниз по переулкам, залила улицу Фория и вместе с другими людскими реками и ручейками, которые стекались из боковых улочек, хлынула к площади Данте, на улицу Толедо и дальше до Палаццо Реале. Вот наконец и море! Многим, как и Перчинке, давно уже не удавалось взглянуть на него.

День выдался ясный, солнечный, и от этого все вокруг приобретало еще более праздничный вид. В одном месте толпа образовала широкий круг. В центре его молоденький белобрысый немецкий солдат без гимнастерки лихо отплясывал вместе с седобородым капуцином, увлеченным сюда толпой; рядом плясала какая-то старая женщина, которая, несмотря на свои годы, казалась неутомимее всех. Немец плясал, поминутно выкрикивая какие-то гортанные слова, которых никто не понимал. Вдруг он резко остановился и заорал: — Война конец! Война капут! Ура!

Люди, смеясь и плача, громко хлопали в ладоши. Тут уж Перчинка не выдержал и бросился на середину круга прямо под ноги солдату. Ему тоже хотелось танцевать вместе со всеми. Но капуцин, который еле держался на ногах от усталости и тяжело отдувался в густую белую бороду, оттащил его назад, и Перчинке пришлось снова занять свое место в толпе зрителей. Вокруг не было ни одного закрытого окна, ни одного пустого балкона. Люди были повсюду.

— Да здравствует мир!.. — неслось со всех сторон. Площадь Плебисцита в мгновение ока наполнилась лотками бродячих торговцев. Они тоже вылезли из бомбоубежищ в надежде, что на мире им удастся подработать больше, чем на войне, которая их почти разорила.

А старуха все плясала. Даже солдат начал уже задыхаться, а она все кружилась и кружилась, словно забыла об усталости. Не переставая плясать, солдат наугад протянул руку, в которую кто-то сейчас же сунул стакан вина. Немец остановился. Запрокинув голову и закрыв глаза, он наклонил стакан и ловко перелил его содержимое себе в рот. Удаль немца вызвала восхищенные возгласы толпившихся вокруг неаполитанцев.

Внезапно крики оборвались. Толпа расступилась, а в образовавшемся проходе показались два немецких унтер-офицера. Увидев их, солдат опустил голову и замер, сжимая в руке пустой стакан. Немцы молча взяли его за руки.

Он не сопротивлялся. Стакан упал на мостовую и разлетелся на кусочки. Унтер-офицеры повели солдата с собой, держа его с обеих сторон под руки, словно пьяного, и через минуту скрылись в толпе.

В этот момент Перчинка вспомнил о Марио.

«Нет, это не по-товарищески, — подумал он. — Я тут веселюсь, а мой друг сидит там один».

Подозвав Винченцо, который в это время осаждал бродячего торговца орехами в надежде что-нибудь заработать, Перчинка сказал:

— Я схожу домой. Нужно сказать Марио.

— Ладно. Встретимся здесь, — коротко ответил Винченцо.

Толедо и другие улицы уже успели украситься трехцветными флагами. Флагов было много, они развевались на каждом доме, свешивались с каждого балкона. _ Горели все фонари, все окна были распахнуты настежь. Легкие тени сумерек спускались на город, впервые за много лет сверкавший огнями. Кончился кошмар бомбардировок. Теперь можно было забыть о продовольственных карточках, о страхе перед завтрашним днем. В город пришел мир. Только что было подписано перемирие.

Пробегая через площадь Кавура, Перчинка заметил дона Доменико, стоявшего в центре горстки людей и во все горло распевавшего какую-то песню. «Ишь ты! — подумал мальчик. — И этот тоже доволен!»

Он охотно остановился бы послушать бывшего секретаря фашистской партии, если бы не спешил к Марио. Но не успел он дойти до монастыря, как повстречался с Чиро.

— А Марио? — спросил он.

— Ушел, — тихо ответил Чиро.

— Ушел? — чуть не плача воскликнул Перчинка.

— Ага, — подтвердил мальчик. — У него тут есть друзья, вот он к ним и пошел. Он говорит, что не все еще кончено. Дела по горло.

— А что нам нужно делать? — оживился Перчинка.

— Нам-то ничего, — с грустью в голосе ответил Чиро. — Это у него дела по горло. Он сказал, что как-нибудь зайдет навестить нас.

Перчинка обиженно пожал плечами.

«А еще друг называется, — подумал он. — Когда он попал в беду, так ему помогли, спрятали. А теперь, ни слова не говоря, взял и ушел, даже спасибо не сказал!..»

Однако этот вечер был такой радостный, вокруг бушевало такое ликование, что он просто не мог долго думать о чем-то неприятном. Поэтому, как только приятели снова оказались на людных улицах, Перчинка забыл обо всем и принялся развлекаться, передразнивая Пульчинеллу, изображавшего прославленного аса, чем заслужил шумное одобрение толпившихся на улице людей, которые были рады любому предлогу, чтобы развлечься, повеселиться и похохотать.

Власти объявили, что комендантский час и затемнение сохраняются. Но в эту ночь Неаполь сверкал огнями так, что его можно было увидеть с Капри и даже из Сорренто. Сейчас он был похож на ослепительную красавицу, осыпанную драгоценными камнями.

Глядя на Винченцо, Чиро тоже решил не терять времени даром и хоть немного подработать. Он отправился с одним крестьянином на его бахчу снимать арбузы, которые тот надеялся продать на следующий день за хорошую цену. Крестьянин уверял, что завтра покупатели к нему валом повалят и сочные ломти спелого арбуза будут раскупаться нарасхват. Как в старое доброе время, торговец будет протяжно выкликать: «Са-амый спелый! Са-амый красный! Не арбуз — огонь!»

А Чиро должен будет кричать во всю глотку, повторяя: «Не арбуз — огонь! Не арбуз — огонь!»

Перчинка не мог в эту ночь ни работать, ни спать. Он бродил по Неаполю, не помышляя о сне, и даже испытывал какую-то досаду при виде людей, которые, устав от криков и смеха, тихонько брели домой, чтобы впервые за много лет уснуть спокойно. К полуночи город затих. Он мирно спал, уверенный, что с этого дня для него навсегда кончились все беды и несчастья. Только Перчинка, словно потерянный щенок, бродил по безлюдным улицам, веселый и беспокойный, страстно желая что-то делать. Но что именно нужно сейчас делать, он не знал.

Он шел по улицам, напоминавшим ему раннее детство, и побывал даже возле приюта, в котором его когда-то заперли на целую неделю и который он до сих пор старательно обходил стороной. Унылое здание стояло темное и пустое. Приют перевели в деревню, и только мыши хозяйничали теперь в мрачных, обветшалых комнатах.

«Сколько же улиц в нашем Неаполе? — думал Перчинка, шагая по кривым улочкам окраины. — Десять лет уже здесь живу, если не больше, а тут еще ни разу не бывал…»

Один из переулков неожиданно вывел его на длинную, однообразную Сан Джованни в Гедуччо. С одной стороны она была загромождена развалинами разрушенных домов, по другую сторону тянулись высокие заборы, ограждающие порт, который отсюда был похож на гетто. В порту было темно и уныло.

Перчинка долго смотрел через решетку ворот на портовые склады, на корабли и немецких солдат. Даже тут были немецкие солдаты. Их было много, гораздо больше, чем итальянских карабинеров. Все здесь было так мрачно и уныло, что казалось, будто радостная весть об окончании войны так и не сумела проникнуть за эти высокие заборы.

Через некоторое время подошел карабинер и прогнал мальчика от ворот. Перчинка вздохнул и поплелся обратно. Только сейчас он почувствовал, как устал за этот день. Пройдя несколько улиц, он понял, что у него просто не хватит сил добраться до своего монастыря. Поэтому он свернул на Рыночную площадь и, устроившись прямо на тротуаре рядом с остатками какого-то разбитого бомбой дома, уснул крепким сном.