Уильям Хоффер - Только с дочерью

• Название: Только с дочерью
• Автор: Уильям Хоффер
• Издательство: Радуга
• Жанр: Современная проза
• Год: 1994
• ISBN: 5-05-004239-9

Книга Бетти Махмуди в соавторстве с Уильямом Хоффером «Только с дочерью» – реальная, леденящая кровь история о бегстве из Ирана волею судьбы оказавшейся там американки. Жестокий урок всем девушкам, мечтающим о браке и жизни на мусульманском Востоке!

---

Другой человек, сидевший посередине, казался чуть дружелюбнее. Высокий и стройный, он держался с видом главаря. Когда мы отъехали от заброшенного дома, он улыбнулся и сказал на фарси:

– Меня зовут Мосейн.

Буквально через несколько сот футов мы свернули на дорогу, ведущую к крошечной деревушке. Она состояла из нескольких мелких хижин; несмотря на ледяную стужу, здешние ребятишки бегали босые и чуть ли не нагишом. Мы резко затормозили, и водитель вышел из машины. Он подбежал к кирпичной стене и, подтянувшись на руках, заглянул во двор. Все было тихо, и он махнул нам рукой – заезжайте. Мосейн пересел за руль и подал пикап вперед. Металлические ворота распахнулись, и мы быстро въехали во двор. Ворота тотчас же закрылись на замок.

– Живо! Живо! – проговорил Мосейн.

Мы с Махтаб ступили на грязный двор, где разгуливали куры и овцы. Посреди двора стояла постройка, напоминавшая сарай, куда мы, спотыкаясь, вошли вслед за Мосейном. За нами увязалось несколько животных.

Цементные стены усиливали и без того пробирающий до костей холод. Мое дыхание повисало в воздухе морозным облачком.

– Ты должна уклоняться от любых разговоров, Махтаб, – прошептала я. – Переводи только тогда, когда я тебя попрошу. Не подавай виду, что понимаешь. Притворись усталой и сонной. Эти люди ничего не должны о нас знать.

Обняв дочку, чтобы нам обеим было теплее, я оглядела сарай. На полу валялись длинные куски яркой, цветной материи, напоминавшие лоскутные одеяла без ватина. Вдоль стен лежали настоящие одеяла. Мужчины внесли керосиновую горелку, зажгли ее, придвинули к ней половики и жестом предложили нам сесть. Во время этих действий один из них споткнулся о горелку, расплескав немного керосина на половик. Я испугалась, как бы не случилось пожара.

Укутавшись в холодные, сырые одеяла, мы уселись как можно ближе к горелке. В такой мороз от маленькой горелки почти не было толку. Воздух наполнился запахом керосина. Я поерзала, пытаясь определить, как теплее – в сыром одеяле или без него. Мы ждали, что будет дальше.

– Я скоро вернусь, – пообещал Мосейн.

И мужчины ушли.

Вскоре в сарае появилась женщина, одетая в национальное курдское платье, разительно отличавшееся от бесцветной одежды тегеранок. На ней было множество разноцветных, ярких юбок до полу, плотно собранных на талии, так что бедра казались широченными. К спине был привязан годовалый малыш. Его большая голова и крупные черты лица были те же, что и у нашего хмурого водителя. Я догадалась, что это его сын.

Женщина была само движение. Несколько минут она чистила сабзи, потом вышла. В открытую дверь я видела, как она обрызгивает водой двор. Скоро она вернулась, подняла с пола половики и одеяла, свернула их и сложила в стопку, затем принялась мести пол веником из сухой травы, связанной тряпкой. В это время в сарай забрели несколько цыплят. Она прогнала их самодельной метлой и продолжала уборку.

Что же будет дальше? – думала я. Действительно ли Мосейн со своим напарником вернутся за нами? Что о нас знает эта женщина? Что она о нас думает? Она возилась по хозяйству, не обращая на нас ни малейшего внимания.

Женщина ненадолго удалилась, затем вернулась с хлебом, сыром и чаем. Сыр был таким острым, что, несмотря на голод, мы с Махтаб не могли его есть. Мы выпили чаю и впихнули в себя как можно больше черствого хлеба.

Вечер тянулся в унылом молчании и бездействии. Мы с Махтаб дрожали от холода и страха, сознавая свою беззащитность. Отсюда было не выбраться – мы увязли неизвестно где, в такой глуши, где жизнь и нравы были до крайности примитивны. Эти люди могли сделать с нами все, что им заблагорассудится. Мы были полностью в их власти.

Мы ждали возвращения Мосейна несколько часов. Когда он появился, я вздохнула с облегчением. В его поведении и облике сквозило какое-то благородство. Естественно, что в моем беспомощном положении я тянулась к человеку, взявшему на себя роль защитника. Вдали от Амаля было тоскливо и страшно. Сначала та женщина в машине, которая меня было отпугнула, а потом словно прикрывала. Теперь Мосейн. Моя жизнь, как и жизнь Махтаб, была в его руках. Мне хотелось чувствовать себя с ним в безопасности. Я должна была чувствовать себя с ним в безопасности.

– Что у вас в сумке? – спросил он.

Я вытряхнула ее содержимое на холодный, каменный пол – раскраски Махтаб, наша запасная одежда, драгоценности, деньги, монеты для телефонных звонков Амалю, паспорта.

– Я это заберу, – сказал Мосейн.

Может, он просто вор? – пронеслось у меня в голове. Может, он нас грабит? Спорить было бессмысленно. На пальцах мне удалось объяснить ему, что я хочу оставить себе часы – «смотреть время». Все остальное я придвинула ему.

Мосейн рассортировал вещи.

– Завтра, – сказал он на фарси, – наденьте на себя все, что сможете. Остальное оставьте здесь.

Он повертел в руках два моих жемчужных ожерелья и жемчужный браслет, затем сунул их в карман.

Пытаясь ему угодить, я сгребла всю свою косметику и протянула ему.

– Отдайте это своей жене. Есть ли у него жена?

Он сложил в стопку деньги, паспорта и мое золотое ожерелье.

– На ночь оставьте это у себя, – сказал он. – Но, прежде чем мы двинемся в путь, я должен буду все это у вас взять.

– Хорошо, – быстро согласилась я.

Он посмотрел на книжку, которую Махтаб прихватила с собой. Это был учебник фарси. Когда он сунул его за пазуху, Махтаб расплакалась.

– Он мне нужен, – всхлипнула она.

– Я верну, – отозвался Мосейн.

С каждой минутой он становился все загадочнее. При всей его доброжелательности, смысл его слов и действий не оставлял нам выбора. Он улыбнулся нам с отеческой снисходительностью; его жемчуга оттягивали мои карманы.

– Я приду завтра, – сказал он. И вышел в темную, морозную ночь.

Вернулась женщина и тут же начала приготовления ко сну. Оказалось, что одеяла, которые она аккуратно свернула в углу, должны были служить постелью нам, ей, ее мрачному мужу и малышу.

Было поздно, и мы с Махтаб свернулись калачиком на одном из половиков, поближе к керосинке, прижимаясь друг к другу, чтобы согреться. Наконец Махтаб забылась тяжелым, тревожным сном.

Уставшая, мучимая беспокойством, я лежала рядом с дочерью, дрожа от холода и голода. Я боялась, что Махмуди каким-то образом напал на наш след и пустился в погоню. Я боялась полиции, солдат, пасдара. Боялась завтрашнего дня и коварного перехода через границу. Каков-то он будет? Придется ли нам с Махтаб притворяться больными или ранеными в карете «Скорой помощи» Красного Креста?

Я боялась за отца. За маму. За Джо и Джона.

Незаметно мои страхи вогнали меня в полузабытье – я то погружалась в сон, то просыпалась.

К рассвету в сарае стало нестерпимо холодно. Махтаб непроизвольно вздрагивала во сне.

Женщина поднялась спозаранок и принесла нам чай, хлеб и очередную порцию прогорклого, несъедобного сыра. Мы пили чай и жевали черствый хлеб, когда вдруг женщина преподнесла нам сюрприз – семечки подсолнуха на жестяном блюде. Глаза Махтаб расширились от возбуждения. Мы были так голодны, что я не сомневалась – она набросится на семечки и съест их все разом. Вместо этого она аккуратно разделила их на две равные части.

– Мамочка, нельзя, чтобы мы все съели сегодня. Надо оставить немного на завтра. – Она указала на маленькую кучку. – На сейчас вот это. А остальные припасем на потом.

Я была удивлена ее рациональностью. Ее тоже тревожила шаткость нашего положения.

Женщина возилась во дворе, трудясь над маленькой, примитивной печуркой. Она готовила курицу, которую сама зарезала и выпотрошила. Как же мы были голодны!

Чудесный аромат куриного жаркого проникал в открытую дверь сарая; женщина вошла и принялась мыть сабзи.

Я присоединилась к ней, предвкушая наслаждение от горячей еды.

Курица была готова, тарелки расставлены на полу в сарае, и мы уже почти приступили к пиршеству, когда появился Мосейн.

– Живо! Живо! – велел он.

Женщина, вскочив на ноги, выбежала из сарая и вернулась с охапкой одежды. Она проворно обрядила меня в яркое курдское одеяние. Оно состояло из четырех платьев, первое из которых было с длинными рукавами шириной в три дюйма, свисавшими на два фута ниже запястья. Поверх этого платья она через голову натянула на меня остальные и оправила юбки. Последнее было из тяжелого бархата и парчи и являло собой яркое сочетание оранжевого, синего и розового цветов. Затем женщина аккуратно закатала свисавшую часть рукава, в результате чего на запястье образовался толстый манжет.

Она плотно обмотала мне голову длинным куском материи, оставив концы свободно болтаться сбоку. Я превратилась в курдянку.

Махтаб осталась в своем пальто.

Мосейн сообщил мне, что часть пути мы проедем верхом.

– Но у меня нет брюк, – сказала я.

Он исчез и вскоре появился с парой длинных, узких в бедрах мужских брюк. Я закатала рукава и попыталась натянуть штаны под многочисленными юбками. Я в них с трудом втиснулась – о том, чтобы застегнуть молнию, не могло быть и речи, – но это было лучше, чем ничего. Затем Мосейн дал нам с Махтаб по паре плотных шерстяных носков. Мы надели их в башмаки.