Уильям Хоффер - Только с дочерью

• Название: Только с дочерью
• Автор: Уильям Хоффер
• Издательство: Радуга
• Жанр: Современная проза
• Год: 1994
• ISBN: 5-05-004239-9

Книга Бетти Махмуди в соавторстве с Уильямом Хоффером «Только с дочерью» – реальная, леденящая кровь история о бегстве из Ирана волею судьбы оказавшейся там американки. Жестокий урок всем девушкам, мечтающим о браке и жизни на мусульманском Востоке!

---

После ужина, завершившегося пирогом с кабачками – имитацией тыквенного, – меня вновь охватила тоска. Махмуди откинулся в кресле, сложил руки на животе и задремал, полностью довольный жизнью, как будто бы за последние полтора года в ней ничего не изменилось. Как же я ненавидела этого спящего людоеда! Как я стремилась к родителям, к Джо и Джону!

В один из вторников, зная, что Махмуди на работе, позвонил мой брат Джим. По его словам, отец воспрянул и духом и телом после того, как я пообещала вернуться ко Дню благодарения вместе с Махтаб.

– Три дня подряд он вставал с постели и ходил по дому, – сказал Джим. – Чего уже давным-давно не бывало. Он даже вышел в сад.

– А как он сейчас?

– Собственно, поэтому я и звоню. Когда ты не приехала на День благодарения, он сник. С каждым днем ему становится хуже. Ему нужна какая-то надежда. Ты не могла бы еще раз позвонить?

– Это нелегко. Звонить отсюда я не могу – Махмуди увидит счет. Для этого мне надо ехать в центр, что очень трудно, но я постараюсь.

– Вы с Махтаб сможете скоро приехать?

– Я делаю все возможное, чтобы попасть домой до Рождества. Но папе я лучше ничего говорить не буду.

– Если ты до конца не уверена, то не стоит, – согласился Джим.

После этого звонка на душе у меня стало скверно. Я чувствовала себя пустомелей, не сумевшей сдержать слово. Рождество! Господи, сделай так, чтобы в этот день я была в Мичигане, а не в Иране.

В Иране Рождество официально не отмечается. Однако этот христианский праздник всегда весело празднуют тегеранские армяне, составляющие значительную часть городского населения; но в этом году они получили зловещее предупреждение. В начале декабря иранские газеты поместили передовую статью, которая рекомендовала армянам воздержаться от празднования Рождества. Сейчас, во время войны, когда народ бедствует и страдает, радость и веселье неуместны, говорил аятолла.

Впрочем, до мнения аятоллы Махмуди не было никакого дела. Он открыто занимался медицинской практикой, потерял всякий интерес к иранской политике и был исполнен твердых намерений устроить для своей дочери счастливое Рождество.

Чтобы чем-то себя занять, а также чтобы обеспечить себе алиби – мои отлучки в город участились, – я пустилась на поиски рождественских подарков.

– У Махтаб здесь мало игрушек, – сказала я Махмуди. – Я хочу устроить для нее радостный праздник. И накупить их ей побольше.

Он согласился, и я чуть ли не каждый день отправлялась по магазинам – иногда в сопровождении Элис, иногда одна. Как-то раз мы с Элис, проведя все утро на базаре, возвращались автобусом. Элис сошла около своего дома, в то время как мне оставалось проехать еще несколько кварталов. Я взглянула на часы – я как раз успевала пересесть на оранжевое такси и доехать до автобусной остановки рядом с нашим домом, чтобы встретить Махтаб.

Но нестройный вой множества сирен вдруг прорезал обычный уличный шум. Сирены в Тегеране – явление обыденное, к ним все уже настолько привыкли, что водители их просто не замечают, однако эти выли громче и настойчивее, чем всегда. К моему изумлению, водитель автобуса притормозил, чтобы пропустить вперед машины особого назначения. Мимо промчалось несколько полицейских автомобилей в сопровождении огромного, странного вида грузовика с массивным механическим оборудованием.

– Бомба! Бомба! – завопили пассажиры.

Это был отряд саперов. Когда-то Эллен описала мне их грузовик, и теперь я мгновенно его узнала. Его механические руки могли поднять с земли бомбу и поместить ее в специальный контейнер в задней части грузовика.

Я забеспокоилась. Где-то впереди, в направлении нашего дома, была бомба.

Автобус доехал до конечной остановки, и я быстро поймала оранжевое такси. Вскоре мы застряли в дорожной пробке. Водитель одаривал всевозможными эпитетами своих сограждан, а я все поглядывала на часы. Когда до моей остановки оставалось несколько кварталов, я была как на иголках. Еще немного, и Махтаб вернется из школы. Она испугается, если я не встречу ее у автобуса, да тут еще всюду полиция. Где-то впереди была бомба!

Вслед за остальными машинами такси свернуло в переулок, и я увидела впереди школьный автобус Махтаб. Она сошла на своей остановке и с недоумением озиралась по сторонам. На углу сгрудились полицейские машины и толпились зеваки.

Сунув водителю несколько риалов, я выскочила из такси и побежала к Махтаб. Уличная пробка служила доказательством тому, что бомба где-то рядом.

Держась за руки, мы бросились домой; свернув в наш переулок, мы увидели на углу большой синий грузовик – примерно в ста ярдах от нашего дома.

Мы смотрели на него затаив дыхание. Как раз в этот момент гигантские стальные руки извлекали коробку из желтого «пакона», припаркованного у обочины. Несмотря на свои размеры, механизм обращался с бомбой очень осторожно: точным движением он опустил ее в металлическую канистру в задней части грузовика.

Через несколько минут саперы уехали. Полицейские принялись потрошить желтый «пакон» в поисках улик, которые, несомненно, укажут на «Мунафакуин» – движение сопротивления режиму Хомейни.

Для полиции в этом происшествии не было ничего из ряда вон выходящего. Для меня оно служило напоминанием о том, что в Тегеране нашей жизни грозит опасность. Надо было убираться из этого ада, и побыстрее, пока все не полетело в тартарары.

Я говорила Махмуди, будто покупаю рождественские подарки в основном на базаре, что было полуправдой. Я отыскала несколько магазинов вблизи от дома, куда я могла быстро забежать, с тем чтобы успеть к Амалю, – таким образом я укладывалась в те же сроки, как если бы ездила на базар.

Однажды я накупила гору игрушек для Махтаб, но отнесла их к Элис.

– Можно я оставлю все это здесь? – спросила я. – И буду постепенно забирать.

– Хорошо, – согласилась Элис.

Она не задавала вопросов, что служило доказательством ее дружбы. Я же не решалась поделиться с ней своими планами. Но Элис была женщиной незаурядного ума и проницательности. Она видела, что я несчастлива в Иране; кроме того, ей не нравился Махмуди. От Элис наверняка не ускользнуло то, что я живу двойной жизнью. Скорее всего, она подозревала, что у меня есть любовник.

В каком-то смысле она была права. Хотя между мной и Амалем не было физической близости. Он добропорядочный семьянин, и я бы никогда не посягнула на его брак.

Однако он привлекал меня как физически, так и духовно – исходившим от него ощущением силы и уверенности, а также искренним участием в нашей с Махтаб судьбе. Мы были близки в том смысле, в каком могут быть близки два человека, стремящиеся к достижению общей цели. Амаль, а не Махмуди был моим мужчиной. О нем были все мои помыслы. После неудачи с Днем благодарения он утверждал, что мы с Махтаб будем дома на Рождество.

Мне ничего не оставалось, как в это поверить, в противном случае я бы сошла с ума, но дни шли, а никакого развития событий не намечалось.

Однажды утром, вскоре после того, как Махтаб ушла в школу, а Махмуди укатил на такси в больницу, я поспешила в близлежащий «супер». Был молочный день, и я хотела успеть вовремя, пока молоко не кончилось. Но, завернув за угол, на магистральную улицу, я остановилась как вкопанная.

Перед каждым из трех магазинов – «супер», «сабзи» и мясным – стояли фургоны пасдара. Полицейские в формах заполонили тротуар, держа все магазины под прицелом. Тут рядом с фургонами затормозил большущий грузовик.

Я повернулась и во избежание встречи с пасдаром быстро пошла прочь. Я купила молоко за несколько кварталов – в другом «супере», доехав туда на оранжевом такси.

Вернувшись в свой район, я увидела, как солдаты пасдара перетаскивают запасы товаров из всех трех магазинов в большой грузовик. Я поспешила укрыться дома.

Я спросила соседку Малихе, не знает ли она, в чем там дело, но она лишь пожала плечами. Вскоре появился мусорщик – главный разносчик сплетен в округе, – и Малихе справилась у него. Однако он знал только то, что пасдар конфискует имущество всех трех магазинов.

Движимая как любопытством, так и беспокойством за хозяев, я вышла из дома. Убедившись, что я надлежащим образом одета, я отправилась к «суперу», решив вести себя как ни в чем не бывало. Ага Реза стоял на тротуаре, с тоской глядя на то, как грабят его собственность.

– Мне нужно молоко, – сказала я на фарси.

– Нет молока. – Он пожал плечами со стоицизмом человека, бессильного против облеченных властью мародеров. – Все кончено, – вздохнул он.

Я подошла к магазину «сабзи» – здесь пасдаровцы разрезали веревки на мешках с зеленью и грузили в кузов фрукты и овощи. Из соседней лавки они таскали мясо.

Позже в тот же день, когда Махмуди вернулся с работы, я рассказала ему о том, что трое наших друзей попали в беду.

– Что ж, значит, они чем-то спекулировали. Удивительное уважение к закону. Как и все прочие, Махмуди не отказывал себе в удовольствиях, доступных благодаря черному рынку, однако отстаивал право правительства наказывать торговцев, преступивших закон. Он был убежден, что в данном случае пасдар поступил справедливо.