Алекс Паншин - Обряд перехода

• Название: Обряд перехода
• Автор: Алекс Паншин
• Издательство: ЭКАМ
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1993
• ISBN: 5-87164-012-5

Это «роман взросления». В нём описаны события в жизни девочки Миа Хаверо с девяти до четырнадцати лет. Миа родилась и выросла на корабле, который летает в космосе от одной космической колонии к другой, как только Миа и другим подросткам исполнится 14 лет, им предстоит пройти испытание: их высадят на какой-то из колонизованных планет, где всем им необходимо прожить тридцать дней и остаться в живых.

---

— Это дело принципа, — сказала я.

Зена опять пожала плечами и вернулась к пломбиру. Это у нее была уже вторая порция. Казалось, она вообще все на свете воспринимает проще, чем я.

Доев и выбравшись из-за стола, Зена уселась на полу в моей спальне и принялась методично разбирать одну из моих кукол. К счастью, она и предназначалась для разборки. Требовалась только осторожность — кукла была деревянная, старая и растрескавшаяся. По происхождению она была русской и попала в нашу семью очень давно, еще на Земле. Внутри большой куклы помещалась другая, поменьше, которая разбиралась тоже, а всего там было целых двенадцать кукол, одна в другой. На такую игрушку человек тратит уйму времени.

Сидя на постели и скрестив ноги, я наигрывала на старинной игрушечной флейте, которую обнаружила пару месяцев назад, простенькую мелодию. Ничего более сложного у меня не получалось, для этого нужно было быстрее двигать пальцами, а этого-то я и не умела. Но и так выходило неплохо.

— Тебе нужен этот шум? — спросила Зена.

— «Тот, у кого нет музыки в душе, — проговорила я, — того не тронут сладкие созвучья». — Я закрыла глаза, пытаясь вспомнить дальше. — «…Способен на грабеж, измену, хитрость…»

— Что это значит?

— Это цитата. Из Шекспира.

— Если ты имеешь в виду меня, — сказала Зена, — то не по адресу. Я музыку люблю.

Я снова взялась за флейту.

— Ну так это — музыка.

— Тебе бы стоило попрактиковаться наедине, пока ты не научишься играть.

Я подпрыгнула, отложила флейту, перескочила через Зену на пол, чтобы добраться до видика, и включила первый канал.

— Ассамблея уже началась.

Зена бросила на меня кислый взгляд.

— Мы что, обязаны это смотреть?

— Мне и Джимми полагается, — ответила я.

— То есть Джимми Дентремонту?

— Да.

— Ты проводишь с ним много времени?

— У нас один учитель, и мы в одном классе выживания, — ответила я.

— О, — произнесла Зена. Она расставила кукол в ряд. — Он тебе нравится? Мне он всегда казался слишком ушедшим в себя.

— Не знаю, — ответила я. — Он умный. И вообще — нормальный парень.

Я плюхнулась на пол и прислонилась спиной к постели. На экране видика Ассамблея должна была вот-вот открыться.

— Всегда успеем выключить, если будет неинтересно, — сказала я.

Следующие два часа мы наблюдали за Ассамблеей.

Казалось, все заранее знали суть вопросов, требующих разрешения. Оставалось только изложить дело представителям обеих сторон, задать вопросы из зала, вызвать свидетелей, задать еще несколько вопросов для проформы и окончательно проголосовать. Таков протокол. Папа, как Председатель, сам в спор не ввязывался.

За Корабль выступил мистер Табмен. Еще один член Совета, мистер Персон, подал прошение за другую сторону. В число свидетелей входили Корабельный Евгеник, юрист, назвавший параграф нарушенного закона, Алисия Макриди, которая выступала сама за себя, и несколько людей, знавших ее и выступавших в ее пользу.

Совет и свидетели сидели за столом в центре амфитеатра. Каждый взрослый на Корабле имел собственное кресло в зале и мог попросить слова, если хотел. Теоретически Ассамблея могла длиться часами, но это-то и было заботой Папы. Он руководил Ассамблеей, заставляя свидетелей говорить побыстрее, и прекращал ненужную болтовню, предоставляя, однако, равное время для выступлений обеим сторонам. Как Председатель Совета он не должен был отдавать предпочтения ни одной из них, и, насколько я понимала, он так и делал, хотя в данном случае я знала, каким было его собственное мнение. За него говорил мистер Табмен.

Воистину, стороне Макриди нечем было крыть. Им оставалось лишь подать просьбу о снисхождении. Алисия Макриди заплакала даже, но Папа заставил ее прекратить.

— Итак, мы все согласны, — заявил мистер Персон, — что это был глупый поступок. Что же еще обсуждать? Алисия Макриди — гражданка этого Корабля. Она прошла через Испытание. Она имеет такое же право жить здесь, как и любой из нас. Вы все видели, как она унижалась сейчас перед вами. Без сомнения, такое просто не может произойти вновь. Это была ошибка, сделанная в минуту слабости, но она повлекла за собой чистосердечное раскаяние. На этом я предлагаю поставить точку в деле Алисии Макриди. Мистер Табмен в ответной речи говорил куда резче, чем я ожидала:

— Можно, конечно, ничего не добавлять к сказанному, но есть несколько поправок, которые я хотел бы сделать. Если то, что мистер Персон называет «публичным унижением», — наказание, то Макриди причинила его себе сама, и его смело можно сбросить со счетов. Дело мисс Макриди можно было решить на Совете. Вынести его на Ассамблею — ее собственный выбор. А во-вторых, это так называемое раскаяние. Раскаяние, если разобраться, чересчур легко ей далось, и, значит, его тоже можно спокойно сбросить со счета. «Ошибка, сделанная в минуту слабости»? Едва ли. Ей потребовалось больше месяца трудиться своими половыми органами, чтобы забеременеть. Вряд ли здесь можно говорить о «минуте» слабости — так что забудьте и об этом тоже. Но есть и еще кое-что. Тут речь идет об основном принципе. Мы — крошечный, бесценный островок, затерянный во враждебном океане. Мы избрали такой образ жизни, который, если ему неукоснительно следовать, позволит нам уцелеть и продолжить род. Но если мы будем нарушать свои же законы, мы не выживем. Алисия Макриди сделала выбор. Она решила родить пятого ребенка, несмотря на то, что Корабельный Евгеник не дал на то разрешения. Это был выбор между ребенком и Кораблем, и выбор сделан. Он должен повлечь за собой последствия, о которых Алисия Макриди знала, когда делала свой выбор. Будем ли мы справедливы к ней и к себе самим, если не встретим сами и не поможем ей встретить лицом к лицу эти последствия? Мы не варвары. Мы не станем убивать ни мисс Макриди, ни ее ребенка, который еще не рожден. Мы лишь предлагаем ей то, что она избрала сама: ребенка, а не Корабль. Мы высадим ее на ближайшую планету-колонию. И пожелаем ей удачи.

Это был изящный способ вынести почти стопроцентный смертный приговор. Но здесь мистер Табмен не был не прав — она заслуживала того…

Затем состоялось голосование. 7983 человека высказались за то, чтобы позволить Макриди остаться; 18401 — за изгнание с Корабля.

Алисия Макриди упала в обморок — реакция истерички. Мистер Персон и несколько друзей окружили ее. Люди начали покидать огромный зал. Ассамблея закончилась.

Я встала и выключила видик.

— А как бы проголосовала ты? — спросила я.

— Не разбираюсь я в этих вещах. — Зена подняла на меня взгляд. За происходившим на экране она следила только краем глаза. — Ей не дадут ни лошади, ни оружия, ни ранца-вертолета, когда высадят на планету, вообще ничего, да?

— Наверное, да.

— Ты не считаешь, что это слишком сурово?

— Мистер Табмен же говорил: у нас есть законы, которые мы обязаны соблюдать. И если кто-то не соблюдает, он не может оставаться здесь, на Корабле. Ей оказали снисхождение уже тем, что позволили вынести вопрос на Ассамблею.

Зена с кислым видом взглянула на меня и сказала:

— Что сделает твой отец, когда вернется домой и обнаружит, что ты не выбросила остатки от ужина?

— О, небо! — спохватилась я. — Я же совсем забыла!

Я вообще предпочитаю откладывать работу на будущее. Даже когда ее можно сделать быстро. Об оставшейся с ужина посуде я умудрилась забыть начисто.

Пока я собирала пластиковые тарелки и швыряла их в мусоросжигатель, Зена от меня не отставала:

— Почему ты так ратуешь за соблюдение законов?

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, ты так за них цепляешься, совсем не допускаешь исключений. А этой Макриди теперь предстоит умереть.

— Я же не голосовала. Я никакого отношения не имею к решению Ассамблеи.

— Не в этом суть…

Но в чем заключалась суть, Зена мне не сказала.

Папа вернулся домой минут через десять после того, как я успела замести следы ужина.

— Голосование прошло, как ты ожидал? — спросила я у него.

— Да.

— А я убрала все тарелки.

— Я ни на минуту в этом не сомневался, — ответил Папа.

Тот же вопрос я задала при следующей встрече мистеру Мбеле.

— Я не был удивлен, — ответил мистер Мбеле. — Точку зрения твоего отца разделяют на Корабле многие. Поэтому он и стал Председателем.

Быть может, это анахронизм — говорить на Корабле о временах года, но это традиция. Например, июль, август и сентябрь мы называем «лето». Несуразность этого никогда не бросалась мне в глаза. И только в пятнадцать или шестнадцать лет, начав изучать факторы, определяющие погоду на планетах, я впервые всерьез задумалась о значении терминов, которые мы так небрежно используем.

Ясно было, что с годами на Корабле они утратили свой первоначальный смысл и теперь означали просто деление года на четверти. И, если уж на то пошло, тот факт, что мы до сих пор пользуемся земной календарной системой — и вовсе анахронизм, но это тоже традиция.