Борис Фальков - Тарантелла

• Название: Тарантелла
• Автор: Борис Фальков
• Жанр: Русская классическая проза

---

- Хорошо, чтобы убедить хотя бы вас одного в абсолютной невинности моей затеи, я открыто пойду в giunta municipale. Пойдёмте туда вместе, если хотите. Но сначала - давайте нормально поговорим тут, и не ни о чём, а конкретно об этом. Что толку в пустой болтовне о нашей неотвратимой участи? Давайте следовать ей, раз уж она такова: спустимся с небес в свой будничный удел, к обыденным вещам.

ВОСЬМАЯ ПОЗИЦИЯ

Её рискованное предложение принято не было. Или было - но за пустую риторическую фигуру, как это, впрочем, и было на самом деле.

Зато Адамо тоже проявил нетерпение, ускорил свою речь ещё, и стал сжато пересказывать то, о чём, кажется, собирался говорить по обычаю пространно. Так, будто тоже составлял стенограмму того, что собирается сказать в развёрнутом виде в другой раз, в более подходящее время. А сейчас хочет поскорей добиться какого-то, слишком хорошо ему известного результата.

Дополнительное ускорение его речи ещё больше усложняло работу её понимания. В целом это было неприятно, но была и одна приятная частность: ведь вместе с его речью ускорялось, а стало быть - сокращалось, и время протекания утомительной позиции. Стоять в ней неподвижно, даже и привалившись к стойке, было мучительно. А так - укорачивалось её дление, и, значит, облегчалась тягостность. Даже если это облегчение - всего лишь естественные последствия рвоты, повторившейся и на бензоколонке, что ж, всё равно его можно назвать успехом, при нашей-то бедности и на успехи.

- Пойти в городскую управу - о чём вы говорите? Разве вы не слыхали, только что прошли выборы? Только что избраны новые люди, они даже не успели приступить к повседневной работе, ещё празднуют. И вы туда явитесь? Вопрос, успеют ли они ещё приступить. То есть, не посадят ли их до начала работы туда, где уже посиживают их предшественники. Сейчас это - раз плюнуть, дело будничное. Что за проблема с сельскими чиновниками, ведь сажают тысячи самых больших шишек, министров, куколка!

- Что это вы ей рассказываете, - буркнул священник, - не для того ли она и собирается к этим чиновникам явиться? А мы должны там присутствовать в роли понятых. Извините, дражайшая, если что не так. В деталях каждый может ошибиться.

Подумать только, и нетерпение не помешало Адамо быть по-прежнему внимательным, и всё замечать! Эта "куколка" - конечно же эхо её, такого коротюсенького, кокетничанья. Она с возмущением, звучно ударила носком тапочка в стенку конторки.

- Хорошо, вы просите поддержки? - ответил он шлепком ладони по своей книжке. - Я помогу, чем могу: разъясню вам диспозицию, хотя терпеть не могу ваших этих... университетских абстракций. Казалось бы, коротко и ясно: жара. Но вам этого мало, слишком просто, вы вообще - давно перестали понимать простой человеческий язык. Ладно, разъясню иначе, но это всё, чем я могу помочь. Зато это помощь, в которой вы действительно нуждаетесь, и неотложно.

Она повторила удар копытом в конторку. Но что верно, то верно: может, и не так уж давно, а и его довольно простая речь, при всех обещаниях упростить рассказ и сделать его понятным даже ей, была окутана размывающим смысл туманом. Пусть этот туман и не был уже однородным, а получил структуру. Но это была структура пылевого облака, и точно так же, а может - ещё успешней разъедала смысл произносимого. Как если бы Адамо вообще не говорил, а пел, гудел без слов... вот как гудит хорал из его магнитофона, тоже ведь имеющий какую-то там структуру.

Едва ли треть из того, что она слышала, становилась понятной. Но и из этой трети, в свою очередь, существенным, хотя бы относительно важным для неё, было очень немногое. Начто ей все эти путаные предыстории? К чему ей, например, знать о том, что крестьянский кооператив в районе существует лишь на бумаге? Или о сём: что о крестьянах-единоличниках вообще следует позабыть за давностью? Что все инициативы в экономической жизни крестьянства исходят из промышленных городов... Их мотивы - укрепление городской машины за счёт ослабления сельской идиллии... Естественно, разобщённая и потому слабая сельская идиллия сопротивляется такому насилию, и всё больше объединяется, иначе - ей конец... Такое единство - вовсе не новая штука, а длящаяся со времён Великого Рима старая: это латифундия, крепкая единая семья рабовладельцев и рабов. Латифундисты и сегодня, как и тогда, отстаивают свою независимость от центра, частную свою жизнь. А центр всегда на неё покушается. В любой форме: борьба с чуждой идеологией, с мафией, с коррупцией или с проникновением нестандартизованного товара на рынок. Всё это лишь разновидности одной и той же войны. Если центр укрепляется, наступает с новой силой - с правого или левого фланга, какая разница? - латифундия в свою очередь крепче стискивает зубы. Ведь ей предстоит зубодробление в любом случае: и справа, и слева. Всё это только оттенки, а суть процесса - одна: борьба идиллии и фабричного производства, деревни и города. И вот эта борьба мощнейшая сила истории. Не какая-то там жалкая война классов, хотя б и с применением атомных бомб, а начавшаяся с пастуха Авеля и стиснувшего зубы земледельца Каина страшная битва.

- Сегодня мы свидетели новой атаки на повсеместно гонимого Каина. Как же не насторожиться его потомкам, моим любезным согражданам? Они-то берут жизнь всерьёз, как её им дают, какой она есть. Простой, не искажённой университетскими теориями. Уж им-то понятно, как никому другому, что в стране сегодня происходит радикальный переворот, снова революция. Что опять для них пахнет жареным. А тут, в разгар всего этого, являетесь вы и мелете про какие-то танцы и музыку, которые вам жизненно, видите ли, интересны! Как же им вас не опасаться? Бросьте-ка все ваши домыслы, всё куда проще и незыблемей: интересы центра против местных интересов, север против юга, мы - против вас. Может, мы с вами и родственники, да только дом у нас всё-таки не общий: вы всё равно нас держите за родственников бедных, за приживал. Но мы вас понимаем, хотя любить вас не за что, так поймите же и вы нас! Вы приехали - и уехали, а нам тут жить. Вот вы накинулись на цирюльника, а ведь он по уши в местных делах. Что ему остаётся делать, как не отбрить вас? А padre? У него совсем сложное положение, надо усидеть на двух стульях: с одной стороны прихожане, с другой - центральное руководство. Не так ли, padre?

- Похоже, - признал священник. - Вот только ваши аллегории с Каином слишком уж... отдалены от нас.

- Точно такое же положение у полиции и giunta municipale! И все они отлично помнят, какую роль во время таких переворотов играют всякие... провокаторы. Да и вы тоже бы должны это помнить. Хотя б читать про то. Или в вашей университетской библиотеке таких книг не держат, диссертации на эту тему не пишутся?

- Послушайте, вы же умный человек, - всхохотнула она, подрагивая от нестерпимого нетерпения, собственно - возбуждения. Оно почти достигло своих пределов: наполнило её всю. Теперь она не только дрожала всем телом, не только брыкалась время от времени, а и регулярно пристукивала по конторке наружной стороной стопы, словно непрерывно приплясывала.

- А мелете такую чушь. Во-первых, все эти истории с латифундиями... отдалены от нас не меньше каиновских. Они уже даже не предыстория, а праистория. А во-вторых, всем известно, что нет страшней врага для сельского хозяйства, чем латифундия. Латифундистская организация труда наносит непоправимый урон сельскому хозяйству, то есть - себе же! Латифундия успешнейший способ самоубийства. Ни один город не предложит лучшего. И вы не можете этого не знать. А не знаете - поезжайте в окрестности того же Рима, поглядите на Сampagna di Roma, на эту пустыню на месте древних латифундий. Классический пример, во всех энциклопедиях и учебниках истории... Даже в вашем учебнике метафизики, с его пренебрежением к реальности, он должен быть.

- Ну и? - поднял он брови. - Рим большой город. Естественно, что у него под боком и дело его спорится веселей.

- Да что там Рим, гляньте на свой городишко, этого достаточно! Самоубийство состоялось и без чужой помощи. И на кладбище не надо тратиться: где жили - там и похоронили. А вместо крышки гроба просто захлопнули жалюзи.

- Да, мы вынужены экономить, - подтвердил он.

- Мы и без Рима люди бедные, - уточнил священник.

Она, конечно же, отметила буквальное совпадение их формул с формулой цирюльника: и слов, и интонации. Значит, и дело у них у всех наверняка общее. Задача, мутившая её уже несколько минут - куда направить разговор, чтобы он не топтался по кругу, чтобы, наконец, вышел за пределы и направился прочь от исходного ноля, решилась сама собой. Они сами подсунули это решение своими репликами. За границами ноля снова появится возможность разрабатывать свою тему. А не вот эту, чужую. Из-за которой своя оказалась чуть ли не забытой. И вот, благодаря совпадению, она снова всплыла из недр памяти. Точно как та, вроде бы навсегда забытая анонимная византийская книжка: с чужой подачи.

- Но... оставим это. Что мы с вами оба, Адамо, точно уже знаем: у меня своя тема, и все другие меня не интересуют. Говорите, мне нагрело головку и я сдурела? Великодушная снисходительность... к барышне. Но ваше великодушное, оно же лукавое, объяснение всего происходящего, начиная с Каина и Авеля, воздействием жары - не срабатывает именно в вашем случае: ведь вы на солнце не выходите, сами сказали, а всё же несёте полупонятную чепуху. Почему? А потому что и вы, солнцем вовсе не перегретый, тоже обезумели от страха, как и все ваши перегретые. Да если б вы и впрямь верили в свою жару, то душ-то уж - в первую очередь починили! А вы...