Валерий Примост - Штабная сука

• Название: Штабная сука
• Автор: Валерий Примост
• Издательство: Трамвай
• Жанр: Современная проза
• Год: 1994
• ISBN: 5-7707-7092-9

Книга молодого писателя Валерия Примоста — это плод его личного опыта и мучительных раздумий. Она повествует о жизни солдата в Забайкальском военном округе серединиы восьмидесятых, о давящем человеческие судьбы армейском механизме. Это обнаженный до крика рассказ о том, чего не может быть между людьми, о том, какая хрупкая грань отделяет человека от нечеловека, от человека, превратившегося в одноклеточное либо в хищного зверя.

---

Валерий Юрьевич ПРИМОСТ ШТАБНАЯ СУКА

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

Так уж случилось, что автора этой книги я знаю с самой его юности. И помню фразу, которой он выразил свое первое впечатление от армии, увидев ее «начало» на сборном пункте около Дарницкого вокзала в Киеве, где был плац, и казармы, и совсем отличная от вчерашней жизнь. Теперь я думаю, что судьба не случайно подарила ему тогда еще глоток свободы, отпустив его вместе с некоторыми другими, уже собравшимися «с вещами», еще на недельку домой. Переступив порог моею дома, он весело сказал: «Каша дробь шестнадцать: переворачиваешь тарелку — каша не вываливается».

А потом стало известно, что он попал в Забайкалье и что там невыносимо тяжело (но разве мог кто-нибудь представить, что ТАК тяжело!). А потом он вернулся. Он был совсем другой. Даже внешне. Не знаю почему, но я никогда не расспрашивала о его армейской жизни…

Потом появились «730 дней в сапогах, или Жизнь пауков в банке». К тому времени Валерий был студентом факультета журналистики Киевскою университета, не обратить внимания на которого было нельзя. Он учился и у меня в группе и когда приходил на занятия, внимание всей группы переключалось на него. Его склоняли и спрягали в деканате, ставя ему в вину «неординарный» внешний вид, и пропуски, и… А в нем в это время, вдали от посторонних глаз, шла глубокая внутренняя работа. Он начал писать. Я поняла это, прочитав в рукописи «730 дней в сапогах».

Естественно, в 1990 году напечатать даже отрывки из нее было трудно, почти невозможно. Первым отважился на это редактор газеты «Комсомольское знамя» (ныне — «Независимость») Владимир Кулеба, которому в результате вместе с автором пришлось общаться с… Военной прокуратурой. Разумеется, не для того, чтобы услышать слова благодарности за своеобразное исследование армейского механизма, давящею человеческие жизни, за прямые указания на факты, которые можно было квалифицировать как преступления. Нет, прокуратура пеклась о «мести мундира».

Но Валерий Примост должен был сказать все. И вот перед нами книга, которую открывают «730 дней в сапогах», — не только потому, что написаны первыми, но и потому, что представляют вобой как бы план-проспект последующих повестей, конспективно, тезисно намечая будущие сюжетные линии, называя отдельные факты и явления, которые получат новое, художественное осмысление позднее. Кстати сказать, тогда же, в девяностом, фрагменты из «730 дней в сапогах» опубликовали два журнала — украинский молодежный «Ранок» и «Юность». Передавали их и русские службы радио «Свобода» и «Би-Би-Си».

Когда я — еще в рукописи — закрыла последнюю страницу этой книги, ее автор спросил: «Какая из повестей вызывает у вас наибольшее отвращение?». И я ответила, что никакая. Потому что, пожалуй, нет в человеческом языке слова, которым можно было бы определить чувство, вызываемое этими обнаженными до крика рассказами о нечеловеческом, запредельном, о том, чего НЕ МОЖЕТ БЫТЬ МЕЖДУ ЛЮДЬМИ.

Книга Примоста призвана заставить читателя СОДРОГНУТЬСЯ и ЗАДУМАТЬСЯ о том, какая хрупкая грань отделяет человека от нечеловека, от человека, превратившегося в одноклеточное либо в хищного зверя. И поэтому, наверное, не стоит стыдливо отворачиваться и затыкать нос, встретившись с, мягко говоря, нелитературной лексикой. Прочтем все, как оно было в середине восьмидесятых. И не будем обольщаться на тот счет, что сегодня ТАКОГО уже нигде нет. Чтобы его не стало, и написана эта книга.

И последнее. Похоже, что тема военного человека, его сознания и бытия в обыденных и экстремальных ситуациях для Валерия Примоста не исчерпана: в то время как пишутся эти строки, он находится в Приднестровье, где собирает материал для новой книги. Она будет — о войне.

Елена ГУТИНСКАЯ, журналист.

730 ДНЕЙ В САПОГАХ (Повесть)

«Война — дело молодых, лекарство против морщин»

(В.Цой)

«Бытие определяет сознание»

(Армейский афоризм)

Первые два года после демобилизации я гордился тем, что служил там, где служил. Я сверху вниз смотрел на ребят, отслуживших в более приемлемых условиях. '"Я прошел хорошую школу», — считал я. Не знаю, как служат в БелВО. ДальВО и во всех других округах. Может быть, острота противоречии и конфликтов не достигает там того уровня, что в ЗабВО. Может, в других округах были свои конфликты и противоречия. Не знаю. Я служил в ЗабВО и написал о том, что видел сам и за что отвечаю. Я написал о том, как в казармах люди «едят» друг друга подобно паукам в банке. Перед тобой, читатель, краткий рассказ об армии, какой я ее застал.

ДУХИ

«Духанский» период в жизни солдата начинается с «нулевой» хэбэшки пятьдесят шестого размера и заканчивается «переводными» ударами бляхой по заднице в день приказа, Дух (иначе «солобон» или «желудок») — в армии никто. У него нет никаких прав. Никто ничего ему не должен. Обязанности духа неисчислимы. Как объяснял нам (тогда еще духам) старшина: «Торчок должен обслуживать деда, котел — сам себя. А дух должен шуршать днем и Ночью».

Нет, наверное, существа парадоксальней, чем дух. Он очень мало ест, но способен съесть пайки целого взвода, почти не спит, но способен спать даже на ходу. Он слаб в ничего не умеет, но девяносто процентов армейской работы исполняется им. Дух с трудом волочит ноги, но нет никого более поворотливого, чем он. Он нерешителен и всего боится, но иногда способен на подвиг. Дух валится с ног от одного удара по морде, но оказывается в состоянии вынести «все тяготы армейской жизни». Дух незаме-«шм. Поэтому его очень любят и, не покладая рук, „учат“ армейской премудрости старшие призывы.

У нас была такая традиция: когда «свеженьких» духов гнали через плац в часть, все высыпали из казармы и орали в их круглые от страха глаза: «Вешайтесь! Вешайтесь, духи!» Впрочем, в течение следующего года многие из них так и делают (а также стреляются, режут вены, убегают и т.д.).

Духи всем верят и всего боятся, они беззащитны и послушна А особенно они тянутся к вежливым и ласковым старослужащим. Бойтесь их, духи, бойтесь сильнее чем тех, кто сразу бьет вас по морде!

О СТАРОСЛУЖАЩИХ «ДОБРЫХ» И «ЗЛЫХ»

Духи по простоте душевной не знают, что доброта в армии сурова и груба, а подлость частенько мажет повидлом. В армии, как и на зоне, раз «опустившись», невозможно подняться, как раз поев за последним столом, невозможно пересесть за первый. «Добрые» используют этот принцип, чтобы опустить духа хотя бы раз. Дальше «само пойдет». Например, подходит к духу котел или дед и грубо приказывает, скажем, почистить ему сапоги или постирать хэбэшку. Дух, если пацан боевой, упрется — «нет и все!», а то еще и пошлет. И под побоями не сломается. А вот если подойти к нему и ласково так посюсюкать: «Братишка, ну сделай одолжение, пожалуйста…», — то дух, который, кроме «козел», «урод» и «ублюдок», ничего больше не слышал, а кроме «по морде», ничего больше не видел, вряд ли устоит. Духи, не разбирающиеся в оттенках казарменных взаимоотношений и меряющие все гражданской меркой, склонны считать, что если «старик» обратился к ним ласково, то он их уважает и считает равными себе, а работа, которую он просит выполнить, — не более чем дружеское одолжение.

Вообще, почти всегда призывники заранее по рассказам теоретически знают, чтб их ждет в армии. И заранее настраиваются на великий бой. Но в армии этот великий бой разбит на множество микроскопических стычек и столкновений, и духи уже воюют, не замечая этого. Каждый раз по отдельному поводу от них требуют пустяка, ничтожной уступки по сравнению с ожидаемым ими решающим боем, и не стоит даже размениваться на этот пустяк, но все эти проигранные пустяки оказываются в совокупности поражением в главной битве. А раз только постирает — и, минимум год, ему хэбэшки дедовские стирать. Прецедент есть. Поэтому опасайтесь ласковых. Грубые честнее.

СМЕРТНИКИ

Самые несчастные из всех духов — интеллигенты-горожане (в основном, из Москвы, Ленинграда, Прибалтики). Им, воспитанным да мягкотелым, приходится тяжелее всего. По волчьим законам казармы они жить не умеют, да и не хотят, крови боятся, дерутся плохо, ругаться избегают. И грубая кирзовая армейщина в первые же недели с хрустом давит тонкую их организацию. Интеллигентов опускают и унижают. Вообще, отношение к ним двоякое: с одной стороны, казарменное быдло презирает их за беззащитность, мягкость и непрактичность, а с другой — оно подсознательно ощущает их умственное и нравственное превосходство и свою ущербность. А за это нужно мстить, гноя интеллигентов и одновременно поднимаясь в собственных глазах.

Одним из любимых развлечений в нашей части было заставить духа-интеллигента вслух прочитать письмо от девушки или жены, а потом принудить его это письмо съесть и обсуждать при нем, как бы хорошо было «эту телку запустить на роту» и «толково ли она строчит». Практиковалось также критическое обсуждение половых недостатков матери и отца духа, произведших на свет «этакого урода». Воздействовали и физически. Так, одного мальчишку моего призыва, уже не помню за что, вшестером подловили в туалете, «прессонули» и поокунали головой в очко. Через два дня в карауле на посту он застрелился. (Вообще, в армии процент интеллигентов среди самоубийц самый высокий.)