Дарья Агуреева - Умножение скорби

• Название: Умножение скорби
• Автор: Дарья Агуреева
• Жанр: Современные любовные романы

---

Дарья Агуреева УМНОЖЕНИЕ СКОРБИ

Ирине Лаптевой посвящается.

Никогда! Никогда я не прощу себе, что никак не повлияла на ход событий! Могла ли я что-нибудь сделать? Скорее всего — нет. Но ведь я даже не попыталась. А теперь… Теперь уже поздно. Остаётся только вспоминать её и ненавидеть себя. До сих пор не могу понять, как всё это случилось, что же послужило истинным прологом этой дикой истории. Хотя может быть, в конце нашего безумного века леденящего ужаса она и не вызовет. Но мне вряд ли удастся когда-нибудь избавиться от этого кошмара.

Нина… Моя лучшая подруга. Я любила её, наверное, больше, чем кого бы то ни было. Только вот не уберегла. Если попытаться как-то проанализировать события, то начать, пожалуй, надо с сентября. Как-то Нина пришла только ко второй паре. Даже не извинившись — мы должны были встретиться с утра, чтобы вместе ехать в университет, и я прождала её добрые пол часа — она, задыхаясь от гнева и сверкая глазами, принялась нагнетать обстановку:

— Маша! Это невыносимо!

— Что такое? — я раздумывала, стоит ли мне высказаться по поводу её бессовестного опоздания.

— Скажи мне, я — урод?

— Ага! — усмехнулась я.

— Я серьёзно! — она отмахнулась от моей иронии длиннющими ресницами.

— Я тоже, — непонимающе повела я плечами. Нина восприняла мои слова как исключительный комплимент.

— Я — дура? Я не умею общаться с людьми? Со мной скучно? — не унималась она. — Ну что же ты молчишь?

— Я киваю головой.

— Так в чём же тогда дело?! — ещё чуть-чуть, и она расщепила бы меня на атомы.

— Все мы немножко лошади, — я всё-таки продолжала её дразнить. Нина замолчала и уставилась на меня поледеневшими глазами.

— Что случилось? — перестала я кривляться.

— Я вот уже неделю общаюсь с самыми разными людьми. И это отвратительно! — она снова захлебнулась рассказом.

— Я как-то не улавливаю ход твоих мыслей.

— Маша, это можно объяснить только матом. Иначе никак!

— И всё же.

— Может быть, я — дурочка. Может быть, я начиталась глупых романов. Но если они умны и образованы, то я предпочитаю быть умственно отсталой!

— Ты меня уже утомила своими вступлениями. Давай-ка в темпе вальса.

— Только не кривляйся! — прищурилась Нина. Она тоже издевалась надо мной, намеренно опутывая словоблудием.

— Обещаю, — согласилась я.

— В последнее время меня мучил один каверзный вопрос. Вот нам по девятнадцать. В дом престарелых вроде рано. Мы свободны, без ярко выраженных порочных наклонностей, без детей и без прошлого… Покончим с без и посмотрим, что у нас в наличии. Молодость, хотя бы как констатация факта. Безусловная привлекательность. Кое-какое образование. По крайней мере, никто не обвинит нас в пошлости, вульгарности, серости и этакой настырной глупости, которая что-то сильно распространилась. И что же при этом? Одиночество! Комплексы! А вокруг? Вокруг какой-то хаос, разврат! Эти жуткие девицы кривили свои грязно красные губы и вздыхали над моей наивностью: «Любовь? Деточка, сколько тебе лет?» Ты оглянись, что творится! На них же пробу ставить негде! Ведь они в подмётки нам не годятся! Или у меня мания величия? И главное — мне тошно от всех этих их приключений. Я ухожу в монастырь! Понимаешь, я бы ещё успокоилась, если бы у этих дур были хоть какие-то романы. Так ведь нет! По-мой-ка! А эти дебилы, то есть кавалеры! Скоты! Самые настоящие!

— Печально, — прервала я её гневный монолог.

— Машенька! — она притихла. — Разве это нормально? Да плевать мне на пустоту, но ведь чем её забивают! Зачем? Зачем так над собой измываться?

— Ты у меня спрашиваешь? — усмехнулась я.

— Мне страшно, — она совсем сникла.

— Мне тоже, — почти искренне призналась я.

— Вот наши родители. Холят нас, лелеют, ни в чём не отказывают. И что же? Мы тоже будем в этой вонючей луже? Всё! В монастырь!

— Может, обойдётся? Зачем прятать голову в песок?

— А чем мы лучше других? — теперь уже она усмехалась.

— В конце концов мы пока что не спускались с лестницы.

— И не будем! — Нина опять начала злиться. — Я лично никогда не стану такой, как эти псевдоджульетты.

— Уговорила, — я стиснула ей руку. — Мы проживём долгую жизнь старых дев, остервенеем и сдадимся в какой-нибудь дом престарелых.

— Маш, — она вдруг изменилась в лице. — Со мной что-то не так.

— Что? — я даже испугалась, до того странно блестели её глаза. Она мне показалась бледной, нездоровой и чудовищно хрупкой. Может быть, она уже тогда чувствовала, чем всё это закончится, ощущала на себе дыхание бездны?

— Я и двух минут не могу спокойно просидеть! Изо все сил сдерживаюсь — никак! Это что-то невероятное! — она умоляюще шарила горящим взглядом по моему лицу.

— Да что такое? — повысила я голос.

— Это Саша, — она отвернулась.

— Какой ещё Саша? — оторопела я.

— Морозов.

— А! Этот псих опять что-то ляпнул?

— Да нет. Я… Вообще-то я не знаю, что происходит, — она путалась под моим внимательным взором. — Я не могу его видеть, понимаешь?

— Ещё как! — кивнула я.

— И не видеть тоже, — еле слышно закончила она.

Непосвященным трудно понять, в какой шок повергало это заявление. Слова Нины буквально подкосили меня. Итак, моя Нина оказалась неравнодушной к нашему однокурснику. Александр Морозов, безусловно, был яркой фигурой. Сам по себе, не благодаря намеренной бледности остальных. Невзрачность его внешности с лихвой компенсировалась звучным спокойным голосом, которым он вещал неблагодарным слушателям свои отнюдь не банальные идеи.

Но несмотря на солидный багаж знаний, потрясающие познавательные способности и удивительную начитанность, мне всегда представлялось, что Саша — всего лишь маленький мальчик, стремящийся нацепить на себя очередную маску, напялить на своё «я» какой-нибудь образ, почерпнутый из прочитанных книг. А фавориты среди них менялись в его арсенале почти со скоростью света. Он действительно блистал сообразительностью и незаурядным умом. Но! Никогда я не могла высказать своё отношение к нему без этого «но». Саша не вызывал у меня не то что тёплых чувств, но даже элементарного уважения. Его сарказм, какой-то непристойный цинизм, плохо прикрытый холодным, но ярким огнём его вообщем-то не красивых глаз, неизменно рождал во мне брезгливость, животную алчность самосохранения. Более того, мне почти физически было неприятно его общество — то ли из-за абсолютного отсутствия хоть какого-то эстетства в его жестах, манерах, поведении, то ли из-за граничащего с абсурдом самолюбования. Он никак не пытался скрыть своё пренебрежение к окружающим и, казалось, ожидал в ответ почитания, восхищения, даже жертвенности. Одним словом, Саша был довольно отвратительным типом, внушающим женской половине нашего курса омерзение. Но вот Нина… Её он всегда притягивал, интересовал. Однако я и предположить не могла, что это любопытство выйдет за рамки обычного эксперимента. Ведь она была так щепетильна в вопросах нравственности и порой поражала меня своей искренней приверженностью к романтизму, почти фанатичной верой в давно забытые идеалы. Что же это такое происходит? И всё-таки я недостаточно напугалась. Всё это представлялось мне не очень-то приятной, но увлекательной игрой. Я решила, что Нина, сияющая, женственная, красивая, от скуки или усталости ударилась в парадоксы. Я не думала, что это может быть опасно. Нет!

Не поборов своё нетерпение, она стала порывистой, резкой. Её как будто несло куда-то. Она вся устремилась к одной ей видимой звезде, завораживающей притягательным чарующим светом. За какие-то дни она полностью перевоплотилась. Трудно представить себе, до чего странными казались мне перемены, которые я была вынуждена наблюдать в этой милой солнечной девушке. Нина всегда очень трепетно относилась к своему внешнему виду. Месяца она посвящала поискам, нацеленным на пополнение своего гардероба, ни под каким предлогом не выходила из дома без умелого макияжа, часы тратила на причёску. Не раз я ловила на ней восхищённые взгляды прохожих, потому что результат её стараний был действительно изумителен. Она выглядела героиней какого-то старого романтичного фильма про счастливую любовь. И всё это рухнуло, испарилось, разом исчезло. Лёгкие струящиеся платья она неожиданно сменила на до боли знакомые джинсы и тёмные свитера, а волосы причёсывала теперь как девяносто девять процентов ленивых студенток. Зачем? Я и сама с трудом объясняла её поведение. Очевидно, Нина решила, что так она окажется ближе к Саше, презирающему любые условности.

Через несколько дней после того отчаянного признания она вступила в его гнусную игру. Нина написала Саше пресловутую любовную записку. Собственно о любви в её послании речи не было. Она послала ему стихи, светлые, нежные, такие, какой она сама была совсем недавно. Она не подписалась, но анонимкой её записку назвать вряд ли было можно, поскольку Нинин чёткий почерк и стихоплётство были хорошо известны всему факультету. Наверное, я не должна была позволить ей это. Наверное, я должна была вмешаться. Но тогда я находила любые формы посредничества в личных делах унизительным занятием для всех задействованных участников. Да я и представить себе не могла, как можно удержать Нину от задуманного! Она всегда и во всём шла на пролом, ни перед чем не останавливаясь ради удовлетворения собственного честолюбия. Будто избалованный ребёнок, требующий новую игрушку. Она никого и ничего не слушала и делала только то, что считала нужным. Хотя…