А. Веста - Звезда волхвов

• Название: Звезда волхвов
• Автор: А. Веста
• Издательство: Олма Медиа Групп
• Жанр: Исторический детектив
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-373-0110

Его имя — Егор Севергин. Его род — от Сварога, Бога Творца. Его мужество отмечено огнем и чистотой. И от Судьбы ему не уйти…

Во внутренних владениях монастыря, куда вход строжайше запрещен, обнаружена убитая девушка. Убийство с «загадкой» в канун монастырских торжеств может служить черной меткой… В подвалах монастыря и его окрестностях появляются загадочные знаки, похожие на тайный пароль древней секты. Наследники русского язычества требуют возвращения святынь, и еретические настроения проникают сквозь стены обители. Церковные иерархи при этом хранят молчание…

Следователь Егор Севергин ведет дело, но встречает на своем пути противодействие, и в поисках истины вынужден действовать не только как представитель Закона.

Роман написан на основе реальных уголовных дел.

---

— Здравствуй, радость моя, — в голосе старца тонким ледком прозвенел укор.

От доверенных людей владыка Валерий знал, что старец не выходит из «печоры» и не общается ни с кем из братии. Но в делах обители затворник проявлял подозрительную осведомленность, словно все, что происходило в монастыре и в округе, этот «жилец могилы тесной» знал по духу. Верно сказано: чтобы прослыть пророком, иногда достаточно быть пессимистом.

— Здоровы ли вы, отче? — вкрадчиво приступил владыка.

— Здоров, слава Богу, — глухой старческий голос шел, словно из тесной глубины, — только одним здравием рад не будешь, особенно ныне.

Владыка Валерий напрягся, готовый скрепя сердце выслушать любую критику, но тихий размеренный голос старца приводил его в тайное бешенство.

— Ожидая высоких гостей, думал я об угощении, — издалека начал схимник. — Но словесный пир мой оказался омрачен горечью. Невольно пришли на ум слова Серафима Саровского о тяжких временах, когда даже многие архиереи отступят от чистоты православия… Долго молил Серафим об их прощении, но Господь ответил: «Не помилую их: ибо они учат учениям человеческим, и языком лишь чтут Меня, а сердце их далеко отстоит от Меня…»

— Но ведь это пророчество относится к двадцатому веку, к эпохе большевистских гонений, — решительно поправил старца владыка Валерий. — Минуло сие царство агарянское. Церковь возрождается и украшается. Народ тянется к вере… Видали ли вы, отче, как Россия молится? Люди в храмах стоят, лица светятся. Вот она, Русь Святая, злобе неподсудная! Но есть и такие в наших монастырях умники, что своими речами клинья под церковь подбивают, смущают простаков, «числом зверя» пугают. Словно «зверь» тот в темном углу сидит, рожки выставляет. В нас он прячется, если изгоним из себя, негде ему будет притулиться, он и растает. Посмотрите, сколько тайных врагов, сколько продажных писак вокруг Церкви вьются, шельмуют священников, не щадят и высокий архиерейский чин…

Владыка Валерий привычно вел свою «рапсодию», намереваясь двинуться в наступление, полагая, что уже достаточно выслушал отца Феодора, но в горле внезапно заворочался колючий ком, и владыка вынужденно умолк.

— Напрасные страхи нагоняешь, сыне, — продолжил разговор схимник. — Для Церкви нет угроз во внешнем мире, а вот внутри… тут разверзаются целые пропасти и черные бездны. Оглянись, владыка: народ смотрит на нас внимательно. Святость нашей жизни должна руководить его к Богу, но, увы, на деле выходит обратное. Мы нисколько не уступаем мирским во властолюбии, с такою же жадностью гоняемся за почестями и достоинствами земными, стяжаем удобства и ищем плотского покоя. Наши души пусты, в них нет и следа веры, любви или иного теплого чувства, зато есть место для других чувствований и упований, для жажды и мирских желаний. Горько мне, что не трудами иноков и скромными даяниями мирян прирастает обитель, а с неправды богатеет. Уже и воду Громового ключа продавать собрались, и участок под старым кладбищем сдали в аренду. Помощь спиртом и табаком принимаем…

— Так ведь не для себя трудимся, отче, а ради Господа… — владыка вновь умолк, словно ему перехватило горло.

— «Ради Бога», сын мой, это страшный и великий глагол! Им и прикрываемся, но «горе вам, лицемеры, что очищают внешность чаши, между тем как изнутри она полна хищения и неправды». Позабыли мы, что некогда сам Спаситель торгующих из храма изгнал…

Знаю я, что ты в Служебник изменения внес. Поминаешь именем Господа нынешних «благоверных и христолюбивых правителей их же оправдал еси правити на земли…». Это нынешние-то разорители России призваны Господом?

Изнутри моего каменного гроба мне многое видно и многое слышно. Знаю я, что на новых язычников управу у властей ищешь, защиты от тоталитарных сект требуешь. Или пословицу позабыл: «Волка на собак в помощь не зови…»

Не участвуй в делах тьмы, владыка! Единственный способ борьбы с тьмою, самому быть светом, гореть, разгораться, сверкать. Видел ли ты, сыне, как на службе свечу от свечи зажигают? Человек — он та же свеча, а без фитиля, без тайного пламени — огарок он, испорченная вещь! Гореть — больно, но это то самое мученичество и исповедничество, которого требовал Иисус от учеников. Христианство — это пожар совести. Вероучители русские уходили в леса, облекались в вериги, заточали себя в суровую схиму и тем давали пример борьбы с пагубными страстями и дурными стремлениями. Душа народа потрясалась и получала могучий пример добровольного самоограничения, столь необходимого для здоровой жизни. Церковь-то не в бревнах, а в ребрах…

— Молитесь за меня, отче, — прошептал владыка и стремительно покинул келью.

Второпях он дверью прихлопнул край рясы и с полминуты раздраженно дергал подол, пока на помощь не подоспел Тит.

Глава 22 Крещение огнем

Правдива смерть,

а жизнь бормочет ложь.

Н. Гумилев

Спаленный любовной горячкой, Севергин гнал по трассе к далекой, окруженной алым заревом Москве. Так ломится буланый лось в период гона, оставляя на суках клоки окровавленной шерсти. Позади него остались выжженные версты и дымящиеся развалины; все, что он строил с надеждой и терпением, ласкал, берег и повивал смыслом, обесценилось и стало пеплом.

Официальной версией его поездки в Москву была доставка в криминалистическую лабораторию образца загадочного вещества. Неофициальной — желание увидеть Флору, и он имел полное право увидеть ее, чтобы, согласно служебному долгу, сообщить, что найдено тело ее сестры.

— Таких изысканных снадобий давно нет в обиходе нынешней церкви, — пожимала изящными плечиками главный эксперт. — На спектрометре нам удалось обнаружить раритетные вещества, годящиеся разве только для музейных коллекций. Судите сами: египетская мастика, кипарисовая смола, базилик, фиалковый и имбирный корень, кардамон, масло мускатное, бергамотовый бальзам и гвоздичное масло, вытяжка из померанцевых яблок и майорана. Кроме того, афонский ладан, аравийский тимьян, сирийское розовое масло, зерна лотоса и настоящий мускус. Эти вещества сходны с обнаруженными на Туринской плащанице.

— Значит, все-таки обряд?

— Да, эти масла применялись в древности для религиозных таинств, в виде тонкого помазания особой кисточкой. Но, насколько мне известно, «объект» был покрыт им довольно густо.

— Ритуальное убийство? — предположил Севергин.

— Если остановиться на этой версии, то придется предположить, что мы имеем дело с древней сектой с обширными связями в Греции и Святой Земле. Подобные вещества стали редкостью еще несколько столетий назад.

Севергин поблагодарил очаровательного консультанта и торопливо вышел из лаборатории. Теперь он должен был дождаться вечера, чтобы встретиться с Флорой. Жгучее муравьиное масло Купальской ночи покусывало в паху и в подмышках. И едва отворились двери и на пороге возникла она, Севергин шагнул к ней и стиснул ее плечи. Он подумал, что так легче будет сказать ей о смерти Лады, не глядя в глаза, но, чувствуя каждую ее жилку.

— Флора, прости… Мне тяжело говорить, — он обнял ее, не решаясь поцеловать.

Он смотрел на большой аквариум за ее спиной, где в эту минуту все замерло и окостенело. Остановили свои медлительные танцы жабы, настороженно подняли головы и застыли гладкие аспидно-черные ужи.

— Молчи, я все знаю…

Осторожно поддерживая за плечи, Егор проводил ее до дивана.

— Я могу забрать ее тело или надо ждать окончания следствия? — после долгого молчания спросила Флора.

— Пока не знаю… На теле твоей сестры обнаружено церковное миро. Скажи, она была крещеной?

— Нет. Ни она, ни я не крестились в церкви, но мы приняли крещение огнем.

— Я ничего не знал о таком обряде.

— Он намного старше крещения водой, ему несколько тысячелетий. «Крес» по-славянски огонь, а «кресенье» — возжжение внутреннего огня… Огонь Сварожичь горит в сердце всякого человека и каждой звезды, — прикрыв глаза, говорила Флора, словно читала скорбную молитву.

— Прости, Флора, я лучше пойду, — сквозь сжатые челюсти простонал Егор.

Неуверенно ступая, Флора проводила его до дверей:

— А знаешь, почему я выбрала тебя? — внезапно спросила она. — Все оказалось так просто. Ты позвонил и назвал свою фамилию: Севергин. Твое родовое имя идет от Сварога, Творца всей Поселенной. «И после Сварога княжил его сын именем Солнце, его же рекут Даждьбог, бе муж силен и славен…» Твой Род, твое мужество отмечено солнечным огнем и чистотой… А ты думал, я всех гостей встречаю голая?

— Теперь я понимаю, что это был только символ, что-то вроде «нагой истины».

— Все в нашем мире — лишь символы… Прощай, мой Яхонт-Князь.

— Прощай, царица Флора.