Шмуэль-Йосеф Агнон - Женщина и нечистая сила

• Название: Женщина и нечистая сила
• Автор: Шмуэль-Йосеф Агнон
• Жанр: Современная проза

Израильский писатель Шмуэл-Йосеф Агнон (1888–1970), уроженец Бучача, происходил из семьи галицийских евреев, которую можно было назвать необычной: отец его, рабби Шолом-Мордехай Чачкес, был хасидом и регулярно ездил к цадику, а дед по матери, рабби Иеуда а-коэн Фарб, был записным миснагедом. Тем не менее в доме царили мир и согласие, гармония религиозной традиции была слегка приправлена маскилской культурой на иврите. В отличие от большинства еврейских писателей первой половины ХХ века, Агнон на всю жизнь сохранил любовную благодарность родительскому дому, где царили набожность, Б-гобоязненность и приверженность учению. Его творчество во многом обязано хасидским книгам и преданиям о цадиках. Мастер антологий, Агнон не ленился переписывать старые книги, иногда почти ничего не меняя, а иногда перелагая прочтенное своим неторопливым ладом в расчете на то, что читатель полностью окажется под влиянием преданий еврейской старины. При всем различии в культуре и эпохе, уместно сопоставить романтическую сказку во взрослом чтении немцев и французов на рубеже XVIII–XIX веков с литературным переложением хасидской агиографии в книгах Агнона.

Все поименованные персонажи публикуемого ниже рассказа реальны. Рабби Авроом-Яаков (Аврум-Екуню) был цадиком в Садагоре около тридцати лет, скончался в 1883 году, а мистический старец — Исроэл Баал-Шем-Тов — великий кабалист и чудотворец, основатель хасидизма, умер в 1760 году.

---

Шмуэль-Йосеф Агнон Женщина и нечистая сила

Жила у нас в Тверии одна женщина, вдова, а может, разводка. Несколько лет провела она так в одиночестве, пока не сказала себе: сижу я тут заброшенная, всеми покинутая, ни мужа, ни детей, ни родича какого, чтобы в жены взял, поеду-ка я за границу, проведаю родных и близких. Собралась и уехала из Страны Израиля.

По пути, на постоялом дворе в городе Галаце пристала к ней всякая нечисть и целую ночь не давала покоя. Проснулась она в смятении, но точно чувствовала, что что-то с ней не так. На следующую ночь — та же напасть. Те, не к ночи будь помянуты, терзали ее до самого утра. И на третью ночь снова то же. Встала она и поменяла место ночлега, только у нее самой никакой перемены не случилось. И как мучили ее там, так мучили и здесь. Обратилась она за советом к цыганкам, к гончару сходила, но что бы они ни делали, ничего поправить не сумели. Напротив, там, где искала спасения, нашла огорчение, потому что нечистая сила набралась пущей смелости и мучила ее горше прежнего.

Заплакала та женщина и стала спрашивать: неужто нету праведника в этой стране, чтоб написал мне оберег? Сказали ей: есть тут такие, что пишут обереги, но если ты ищешь полного избавления, поезжай в страну государя императора, в Садагору, к ребе Авроому-Яакову, сыну цадика Исроэла Ружинского.

Собрала она свои пожитки и отправилась в Садагору. Приехала и остановилась у жены Авроома-Исера, которая держала постояльцев. И если они предпочитали готовить сами, дозволяла им варить на своей плите и плату взимала лишь за ночлег. Так она обходилась со всеми приезжими, тем паче — с той, что прибыла из Страны Израиля.

Когда та вселилась, дело шло к вечеру, и пока она расположилась сама и разложила вещи, солнце зашло и сделалось темно. Подумала та женщина: лягу и отдохну с дороги, а назавтра встану пораньше и пойду к цадику. И в простоте сердца решила, что нечистые остались в Галаце и за ней в Садагору не пошли, потому что Галац расположен на земле короля Румынии, а Садагора — в стране Его Величества императора. А того она не знала, что все границы, которые устанавливают меж собой страны и народы, в вышних ни за что почитаются, поскольку наверху губерний не различают, и если духам захочется, они воспаряют ввысь и летят себе с одного края земли на другой беспрепятственно. Но едва она прилегла на кровать, тут же явились те и устроили ей такой прием, что Б-же избави, — до того расшумелись, что их голоса услыхали их товарищи в Садагоре и тоже не замедлили прийти. Если б не был положен предел ночи и не установлен срок тьме, кто знает, удалось ли бы ей выбраться из их лап живой.

Когда рассвело, она встала, надела свое платье и пошла ко двору цадика. Встретил ее казначей и спросил: куда ты направляешься, женщина? Достала она свой платок, развязала узелок, вынула золотой червонец и вручила ему, чтобы позволил ей тут же пройти к цадику. Взял казначей червонец и хотел проводить ее внутрь. Явился к нему искус наживы и стал нашептывать: женщина, давшая червонец, может дать еще один и еще один. Сказал себе казначей: один хорошо, а два — лучше, не говоря уж о трех или четырех. Глянул на нее приветливо и сказал: уж не из Страны ли Израиля ты пришла? Что нового на Святой земле? Отвечала она: не расспрашивай меня, милый человек, с того дня, что выехала я из Страны Израиля, настигла меня беда великая, так что я и себя не узнаю. Будь милостив, проведи меня немедля к ребе. Закатил казначей глаза к небесам и горестно так вздохнул, как тот, кто печалится печалью всех живущих, и сказал: много бед есть в нашем мире, и твоя беда уж верно не мала, но милосердие Создателя еще больше, так что не отчаивайся, потому что сегодня никак нельзя попасть к нашему ребе. Подожди до завтра, и я введу тебя прежде других, и ручаюсь тебе, что наш ребе даст тебе свое благословение, и с той минуты и до конца дней твоих не будешь знать ни горя, ни лиха. Вернулась та женщина ни с чем в свою временную обитель и принялась ждать завтрашнего дня.

Ночью снова терзала ее нечистая сила. Снесла она все муки, оттого что крепка была ее уверенность, что назавтра непременно попадет к цадику. И когда прокричал петух и отлетели от нее ночные гости, вскочила с постели, омыла лицо и руки, надела платье и поспешила в путь. Но то, что случилось с ней вчера, постигло ее и сегодня. Едва она ступила во двор, встретил ее казначей и спросил: куда поспешаешь, женщина? Она отвечала: я тороплюсь к цадику. Уста ее говорят, а руки развязывают узелок на платке и достают золотой червонец и подают казначею, чтобы дозволил ей войти. Казначей червонец опустил в карман, а ей сказал: не ты ли была тут вчера? Вздохнула женщина и сказала: я была тут вчера, и я стою тут сегодня, будь добр, исполни обещанное и проводи меня к ребе. Казначей огладил бороду и сказал: верно, я полагал проводить тебя нынче к ребе, только вот уже три дня, как ребе, долгие ему лета, уединился от мира, сидит себе взаперти во внутренней комнате и никому не позволяет к нему входить. Но завтра я сам введу тебя к нему. А про себя казначей подумал: будет завтра и будет послезавтра, червонец последует за червонцем. Ибо насколько истинный праведник неподвластен жажде наживы, настолько его слуги лихорадочно ищут обогащения, а искус наживы — он не гордый, он и мелкими людьми не брезгует. Так прошло двенадцать дней. Всякий раз, как она приходила ко двору цадика, встречал ее казначей и брал у нее червонец золотом, закатывал глаза к небесам и обещал ей то, что обещал, пока не истратила она все свои сбережения, но так и не удостоилась предстать пред ребе. А по ночам те, которых даже днем поминать не стоит, мучили ее и глумились над нею.

Сидит та бедолага на узле с пожитками и сама с собою рассуждает. Я снялась с места и отправилась вдаль в поисках избавления, а не только не нашла избавления, но и удвоила свои муки и все свои деньги потеряла. Теперь у меня нет средств даже на дорогу к родичам. Владыка мира, где доброта Твоя и где Твое милосердие?

Заметила хозяйка дома огорчение своей постоялицы и сказала ей: что ты сидишь, словно невеста, над которой свадебный балдахин обвалился? Не иссякла милость Его, Благословенного, и нет причины отчаиваться, не приведи нас Б-г. Что не удалось сегодня, удастся завтра. Выслушала ее прибывшая из Тверии, поглядела на жену Авроома-Исера и сказала: если давши деньги я не попала к цадику, теперь, когда у меня нет больше денег, я и подавно к нему не попаду. Отвечала ей хозяйка: фу-фу-фу, все деньги да деньги, или ты полагаешь, что всем твои деньги надобны? Дам я тебе совет без всяких денег, даром дам. Надень другое платье, смени турецкий платок, что у тебя на голове, чтобы казначеи тебя не узнали, и утром ступай ко двору ребе. А как придешь, сразу направляйся туда, где стряпают, а дойдешь — смело отворяй дверь и входи на кухню уверенно, и все стряпухи решат, что тебя послала ребецн, и ни о чем тебя не спросят, а напротив, прикинутся, будто вовсе тебя не замечают. А когда придет ребецн присмотреть за стряпней, выйди и расскажи ей все как есть. И думаю я, что она наставит тебя и научит, как попасть к ребе. Дала ей хозяйка дома свое платье, из тех, что носят женщины в землях империи, и несколько раз объяснила ей, куда пойти и как пройти и все к тому касающееся, да так ясно и подробно, словно весь путь проторила.

Когда рассвело, встала та женщина с постели и надела платье, данное ей женой Авроома-Исера, и отправилась ко двору и добралась с миром до дома, где стряпают. Приблизившись к двери, набралась храбрости и толкнула ручку и оказалась наконец внутри. Тут у нее глаза разбежались, потому что никогда в жизни она не видела такого изобилия. Вот горшки с мясом, а вот ковши с соусом и судки с рыбой, и миски, и бутылки, и банки, полные овощей и фруктов — протертых с сахаром, вареных и тушеных. И один пар поглощает другой, и ароматы один другого душистее. И десять женщин стоят там — одна месит тесто, другая потрошит рыбу, третья жарит мясо, четвертая крошит овощи. И все, как одна, умножают усердие, потому что думают, что ту женщину не иначе как ребецн послала наблюдать за их работой. И два огня, огонь плиты для мясного и огонь плиты для молочного, трещат и полыхают, а на конфорках восседают себе котлы и кастрюли, наполненные мясом с подливой для больных, и рожениц, и стариков, и бедняков, которые кормятся со стола цадика, помимо блюд, которые готовятся для его домочадцев и приближенных и для учащихся ешивы. И во всякий день ребецн приходит сюда проверять, все ли делается по правилам, молочные блюда — для тех, кто ест молочное, мясные — для тех, кто мясное.

Прошло немного времени, вошла ребецн. Увидела незнакомое лицо в кухне и спросила: кто ты и что тебе тут надобно? Простерлась та бедняжка у ее ног и стала целовать подол ее платья, а сама плачет и всхлипывает. Жалость охватила ребецн, и она сказала: встань, женщина. Разве я — попадья, Б-же избави, чтобы целовать подол моего платья? Я такая же еврейка, как и ты. Чего ты просишь? Может, ты хочешь поговорить с раввином? Открыла бедняжка рот и собралась все объяснить. Явились ее муки у ней перед глазами — и она лишилась чувств. Ребецн ее подняла, усадила на стул и велела подать ей чашку кофе для поддержания духа. Подкрепившись, та собралась с силами и рассказала, как осталась она безмужняя, одинокая, словно камень в поле, и как вдруг одолела ее тоска по родне, живущей за пределами Страны Израиля, и она собралась, покинула Тверию и переплыла море. Рассказала, как несколько дней качало ее на корабле и как она мучилась морской болезнью, пока не прибыла в Галац. А в Галаце напали на нее нечистые духи и Лилит и терзали ее по ночам, пока не истощились ее силы окончательно. Тогда ей посоветовали поехать в Садагору за помощью и избавлением. И вот она приехала в Садагору и двенадцать дней ежедневно ходит ко двору цадика, и во всякий день встречает ее один и тот же казначей, а может разные казначеи, и берет у нее червонец золотом и со дня на день откладывает ее встречу с ребе. Уже кончились все ее сбережения, а она так и не удостоилась видеть цадика. А нечистые мучают ее по ночам все сильнее и яростнее.