Александр Чаковский - Дороги, которые мы выбираем

• Название: Дороги, которые мы выбираем
• Автор: Александр Чаковский
• Издательство: ИХЛ
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1960

Роман «Дороги, которые мы выбираем» — современная книга. Действие ее происходит в период великих перемен в жизни нашего общества, в нору могучих творческих преобразований. Герои романа — секретарь обкома Баулин, Арефьев, Агафонов, геолог Ирина Волошина и другие — всем сердцем принимают исторические решения Двадцатого съезда партия и повседневно в своих делах претворяют их в жизнь. Это цельные люди, принципиальные во всем — в труде, в быту, в любви и дружбе. С психологической правдивостью раскрывает писатель взаимоотношения Арефьева со Светланой, Ириной, Орловым. Через борьбу с самим собой, колебания, страдания Андрей идет к большой правде чувств; стремится найти свою дорогу в жизни и Светлана. Верные, честные пути избирают молодые герои романа.

---

На стройку я вернулся в понедельник, к полудню, в отличном настроении. Шутка ли: почти полтора месяца мы можем теперь работать с полной нагрузкой!

Не заходя к себе, я пошел в кабинет Орлова. Григория не было. Секретарь сказала, что он часа два назад отправился в туннель, а оттуда собирался поехать на комбинат.

Когда я шел по штольне, меня окликнул Агафонов. Он, видимо, только что приготовился включить воздух для очередного бурения, но, увидев меня, опустил на землю бурильный молоток и спросил:

— Ты, говорят, в обкоме был?

— Был.

— Дали цемент?

— Порядок, Агафоныч, — торжественно сказал я, — вырвал!

— Да ну? — удивился Агафонов и добавил: — Орел!

Похвала Агафонова очень польстила моему самолюбию, и я чуть было не начал рассказывать ему, какую баталию выдержал с Баулиным. Но тут же подумал: а ведь я обманываю старика. Цемента хватит ненадолго.

— И много получил? — словно читая мои мысли, спросил Агафонов.

— Видишь ли, Федор Иванович, — начал я издалека, чтобы не разочаровать Агафонова, — обком, собственно, цемент не распределяет. Обком — это партийная организация. Он занимается политической, идейной стороной, дела. Снабженческие функции не входят в круг деятельности обкома. Его прежде всего интересуют люди, партийная организация…

— Послушай, Арефьев, — прервал меня Агафонов, — ты что же, меня пнем старым считаешь? Ты думаешь, если я беспартийный, так мне всю эту политграмоту читать надо? Я разницу между обкомом и керосиновой лавочкой, может, не хуже тебя понимаю. Ты мне напрямик давай, не темни: есть цемент?

— Есть, — ответил я. — Только немного. На месяц с небольшим хватит.

— А потом?

Я пожал плечами.

— Андрей, — сказал Агафонов, — ты помнишь прошлый год? Ты уехал в обком насчет домов хлопотать и думал, наверное, что никто не знал, куда и зачем ты поехал. А люди знали и ждали твоего возвращения. То же и теперь. Ну, кое-чего ты добился, вижу. А что дальше будем делать?

— Не знаю, Федор Иванович, просто не знаю, что делать!

— Думай, — сказал Агафонов.

— Что?

— Думать, говорю, надо, на то ты и на должности.

— Да вы что, — воскликнул я, — сговорились, что ли?!

— С кем? — недоуменно переспросил Агафонов.

— С кем, с кем! Один говорит «думай», другой… Что же, я сам не знаю, на что человеку голова дана?

— Ну, а коли знаешь, чего кипятишься? — спокойно сказал Агафонов. — Думать-то по-разному можно. У одного думы, как жернова, тяжело ворочаются, у другого… Ну, чего ты, собственно, вскинулся? Чего я такого необычного вымолвил? Думать — для человека дело привычное. На то он и человек.

И, уже не глядя на меня, Агафонов махнул рукой, поднял свой молоток и включил воздух.

Я пошел дальше.

…Орлова я в штольне не застал, очевидно он уже отправился на комбинат. Я провел в туннеле два часа, а когда шел к выходу, то у левой стены штольни увидел Волошину. Она не заметила меня. Несколько минут я издалека наблюдал, как она работает.

Ирина Волошина тщательно осматривала участок стены, время от времени обстукивая его длинным геологическим молотком. У ног ее лежал рюкзак, наполовину уже наполненный камнями. Иногда она вынимала из кармана своей брезентовой куртки зубило, выколачивала из стены породу. Каждый осколок заворачивала в листок бумаги, который вырывала из блокнота, чиркала по нему карандашом и опускала в рюкзак. Кропотливая работа! Она била молотком по зубилу довольно ловко, с большим замахом, совсем не по-женски. На груди ее, как и в прошлый раз, висел фотоаппарат, смонтированный с лампой. Я видел, как она несколько раз фотографировала породу при импульсной вспышке. При этом лицо ее, обращенное ко мне лишь вполуоборот, ярко освещалось, и я видел ее полуоткрытые губы.

Наконец Волошина подхватила свой рюкзак и направилась к выходу. Она так и не заметила меня.

После того разговора у палаток, мы не видались с Волошиной. Я знал от Орлова, что она время от времени посещает туннель. Но мне она как-то не попадалась на глаза. Думаю, что Ирина сознательно избегала встреч. Это было понятно. Вряд ли мое поведение в тот субботний вечер могло вызвать у нее желание видеться со мной.

Ну что ж, эта девушка мало интересовала меня! И все же каждый раз, когда Орлов называл ее имя, я чувствовал нечто вроде угрызений совести, и мне хотелось как-нибудь загладить свою вину. Может быть, сказать ей несколько приветливых слов? Она поймет, что я раскаиваюсь и прошу извинения. И тогда можно будет забыть и разговор у палаток.

Я пошел за ней, раздумывая, как будет лучше: окликнуть и самому начать разговор или ждать, пока она случайно оглянется и увидит меня?

Но Волошина не оглядывалась. Выйдя из портала туннеля, она опустила свой рюкзак на землю. Я видел, что там уже лежат два туго набитых рюкзака. Камнями, конечно!

Она присела на корточки, вынула из рюкзака несколько завернутых в бумажки камней, по очереди развернула их, осмотрела на солнечном свете…

— Ну как, что-нибудь интересное? — спросил я, подходя. Волошина обернулась, увидела меня и поспешно сунула свои камни обратно в рюкзак. — Вы, что, боитесь, что я отберу ваши сокровища?

— Я ничего не боюсь, — ответила Волошина. — А вас-тем более.

Теперь она стояла выпрямившись во весь свой маленький рост и плотно сжав губы.

— Ладно, не будем ссориться, — добродушно сказал я. — В тот раз я был расстроен своими делами и погорячился. Считайте, что вы здесь ни при чем. Кстати, я еще до нашей встречи у палаток дал распоряжение пускать вас в туннель. Можете приходить и работать когда вам угодно.

— Знаете что, — Волошина по-прежнему глядела на меня с вызовом и, как мне показалось, даже с презрением, — мне всегда думалось, что бюрократы должны быть старые и лысые. Я понимаю, что это чепуха, но мне всегда так казалось.

Она наклонилась и стала завязывать свои рюкзаки. Вот дерзкая девчонка!

Собственно, мне следовало бы повернуться и уйти. С деловой точки зрения, я сказал ей все, что должен был сказать. Но почему-то я не мог заставить себя так просто взять и уйти.

— Послушайте, товарищ Волошина, — снова обратился я к ней, — кажется, я уже сказал вам, что был не прав. Ну, если хотите, я беру все те свои слова обратно.

Она резко повернулась ко мне.

— Ах, вы берете свои слова обратно? Очень любезно с вашей стороны! Вы, кажется, член партии? Я специально узнавала. Так вот, мне тогда еще следовало бы пойти в вашу парторганизацию, рассказать, как вы встречаете молодых специалистов. Пусть бы там заставили вас взять свои слова обратно!

От моего добродушия и следа не осталось.

— Знаете что, перестаньте читать мне нотации!

— Нотации? Да я и разговаривать-то с вами не хочу! Вот!

Это последнее «вот» она произнесла совсем как девчонка, звонко и с дрожью в голосе. Потом она подхватила один рюкзак, повесила его на плечо, второй — на другое, взяла в руки третий и пошла.

Я представлял себе, сколько весит набитый камнями рюкзак, видел, как лямки впились ей в плечи. Но она шла. Убежден, что если бы я не смотрел ей вслед, она не смогла бы нести такую тяжесть. Гордая девчонка!

Я видел, как ей трудно идти по этой неровной, усеянной галькой и валунами дороге. До палаток не менее полукилометра. Вдруг она пошатнулась, видимо оступившись, но тут же выпрямилась снова. Как раз в эту минуту я подбежал к ней.

— Ну, не будем ссориться! — сказал я. — Давайте я помогу вам.

Она даже не обернулась. Тогда я поравнялся с ней и, протянув руку к рюкзаку, сказал совсем уже настойчиво:

— Дайте я донесу!

Волошина ускорила шаг и ответила:

— Это мои камни, я их и донесу. А ваша помощь мне не нужна!

— Послушайте, — воскликнул я, — никто не посягает на ваши камни, можете хоть всю породу вынести, вагонеткам меньше груза будет. Но ведь в этих мешках не менее трех десятков кило веса! Дайте сейчас же сюда два своих рюкзака! Ну?

Волошина чуть замедлила шаг, обернула но мне лицо, мокрое от пота, и коротко отрезала:

— Нет!

Я понимал, что нахожусь в глупом, смешном положении. Тоненькая, худая девчонка тащит набитые камнями мешки, а здоровенный парень идет рядом налегке и бормочет какие-то жалкие слова.

Я сделал несколько быстрых шагов, забегая вперед, и остановился, загораживая ей дорогу.

— Дальше вы не пойдете! Отдайте рюкзаки. Волошина остановилась и опустила свои мешки на землю.

— Что вам, собственно, от меня нужно? — устало спросила она..

— Помочь вам.

— Вы уже помогли мне. Тогда, у палаток.

В ее словах было столько горечи, что я не смог смотреть ей в глаза и опустил голову.

— Ирина, — сказал я, — простите меня! Я вел себя как дурак и хам. Ну, вам этого достаточно? Если бы вы знали, что было со мною в тот вечер!.. Ну хватит, дайте мешки.

Я потянулся к рюкзакам. Она не вырвала у меня лямки, как я ожидал. Стояла и смотрела, как я вскидывал мешки на плечи. Потом вытерла лоб рукавом своей брезентовой куртки и, не говоря ни слова, по-, шла вперед. Я шел за ней. Мешки были дьявольски тяжелые. «Ну и сила же у этой пигалицы!» — подумал я.