Коллектив Авторов - Казачьи сказки

• Название: Казачьи сказки
• Автор: Коллектив Авторов
• Жанр: Сказка

В этот сборник вошли не только сказки и предания самых разных казаков – доских, кубанских, яицких. Но, так же в него включены выдержки из словаря "Русские суеверия" и попытки толкования и литературного анализа сказок. Книга будет интересна всем интересующимся фольклором и родной историей.

---

Смутилась Груня, покраснела и отвечает:

– Рубила я дрова да топором и ударила. Никак вот не заживает рука…

А Улита уже догадалась обо всем, злые глаза так и бегают, сердце щемит от зависти.

– А чего ты встала из-за стола, сестрица? – спрашивает она Груню.

– Пить мне захотелось, Улита.

– А иди сюда, я тебе дам водицы, сестрица, – говорит Улита.

Подошла Груня к ней, взяла чашку с водой, выпила и упала замертво: подсыпала ей Улита яду крепкого, смертного.

Схватила ее Улита, оттащила в чулан, бросила, а сама сделала себе на правой руке такую же отметинку, какая у Груни была, обмотала тряпкой и пошла опять в горницу.

Увидал ее обмотанную руку молодой казак, спрашивает:

– А что это у тебя, девица? Аль поранила где, аль ушиблась? Подошла Улита к нему и говорит:

– Я та самая девица, которой ты руку поцеловал. Вот и отметинка на руке, не заживает с тех пор. Забыл ты, добрый молодец, как сидела я около тебя, сон твой сторожила…

Обрадовался казак, велел все войско свое собрать, свадьбу готовить.

Собрались на свадьбу воины, все люди служивые, пришли старики, старухи и дети малые. Начался тут пир горой.

День гуляют казаки, два гуляют, а на третий день входит в горницу старушка древняя, волосы, как нитки серебряные – седая вся. Вошла, посохом о пол стукнула и так молвила:

– Шла я, старая, через леса и горы, через луга и пашни и пришла вовремя: не кончилась еще свадьба, не свершилось еще дело злое.

Взяла она командира казачьего за руку, привела в чулан, а там лежит Груня, лицо у нее посинело, страшное стало.

Брызнула старушка на Груню живой водой, открыла глаза девушка, а в глазах столько доброты, будто от самого сердца идет.

Узнал тут казак девушку, обнял ее и сказал:

– Доброе сердце дороже красоты. Будешь ты женой моей верной, девица, буду я любить и жалеть тебя до самой смерти.

Пришли они в горницу, поклонились старому казаку, отцу Груниному, сели за стол, крепкой бражки выпили.

А старушка подошла к Улите и сказала:

– Нельзя с таким сердцем с людьми жить, злая девица. Будешь ты отныне ползать по дну Тихого Дона, и не знать тебе ни добра, ни ласки человеческой. А за то, что смеялась ты над горем людским, – будешь ты всегда горб на себе носить. Сказала так старушка, ударила ее посохом своим – и превратилась злая Улита в маленькую улитку-горбатку.

А потом обернулась старушка к Груне, дотронулась до нее своей рукой и сказала:

– А ты, девица, доброе сердце, будь такой же красивой, как и доброй.

И стала Груня такой красавицей, что ни в сказке сказать, ни пером описать.

Обнялись они с молодым казаком, поклонились старушке, чарку бражки крепкой ей поднесли, спасибо сказали.

И стали они с той поры жить-поживать, детей растить, да старых людей уважать.

А улитка-горбатка так и ползает с тех пор по дну Тихого Дона да в озерах синих, в реках прозрачных

Ползает и не знает ни добра, ни ласки человеческой.

Сказка о Песне Легкокрылой и казаке Макаре Бесслезном

Много стай журавлиных пролетело с тех пор над Тихим Доном, много песен веселых пропето с тех пор в станицах зеленых. Проносились ветры буйные над волнами высокими, проплывали тучи грозовые над полями широкими, и не раз уже месяц ясный в светлую реку заглядывал, будто в зеркало.

Жил в ту пору у Тихого Дона казак Макар Бесслезный, ни молодой, ни старый, черную бородку носил да чуб казацкий. Остался казак с детства без отца, без матери, гнула его нужда в три погибели, крутила его беда мужичья, как каючок в коловороте, а никто у него слезу ни разу не видал. Назвали Макара за это Бесслезным. Может, и была у него другая фамилия, но так и остался он с этим прозвищем.

Бывало, поставит казак сети в Дону, ждет удачи рыбацкой, как ясного солнышка, а ночью налетит с моря ветер бесшабашный, засвистит, запляшет, закрутит волны на могучей реке – и снова тихо. Придет казак к Тихому Дону, глянет – ни рыбы, ни сетей. Только мокрые поплавки на легкой зыби у берега покачиваются, будто подсмеиваются. Покачает Макар головой, сдвинет густые брови, скажет:

– Эхма! Ну, ничего…

Казаку без коня, как рыбе без воды: ни туда, ни сюда. Долго Бесслезный копеечки собирал, немало мозолей на шершавых ладонях прибавилось – купил казак коня.

Поставил на баз, смотрит, радуется. Конь умными глазами на нового хозяина глядит, будто спрашивает: "Ну как, заживем теперь?"

– Заживем! – смеется казак. – Здорово заживем!

Поехал как-то Макар Бесслезный на своей лодке сети ставить в Дону.

Заработался, не заметил, как ночь на Дон наползла, будто шапка на глаза.

"Ну что ж, – думает казак, – заночую на реке, дети дома не ждут". Привязал лодку к камышам, поужинал и спать лег.

Утром просыпается, приезжает домой, смотрит – около его дома люди стоят, головы вниз опущены, будто похоронили кого-то.

Подошел Макар к дому, шапку снял, поздоровался:

– Здоровы будьте, станичники! Чего запечалились, будто коня у вас волки съели?

Молчат станичники…

Зашел Бесслезный на баз, глянул – сердце замерло: уздечка оборвана, на земле капли крови да клочки гривы длинной – вот и все, что от доброго коня осталось, от долгой мечты казачьей.

– Волки… – глухо сказал какой-то дед. Вытер казак шершавой ладонью вспотевший лоб, покачал головой, тихо проговорил:

– Эхма…

Потом помолчал немного и добавил:

– Ну, ничего…

И пошел к лодке сети сушить, будто ничего и не случилось.

А время над Тихим Доном плывет, как облака над землей. Не успел оглянуться Макар – уже седина в бороде появилась.

"Жениться надо, – думает казак, – а то так бобылём и состарюсь".

Приглядел он себе казачку чернобровую, надел на ноги ичитки новые, пошел к невесте. Приходит, отцу-матери поклонился и говорит:

– Когда ветер по лесу гуляет, деревья друг о друга опираются: стонут, плачут, а не падают. Один каючок на Дону зыбью перекинет, а свяжешь два рядом – буря не возьмет. Одному человеку и в хате холодно, а двум друзьям и на морозе тепло…

Помолчал немного, чубом черным встряхнул, добавил:

– Отдайте за меня Оксану. Любить буду, жалеть…

– Что ж, – отвечают отец с матерью, – казак ты, Макар, неплохой, сердце у тебя доброе. Коль дочка не против – быть свадьбе.

А Оксане Макар давно люб был. Потупила она карие очи, улыбнулась ласково и сказала:

– Я согласна, родители…

Ну много ли времени прошло, мало ли, стали Макар с Оксаной жить-поживать, радость наживать. Родилась у них дочка, красивая, как утро над Тихим Доном, веселая, как песня соловьиная, ласковая, как волна донская в тихий вечер.

Радуется Макар счастью своему, не нарадуется. Седину из бороды, как сорняк, выдернул, моложе стал.

Вот поехал он как-то на ярмарку в своем каючке. Продал там осетров да сазанов, накупил дочке подарков – и назад. В небе звездочки начали загораться, месяц откуда-то выплыл. Волны ленивые о борт лодки плещутся, будто шепчут что-то.

Камыши в темноте тоже разговор затеяли:

"Мы, камыши, ш-ш-шум не любим…Ш-ш-шум, ш-ш-шум не любим…" Лягушка в камышах молчала-молчала, потом как закричит: "К ва-а-ам, к ва-а-ам обр-ра-щаюсь я: не кр-р-ричите! не кр-р-ричите!"

И опять тихо.

Смотрит казак на небо, прислушивается ко всему, улыбается. За кормой светлые струйки воды мягко журчат, сонным голосом выговаривают:

"Хор-р-рошо на Дону веч-чер-ром… Хор-р-рошо".

А вот и станица родная. На берегу плакучая ива листвой шелестит, где-то в саду какая-то пташка поет-распевает.

Привязал Макар лодку к деревянному мостику, вскинул на плечи переметную сумку с подарками и зашагал домой. Вдруг навстречу – мальчишка вихрастый.

Хотел мимо Макара проскочить, а тот поймал его за руку и спрашивает:

– Ты чего это по ночам шляешься?

Мальчонка глаза в землю опустил, нос рукой вытер и отвечает:

– На пожаре был, дядя Макар. Ой, беда-а…

Защемило сердце Макара, будто в кулак кто его сжал.

Бросил он переметную сумку на землю и побежал к дому.

Прибегает, а дома-то уже и нет. Одна труба печная торчит во дворе, да вокруг головешки догорают, Макар туда, сюда, где, спрашивает, Оксана с дочкой?

А казаки потупились, молчат. Потом вышел вперед дед старый, о палку оперся и сказал:

– Судьба твоя, Макар, такая: ты ее за рога, а она тебя – об землю… Мужайся, казак: нет больше твоей Оксаны, нету и дочки твоей любимой. Как уехал ты на ярмарку, случился пожар в твоем доме. Прибежали мы тушить, да не тут-то было: огонь лютует, будто раздувает его кто. Хотели в двери кинуться, а дом-то в это время и рухнул. Уж мы потом все разворушили, а Оксаны твоей с дочкой так и не нашли. Ох, беда…

Окинул Макар печальным взглядом пепелище, скрестил на груди руки, постоял-постоял и проговорил:

– Эхма!…

– Ты бы всплакнул маленько, казак, – сказал старый дед. – Оно, горе-то, слезу любит… Да и самому легче бы стало.