Митрофан Лодыженский - Невидимые волны

• Название: Невидимые волны
• Автор: Митрофан Лодыженский
• Издательство: Феникс
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2005
• ISBN: ISBN: 5-222-05845-X

В повести «Невидимые волны» автор показывает путь от неверия и сатанизма к Богу.

Повесть публиковалась в сборнике «Профессор бессмертия. Мистические произведения русских писателей», Феникс, 2005 г.

---

– Я у Максима Васильевича на его большом молении только и была, что один раз, – заговорила Таиса. – Такое моление у него бывает редко. Не больше, чем раз в году, и это совсем не то, что наши радения. У него, Машенька, чудеса разные происходят. А у нас, обыкновенно, что! сначала все духовное поют, потом разгорятся, начинают кружиться и скакать, а потом богородица, когда на нее дух накатит, пророчествует, каждому свое говорит…

– Что же она говорит? – спрашивала Машура.

– Разное, милая!.. Кому что выйдет. Да вот, последний раз она мне на радении изрекла: «Голубицей, – говорит, – ты полетишь, к нам девицу приманишь». Это она мне насчет тебя предсказала…

– А еще какие бывают пророчества? – допытывалась Машура.

– Интересные бывают… Не так давно она Максиму Васильевичу, когда он к нам приезжал, так спророчествовала: «Изшел, – говорит, – от тебя святой дух и возвестит, – говорит, – дух святой по всей Вселенной, что ты бог над богами, царь над царями, пророк над пророками…»

– Ну а на молении у Максима Васильевича что происходит?..

– Большое моление, которое у него – это, милая Машенька, статья особая! Тут мы не кружимся и не скачем, а ходим тихо, как ангелы небесные, ходим кругом серебряной купели, взявшись за руки, и молим Бога о чуде… И вот в купели вода начинает играть…

– А Максим Васильевич с вами?

– Нет, он особо от нас под образами сидит.

– Ох, интересно, крестная!.. Расскажи мне все в подробности.

У Таисы вдруг сделалось очень серьезное лицо.

– Какая я грешная! – проговорила она, словно опомнившись. – И впрямь чуть было всего тебе не сказала, а ведь я клятву дала об этом молчать.

– Да ведь я своя, от меня скрывать нечего, – возражала Машура.

– Мало ли чего, своя! Это, милая, особое радение. Тут особую клятву берут. Да чего ты ко мне с этим пристаешь, – проговорила Таиса сердитым тоном. – Скоро сама увидишь…

Машуре пришлось замолчать, но не долго длилось молчание. Сегодня она была в особенно болтливом настроении и не унималась с расспросами. Через некоторое времени она завела такой разговор:

– Остановимся-то мы сегодня у кого, крестная? – спросила она.

– Остановимся мы у Никифора, – отвечала Таиса, – у апостола ракеевского, который ксениин духовный муж. Ксения меня к нему звала. У него в Виндреевке есть домик. И девицы наши тоже, стало быть, к нему…

– Богородица где останавливается? – любопытствовала Машура.

– Та, надо полагать, у самого Максима Васильевича, – таинственно сказала духовница. – В последний раз, как было моление, так он после чудес ее к себе наверх позвал. Он с ней всю ночь молился. Она ведь праведница истинная…

Машура опять примолкла. Хотелось было ей еще узнать о Манефе, как и что, но она сдержалась расспрашивать. «Как еще вопросы эти крестная примет?..» Наши спутницы проехали версты две в молчании. Наконец Машура снова заговорила:

– Много нас, крестная, на этом молении будет?

– Да немного, Машенька, – отвечала та. – В прошлом году было всего человек тридцать. От нашей обители, стало быть, пять человек, да от другой обители, которая по другой стороне реки, тоже пять. И сегодня, думаю, будет не больше. Кроме того, будут евоные апостолы. Их, надо полагать, из ближних восемь придет.

Еще из виндреевских жителей будет несколько… Максиму Васильевичу ведь больше тридцати человек и не поместить. Моленная у него небольшая.

– Ты говоришь о другой его обители, – прервала Таису Машура, – а богородица там есть?

– В этой обители, Машенька, богородицы нет; там есть только пророчица. Маланьей ее зовут. У той святость еще небольшая. Не доросла она до благодати-то настоящей.

– Эта Маланья… – заговорила нерешительно опять Машура, – тоже… у Максима Васильевича останавливается?..

– Уж этого я не знаю, миленькая, – с серьезным лицом сказала Таиса. – Совсем не знаю… Говорят, он не любит к себе для остановки из обителей принимать. Ведь у него на дворе только один небольшой флигель, и он этот флигель для значительных людей бережет… Купцы к нему, разные благодетели из Москвы приезжают; во флигеле у него и гостят. Или вот в прошлом году у него сам исправник был. Максим Васильевич исправника-то с великой честью принимал. Тот очень доволен остался.

В Виндреевке, куда наши хлыстовки добрались в полдень к самому обеду, их встретил у ворот своего домика апостол Никифор. У Никифора в его маленьком домике в три окна было всего две комнаты. Одну комнатку он отвел Таисе с Машурой, а другую приготовил для своей духовной жены Ксении и для богородицы Манефы. Устроить Манефу в этом домике приказал Никифору сам Максим Васильевич. «Обретенный христос» объявил своему ближайшему апостолу, что в нынешний съезд он после моления будет радеть не с Манефой, как это было в прошлом году, когда та осталась у него ночевать, а с другой избранной девицей, может быть, с Маланьей, а может быть, и с другой. Это уж как ему на молении благодать на сердце положит…

X

Никифор объявил Таисе, чтобы она шла к Максиму Васильевичу. Тот строго наказывал наведаться ей к нему по приезде.

Узнав это, Таиса заволновалась и обрадовалась. Она тотчас же отправилась на горку над речкой, где стоял ракеевский дом, отправилась к своему благодетелю Максиму Васильевичу.

В ракеевские покои она вошла, сопровождаемая служкой Мардарием, малым лет пятнадцати, юрким и бойким. «Сюда пожалуйте! Они здесь-с», – сказал Мардарий, вводя духовницу через знакомую ей приемную во внутренние комнаты. Мардарий подошел к затворенной двери и тихо постучался. «Войди!» – послышалось оттуда. Служка впустил Таису.

Ракеев сидел за большим столом и что-то писал, поскрипывая гусиным пером по бумаге. На носу у него были большие круглые очки в серебряной оправе. Дописав слово, Максим Васильевич поднял голову.

– Пожаловала к нам сама духовница, – сказал он дружелюбно Таисе. – Как живешь? Как спасаешься? – Он снял очки и положил их на стол. – Крестница-то твоя по моим четкам поклоны кладет? – спросил он, улыбаясь.

– Очень она молится, батюшка ты наш, – подобострастно отвечала Таиса, отвешивая низкий поклон. – Очень молится…

– А посвящение было? Обеты давала?

– Было, родимый, – с блаженной улыбкой сказала духовница. – В великом радовании торжество это прошло, и облачение ей было форменное при всем соборе. В чин ангельский она теперь произошла..

– Ладно ты это все распеваешь, – сказал вдруг не без строгости в голосе Ракеев, – а вот как бы за это облачение нам от молодого Сухорукова не досталось…

– Разве ты знаешь? – опешила Таиса.

– Да, милая, Афиноген мне кое-что рассказал… Так вот, старица божия, – продолжал Ракеев, – ты мне и скажи, как нам с господами Сухоруковами быть?

– Они за деньги ей вольную дадут, – проговорила Таиса.

– И ты думаешь, что молодой Сухоруков этакую девку, как твоя Маша, за деньги отпустит? С этаким-то добром расстанется? Очень ты просто все это ладишь, милая, – сказал Ракеев с иронией.

Таиса спешила представить свои доводы.

– Они разорились, эти господа, – заговорила скоро Таиса. – Они совсем разорилась, батюшка ты наш, я заверное знаю… Им теперь не до Машеньки; имение у них, я слышала, с торгу берут… И окромя того, молодой барин сейчас больной лежит.

– Ох, милая! – покачивая недоверчиво головой, сказал Ракеев. – Будет он здоров, этот барин… Чую я, большая с Сухоруковым у нас будет возня.

– Для спасения души христианской надо, отец, постараться, – продолжала свое Таиса. – Ведь Маша теперь обительская жительница, ведь наша она стала… Надо ее беспременно вызволить, милостивец!..

– Хорошо, хорошо!.. Что можно сделать – сделаю… Упрошу, коли удастся, московских благодетелей. Упрошу их дать деньжонок… – Он помолчал немного. – Ты вот что, святая душа, – сказал он повелительно, – ступай-ка сейчас домой, да пришли твою крестницу ко мне. Мне с ней нужно поговорить. Я ее малость поисповедаю… Вот мы потом и сообразим, что нам делать…

Таиса с глубоким поклоном вышла от Ракеева. Вышла она радостная, в надежде, что все устроится… Она поспешила передать Машуре приглашение Максима Васильевича.

Вскоре после ухода Таисы в ту же комнату к Ракееву была введена Машура. Молодая девушка остановилась в дверях. Она была бледна; глаза были опущены.

– Видишь, вышло по-моему, Машенька, – сказал Ракеев, встречая приветливо Машуру. – Сама видишь… ты теперь стала наша…

– Я Господу Богу об этом молилась, – тихо проговорила Машура, не поднимая глаз.

– Бог нам и помог, – с той же лаской в голосе продолжал Ракеев. Говоря это, он не отрывал пристального своего взора от благоговеющей перед ним девушки.

– Теперь мы с тобой новую жизнь начнем. Во Христе будем пребывать. Я тебе за отца буду, – многозначительно сказал Ракеев. Он близко подошел к Машуре, погладил ее голову по волосам и проговорил: – Я дело не малое надумал, Машенька… Решил я, милая, тебя у твоих господ выкупить… Ты будешь вольная…