Николай Томан - В мире фантастики и приключений. Выпуск 1. 1959 г.

• Название: В мире фантастики и приключений. Выпуск 1. 1959 г.
• Автор: Николай Томан
• Издательство: Лениздат
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1959

В первый сборник “В мире фантастики и приключений” вошли следующие произведения,

Николай Томан. В погоне за «призраком»

Е. Рысс, Л. Рахманов. Домик на болоте

Георгий Мартынов. Невидимая схватка

Иван Ефремов. Атолл Факаофо

А. Беляев. Звезда КЭЦ

Иван Ефремов. «Катти Сарк»

---

Костров посмотрел на меня с удивлением:

– Нет. Зачем?

– Так что вы никогда не видели какого-нибудь его письма, записи - словом, написанного им немецкого текста?

– Нет, конечно, видел: он делал для меня когда-то выписки из немецких журналов, приводил цитаты.

– И он всегда писал готической прописью?

– Готической? - Костров посмотрел на меня растерянно: по-видимому, он впервые обратил внимание на это обстоятельство.

– Нет, - сказал он. - Дайте вспомнить… Конечно, нет. Я обратил бы на это внимание. Он писал обыкновенными латинскими буквами…

Я встал с качалки и подошел к окну. Дождь не стихал. Потоки воды стекали по стеклам. Но молния сверкала реже. Глухая, беспросветная темнота была вокруг дома. В темноте этой было слышно, как воет ветер, шумят деревья, бурлят ручьи и бьет дождь по крыше и в стекла.

Прошли уже почти сутки с тех пор, как я здесь. Неужели действительно я еще ни на один шаг не приблизился к разрешению задачи? На секунду уныние охватило меня. Время идет, я не успеваю за временем. Еще день, еще ночь - и преступник скроется, обманув посты. И придется мне возвращаться в Москву, ничего не добившись…

Валя вошла в комнату с чайником.

– Дождь все сильнее, - сказала она. - На кухне так завывает в трубе…

– Да, - сказал я. - Не завидую тому, кто в лесу.

Вертоградский, зевая и потягиваясь, вышел из лаборатории.

– Чай! - сказал он. - Какая благодать! Я спал, и мне снилось, что я подставляю стакан под носик чайника. Чай все льется и льется, как этот дождь, а пить нельзя, потому что стакан без дна… Простите меня, я налью себе сам.

Он налил себе в стакан чаю и с наслаждением отпил.

– Выспались, Юрий Павлович? - спросил Костров; он тоже подсел к столу.

– Отлично отдохнул! - тряхнув головой, сказал Вертоградский. - И всё такие веселые сны снились. Будто вернулся Якимов, извинился, объяснил, что произошло недоразумение, и все возвратил.

Валя разлила чай по стаканам.

– Всегда вы, Юра, несете вздор! - сказала она раздраженно. Пододвинула стакан отцу и позвала меня: - Садитесь пить чай, Володя.

– Мне и вы снились, Владимир Семенович, - добродушно улыбаясь, сказал Вертоградский.

– Что же я делал во сне? - спросил я.

– Охота вам его слушать! - сказала Валя сердито.

Она подошла к окну и стояла, вглядываясь в темноту, поеживаясь под пуховым платком.

Вертоградский с наслаждением пил чай и болтал.

– Вы мрачный человек, Валя, - говорил он. - Берите пример с меня.

– Когда я подумаю, - сказала Валя, - что, может быть, вокруг дома ходит Якимов, такой привычный и такой невероятно чужой… Как будто сидела за столом с близким человеком, а он…

Она вскрикнула и отбежала от окна. Кто-то отчетливо и громко постучал в стекло.

Мы все вскочили. Я распахнул окно и высунулся наружу. Дождь и ветер ворвались в комнату. Огонь в лампе заколебался. Меня окатило водой, как будто кто-то из ведра плеснул на меня. Под окном стоял Петр Сергеевич в брезентовом плаще с поднятым капюшоном, и капли дождя текли по его лицу.

– Мне тебя, Старичков, - сказал он.

– Сейчас открою.

Я закрыл окно и, выйдя на кухню, отпер дверь. Петр Сергеевич вошел. Сразу же с плаща его натекла на пол большая лужа.

– Что случилось? - спросил я.

– Понимаешь, Старичков, - заговорил Петр Сергеевич, - нехорошее дело… Обоз я сегодня решил не посылать, дать лошадям отдохнуть. Часиков в десять пошел проверить, укрыты ли лошади от дождя. Оказалось, одной лошади не хватает.

Сзади скрипнула дверь. Мы обернулись. Костров, Вертоградский и Валя стояли в дверях. Петр Сергеевич замялся, но сразу махнул рукой.

– А, что тут секретничать! - сказал он. - Пересчитали телеги - и телеги одной нет. Тогда я велел обзвонить посты. Стали звонить, а связь нарушена. Я послал проверить линии. На всех линиях провода перерезаны.

– Оборваны или перерезаны? - спросил я.

– Перерезаны. И больших кусков не хватает.

– У тебя же конюх лошадей стережет, - сказал я. - Он что ж, не видел, как у него коня и телегу украли?

– Да ну его! - Петр Сергеевич нахмурился. - Что с него возьмешь! Дряхлый старик. Залез в землянку, печку топил, кости грел…

– Колея должна остаться.

– Поди проследи! Все дороги водой залиты.

– Посты проверил?

– Проверил. Сразу послал связистов линии восстановить. Посты сообщают - никто не проезжал. И, знаешь, Старичков, - Петр Сергеевич понизил голос, - это меня больше всего беспокоит. Если бы что-нибудь уже случилось… Все тихо, а что-то готовится.

Это же чувство со все большей силой овладевало мной. Ч го-то готовилось! Неужели я совершил грубую ошибку и вместо того, чтобы сидеть здесь, карауля Вертоградского, мне нужно было все эти сутки неутомимо обшаривать болото?

– Люди все налицо? - спросил я.

– До утра не проверишь, всех не обойдешь.

– Зайдите в комнату, - сказала Валя, - хоть чаю выпейте.

– Какой там чай! - Петр Сергеевич достал платок, вытер мокрое от дождя лицо и все-таки прошел в комнату.

Валя налила ему чаю, и он стал пить, дуя и обжигаясь. О чем-то спрашивал его Костров, что-то говорил Вертоградский, кажется, Валя советовала обмотать шею шарфом, - я плохо слышал, о чем они говорят. Я шагал по комнате и рассеянно улыбался, делая вид, что прислушиваюсь к разговору. Я думал лишь об одном: что происходит сейчас на болоте?

Глава седьмая

ЛИЦО В ОКНЕ

I

– Что я мог сказать себе в оправдание? Решив, что преступником может быть только Якимов или Вертоградский, я упустил из виду, что преступление мог совершить кто-то третий. То, что похищены предметы, ценность которых может быть ясна только для специалиста или, во всяком случае, для человека, находящегося в курсе работ Кострова, заставило меня искать преступника непременно в узком кругу ближайшего окружения профессора. Пропажа телеги многое объяснила. Уже раньше я понял, что Якимов жив, но теперь я знал точно: он жертва, а не преступник. Телега могла понадобиться только для того, чтобы увезти с Алеховских болот плененного, связанного Якимова - единственного человека, знавшего шифр.

Вертоградский сидит здесь, - значит, кто-то другой пытается сейчас пробраться мимо постов. Кто? И вдруг меня осенило. Я знаю кто: Грибков!…

Еще не успев привести самому себе никаких доказательств его виновности, я уже ясно понял, что это он гонит сейчас по размытым дорогам лошадь, везущую телегу со связанным Якимовым. Грибков! Тот, кто был наверху, в мезонине, когда появилась записка Якимова. Я вспомнил дюжего плотника с ящиками на плечах. Конечно, странно представить, что он знает немецкий язык настолько хорошо, чтобы уметь писать старым готическим шрифтом. Что ж, это только значит, что он не случайный преступник, а специально присланный человек.

Много еще мыслей приходило мне в голову, но некогда было продумать их до конца. Сквозь вой ветра и шум дождя до нас донесся отчетливый выстрел.

II

В комнате сразу стало тихо.

– Одиночный, - сказал Петр Сергеевич. - Из автомата.

– Где-то близко, - сказал Вертоградский.

Петр Сергеевич уже натягивал капюшон на голову:

– Пошли.

Он направился к двери.

В это время раздался отчаянный крик Вали:

– Стойте!

Она стояла бледная, с широко открытыми, испуганными глазами и пальцем показывала на окно. Я повернулся. Снаружи прижалось к стеклу лицо. Нос был расплюснут стеклом, и от этого лицо казалось лишенным всякого выражения, точно в окно заглядывала белая маска.

Вероятно, секунду мы все стояли не двигаясь. Потом я услышал высокий, захлебывающийся голос Кострова:

– Якимов!

Я бросился к окну. Раздалась короткая автоматная очередь. Лицо исчезло.

– Гасите свет! - крикнул я и, распахнув окно, выпрыгнул наружу.

Очень неприятно почувствовать под ногами человеческое, может быть еще живое, тело. Я отскочил в сторону. Свет в окне погас, Валя задула лампу. Я зажег фонарь, и белый его луч скользнул по человеку, распростертому на земле. Я наклонился. Человек дышал. Он смотрел на меня мутными, невидящими глазами и старался что-то сказать, но дыхание прерывалось и губы шевелились беззвучно.

– Жив? - спросили меня.

Я обернулся. Рядом со мной стоял Вертоградский. Не дожидаясь ответа, он наклонился над телом.

– Якимов! - сказал он. - Якимов, голубчик, ты жив?

Глаза Якимова оживились. Тело вытянулось, и рот открылся, он пытался что-то сказать. Он дышал хрипло; судорога сотрясала его тело.

– Ну что ты, что ты… - растерянно повторял Вертоградский. Он обхватил Якимова за плечи, стараясь его приподнять. - Ну что ты, чудак человек?