Владимир Набоков - Скитальцы

• Название: Скитальцы
• Автор: Владимир Набоков
• Жанр: Поэзия
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-91181-768-8

Пьеса была написана в октябре — ноябре 1921 г. в Кембридже, где в 1919–1922 гг. Набоков занимался естествознанием и филологией, и отправлена родителям в Берлин под видом перевода из английской трагедии.

---

Стук в наружную дверь.

Слыхали?.. Этот стук…
Он, может быть…

КОЛВИЛ:

О нет; наш вольный друг
стучит совсем иначе.

Стук повторный.

ГОЛОС ЗА ДВЕРЬЮ:

Отопрешь ли,
телохранитель Вакха?

КОЛВИЛ:

Это он, —
хоть стук и необычен. Стречер, милый,
куда же ты?

СТРЕТЧЕР:

Я очень утомлен,
пойду я спать…

ГОЛОС:

Открой! Промокли силы…
Ох, жизнь мою слезами гасит ночь.

СТРЕТЧЕР:

Я, право, утомлен…

КОЛВИЛ:

Ступай же, дочь,
впусти его; а нашему герою
тем временем я норку покажу.
Колвил и Стречер уходят.

ГОЛОС:

Да это гроб, а не кабак!..

СИЛЬВИЯ:

(идет к двери)

Открою,
открою…

Входит Проезжий.

Ах!..

ПРОЕЗЖИЙ:

Однако, — не скажу,
красавица, чтоб ты спешить любила,
хоть ты любить, пожалуй, и спешишь…
Да что с тобой? Ты на меня глядишь
растерянно… Ведь я же не грабила…

СИЛЬВИЯ:

Простите, путник строгий…

ПРОЕЗЖИЙ:

Позови
хозяина. Прости и мне; брюзгливо
я пошутил; усталость неучтива.
Мне нравятся печальные твои
ресницы.

СИЛЬВИЯ:

Плащ снимите да садитесь
сюда, к огню.

Сильвия выходит в боковую дверь. Меж тем кучер и трактирный слуга вносят вещи Проезжего и выходят опять. Он же располагается у камина.

ПРОЕЗЖИЙ:

Ладони, насладитесь
живым теплом алеющих углей!
Подошвы, задымитесь, пропуская
блаженный жар! И ты будь веселей,
моя душа! Смотрю в огонь: какая
причудливая красочность! Смотрю —
и город мне мерещится горящий,
и вижу я сквозь траурные чащи
пунцовую, прозрачную зарю,
и голубые ангелы на глыбах
оранжевых трепещут предо мной!
А то в подвижных пламенных изгибах
как будто лик мне чудится родной:
улыбка мимолетная блистает,
струятся пряди призрачных волос, —
но паутина радужная слез
перед глазами нежно расцветает
и ширится, скрывая от меня
волшебный лик — мой вымысел минутный, —
и вновь сижу я в полумгле уютной,
обрызганной рубинами огня…

Входит Колвил.

КОЛВИЛ:

(про себя)

Дочь не шутила… Впрямь он незнаком мне…
но голос…

ПРОЕЗЖИЙ:

Здравствуй, друг бездомных! Помни
пословицу: кто всем приют дает,
себе приют в любой звезде найдет…

КОЛВИЛ:

Мне голос ваш напомнил, ваша милость,
ночь в глушнике…

ПРОЕЗЖИЙ:

…И, верно, вой зверей
голодных. Да, — душа моя затмилась
от голода… Но прежде — лошадей
и моего возницу (мы изрядно
сегодня потрепались) накорми.

КОЛВИЛ:

Слуга мой Джим займется лошадьми
и остальным… Но вам, о гость отрадный,
чем услужу? Тут, в погребе сыром,
есть пенистое пиво, рьяный ром,
степенный порт, малага-чародейка…

ПРОЕЗЖИЙ:

Я голоден!

КОЛВИЛ:

Есть жирная индейка
с каштанами, телятина, пирог,
набитый сладкой дичью…

ПРОЕЗЖИЙ:

Это вкусно.
Тащи скорей.

Хозяин и дочь его хлопочут у стола.

(Про себя.)

Узнать, спросить бы… да,
спрошу… нет, страшно…

КОЛВИЛ:

(суетится)

Хлеб-то где ж? Беда
с тобою, дочь!

ПРОЕЗЖИЙ:

(про себя)

Спрошу…

КОЛВИЛ:

Червяк капустный —
ох, Сильвия, — в салат попал опять!

ПРОЕЗЖИЙ:

(про себя)

Нет…

КОЛВИЛ:

Кружку! Да не эту! Вот разиня…
Да двигайся! Подумаешь, — богиня
ленивая… Ну вот. Ты можешь спать
теперь идти.

Сильвия уходит.

ПРОЕЗЖИЙ:

(садится за стол)

Отселе — далеко ли
до Старфильда?

КОЛВИЛ:

Миль сорок пять, не боле.

ПРОЕЗЖИЙ:

Там… в Старфильде… семья есть… Фаэрнэт, —
не знаешь ли? Быть может, вспомнишь?

КОЛВИЛ:

Нет,
не знаю я; бываю редко в этом
плющом увитом, красном городке.
В последний раз, в июне этим летом,
на ярмарке…

(Смолкает, видя, что Проезжий задумался.)

ПРОЕЗЖИЙ:

(про себя)

Там, в милом липнике,
я первую прогрезил половину
нескучной жизни. Завтра, чуть рассвет,
вернусь туда; на циферблате лет
назад, назад я стрелку передвину,
и снова заиграют надо мной
начальных дней куранты золотые…
Но если я — лишь просеки пустые
кругом найду, но если дом родной
давно уж продан, — господи, — но если
все умерли, все умерли, и в кресле
отцовском человек чужой сидит,
и заново обито это кресло,
и я пойму, что детство не воскресло,
что мне в глаза с усмешкой смерть глядит!

(Вздыхает и принимается есть.)

КОЛВИЛ:

Осмелюсь понаведаться: отколе
изволите вы ехать?

ПРОЕЗЖИЙ:

Да не все ли
тебе равно? И много ль проку в том,
что еду я, положим, из Китая, —
где в ноябре белеют, расцветая,
вишневые сады, пока в твоем
косом дворце огонь, со стужей споря,
лобзает очарованный очаг?..

КОЛВИЛ:

Вы правы, да, вы правы… Я — червяк
в чехольчике… Не видел я ни моря,
ни синих стран, сияющих за ним, —
но любопытством детским я дразним…
Тяжелый желтый фолиант на рынке
для Сильвии задумчивой моей
я раз купил; в нем странные картинки,
изображенья сказочных зверей,
гигантских птиц, волов золоторогих,
людей цветных иль черных, одноногих
иль с головой, растущей из пупа…
Отец не слеп, а дочка не глупа:
как часто с ней, склонившись напряженно,
мы с книгою садимся в уголке,
и, пальчиком ее сопровожденный,
по лестницам и галереям строк,
дивясь, бредет морщинистый мой палец,
как волосатый сгорбленный скиталец,
вводимый бледным, маленьким пажом
в прохлады короля страны чудесной!..
Но я не чувствую, что здесь мне тесно,
когда в тиши читаю о чужом
чарующем причудливом пределе;
довольствуюсь отчизною. Тепло,
легко мне здесь, где угли эти рдели
уж столько зим, метелицам назло…

ПРОЕЗЖИЙ:

(набивая трубку)

Ты прав, ты прав… В бесхитростном покое
ты жизнь цедишь… Все счастие мирское
лишь в двух словах: "я дома"…

Троекратный стук в дверь.

КОЛВИЛ:

(идет к двери)

Вот напасть…

Осторожно входит Разбойник.

РАЗБОЙНИК:

Пурпурный пес, виляй хвостом! Я снова
пришел к тебе из царствия лесного,
где ночь темна, как дьяволова пасть!

Он и Колвил подходят к камину. Проезжий сидит и курит в другом конце комнаты и не слышит их речей.

Мне надоела сумрачная пышность
дубового чертога моего…
Ба! Тут ведь пир! Кто это существо

дымящее?