Лариса Кондрашова - Умница, красавица

• Название: Умница, красавица
• Автор: Лариса Кондрашова
• Издательство: АСТ Москва
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-17-059706-2

В наше время никто не бросается под поезд от любви… Но ведь у каждого свой личный поезд, правда? В наше время никого не шокирует развод… если он чужой. В наше время никого не волнует измена. А если это НАМ изменили?

История современной Анны Карениной, нашей близкой знакомой, умницы и красавицы, читается на одном дыхании, волнует и заставляет подумать о своем, личном, а присущая автору ирония делает ее не только увлекательной, но и трогательно-смешной.

Соня Головина – счастливица. У нее есть все, трудно даже перечислить, сколько у нее всего есть, и все на удивление замечательно: и муж, и любовник, и свекровь, и положение в обществе, и работа в Эрмитаже, и обеспеченность – она даже забывает получать зарплату. Соню Головину любят двое: ректор петербургской академии и московский пластический хирург. Все трое – современные люди, так почему же классический любовный треугольник приводит Соню Головину туда же, куда привел Анну Каренину?

---

– Каждую минуту на земле убивают одного пластического хирурга, разве ты не знала?.. – с серьезным лицом сказал Князев. – Не бойся. Я не беру психов и не делаю операций криминальным авторитетам.

– Да… но ты все равно… ты будь осторожен.

Они еще много интересного видели в эту ночь: видели девочку в длинном свадебном платье, девочка качалась на чугунных воротах, закрывавших двор, туда-сюда, совершенно одна, длинный белый шлейф волочился по асфальту, а фату она завязала на голове, как платок. Со свадьбы сбежала…

…На Дворцовой набережной все окна были закрыты и темны, и только в одном, распахнутом настежь, горела лампа с оранжевым абажуром. У подоконника, как за столом, сидел человек. На подоконнике перед ним стояла раскрытая шахматная доска.

Это был даже не первый этаж, а полуподвальный, и казалось, что человек в окне сидел за столом прямо на мостовой. Лицо у него было красивое, умное мужское лицо – чудесное, но в его позе даже в полумраке угадывалась какая-то диспропорция, и, приглядевшись, они поняли, что человек этот был горбун.

Соня улыбнулась шахматисту в окне, и шахматист в ответ посмотрел на Соню как-то удивительно мягко, печально, любовно… возможно, ей тогда повсюду чудилась любовь, – улыбнулся ей и молча кивнул на доску.

Шахматист в окне не проронил ни единого слова, Князев тоже молчал, так, молча, по обе стороны подоконника, один за окном, другой на набережной, они и сыграли свою партию. Соня стояла рядом, бездумно смотрела то на Неву, то в полумрак комнаты за окном.

Потом, позже, Соня много раз шла по набережной мимо этого дома, искала окно шахматиста-горбуна с ласковым взглядом – НИЧЕГО… Никакого открытого окна, никаких вообще следов человеческого жилья, одни учреждения. Что же это было – галлюцинация? Горбун-шахматист появлялся в окне на набережной Невы только летними ночами? Или шахматист в окне, маячок летней ночи, являлся только избранным, очень сильно влюбленным? Эта ли ночь оказалась богата странными персонажами, или же странные персонажи всегда шляются ночами по набережной Невы, а мы и не знаем, потому что спим, как дураки, и просыпаем все самое интересное?..

…Мистика… Реалистическое объяснение этому могло быть только одно – лето, любовь, странный город Питер.

АВГУСТ

21-й километр Киевского шоссе – исключительно оживленное место. По этой трассе туристы попадают в Пушкин, Павловск и Гатчину, да и дачных мест по этой дороге полно, каждые десять километров деревня. В этот день Соня ездила в Гатчинский дворец присмотреть за своей картиной, то есть не ее, а художника Маковского, но все равно ее, из ее фонда. А Князев ездил присмотреть за Соней.

… В этот раз Князев приехал на поезде. Он глупо, по-мальчишески считал, что всякий раз должен Соню своей любовью поразить, удивить. Но как тут удивишь, если сначала операционный день, потом 730 километров? При такой усталости может случиться, что совсем другим удивишь… В этот раз Князев приехал на «Красной стреле», выспался и весь день удивлял Соню в самых неподходящих для удивления местах.

В шесть часов вечера Сонин синий «крайслер» на 21-м километре Киевского шоссе резко свернул с дороги, съехал вниз и остановился метрах в ста от трассы на полянке с редкими березками и кустами.

То, что они вдруг внезапно съехали с шоссе и остановились, не означало, что в «крайслере» что-то вдруг взбрыкнуло и Соня с Князевым срочно решили поменять масло, или залить воду в омыватели, или еще что-нибудь такое. Это означало, что они, хотя бы из приличия не доехав до ближайшего леса, прямо на полянке… что у них была такая сильная страсть… как ни сказать, все выходит пошло.

Деревца и кустики изо всех сил лезли в не полностью закрытые в спешке окна, листьями осыпались на лица, царапали острыми веточками руки, плечи, и на самом деле это нисколько не было пошло, а было вполне прекрасно. Что же делать, если они по-прежнему были без головы, эти двое.

– Ты меня любишь, ты ко мне уйдешь? – на вздохе, не успев отдышаться, спросил Князев и отлепил с Сониного плеча березовый листочек.

Если бы Соня была девушка из простонародья, она сказала бы «ну ты даешь!» или даже «ты что, с дуба рухнул?!» – потому что именно такое у нее было ощущение, но она была девушка интеллигентная и вежливо ответила полным ответом:

– Я тебя люблю, но как же я могу уйти?

И тут же обосновала свой ответ, не хуже, чем Алексей Юрьевич, недаром она столько лет была его женой:

– Любовь и брак не имеют никакого отношения друг к другу.

– Скажи, а зачем я тебе, если у тебя такой хороший брак?

– Хороший, – эхом откликнулась Соня.

Как она могла описать всю эту череду дней между совместными завтраками и вечерним кефиром?.. Только одной фразой – хороший брак. И ничего за фасадом ее хорошего брака не скрывалось драматичного: Головин не запирал ее в темном чулане, не бил, не попрекал деньгами, не заставлял вступать в связь со своим старым жирным начальством, а также не был импотентом или тайным эротоманом – ничего такого, только все самое обычное. Хорошее.

– Ты что, его любишь? – напряженно спросил Князев. Соня неопределенно покачала головой – то ли да, то ли нет, и он сам себе ответил: – Ты же вышла за него замуж. Разве кто-нибудь выходит замуж без любви?..

О ВЛИЯНИИ БАРАБАННОЙ СУШИЛКИ С ЦИКЛОПОМ НА ЛЮБОВЬ

Нина Андреевна привела окончившую школу Соню в Политехнический институт, как будто сдала ребенка сомнительного поведения в детский сад, – привела и оставила на целый день, чтобы вечером забрать, пусть привыкает.

А Соне было там страшно.

Особенно ей было страшно на лабораторных работах по электротехнике – она все тыкала и тыкала проводки не в те дырочки, а тока все не было, и лампочка не зажигалась. Если бы Соне вместо тока поручили высечь огонь, она потерла бы камень о камень, как первобытный человек, и добыла бы огонь, а вот с проводами у нее не получалось… Откуда, кстати, берется ток в проводах, – разве нормальный человек может это понять?..

– Зачем тебе понимать? – удивлялась Нина Андреевна. Она сама никогда не стремилась понимать – зачем? Нужно

просто выучить и заставить выучить других. Если студенты задавали ей каверзные вопросы о нюансах советского образа жизни, она отвечала: «Имеются отдельные недостатки» – и сразу же говорила про достижения в космосе и балете. Нина Андреевна честно была вместе со всеми. Откуда у нее такая отдельная от нее и от всех Соня с мечтательным лицом и сонными глазами?

– Соня. Пока я жива и работаю, у тебя все будет как положено. Останешься в аспирантуре, защитишься, будешь преподавать, станешь доцентом. Твоя жизнь уже практически устроена, – радовалась Нина Андреевна.

«Лучше сдохнуть», – подумала Соня.

– Со-ня! – прикрикнула Нина Андреевна, словно будя ее. – О чем ты думаешь? Мечтаешь о небесных кренделях?

– Ни о чем не думаю, ни о чем не мечтаю, – отчиталась Соня с таким видом, словно стремилась умечтать от нее подальше.

Через год Соня попыталась из Политеха сбежать, – как ребенок сомнительного поведения. Побрела-побрела с задумчивым лицом, когда воспитатели отвернулись, и прибрела в университет, на кафедру истории искусств. Но университет – дело тонкое, там у нее спросили, не впрямую, конечно, – ты чья, девочка? Соня была ничья и не поступила.

Прибрела обратно в Политех и опять начала изучать что-то очень страшное, абсорбенты и абсорбтивы, критерии Шервуда, Нуссельта, Эклера, отстойный экстрактор, центральный насос, поршневой, роторный и насосы других типов. Насосы других типов уже окончательно ее доконали.

Предмет с ласковым названием «Процессы и аппараты» вел Алексей Юрьевич Головин, человек из другой галактики, взрослый, некрасивый, с высоким лбом с ранними залысинами – представитель мира отстойных экстракторов. Она и имени его не знала – может быть, его звали Шервуд, или Нус-сельт, или Эклер…

На экзамене Соня кое-что списала с чужого конспекта, кое-что срисовала из учебника и, скрестив пальцы, пошла отвечать.

– Билет, – усевшись перед преподавателем, обессилен-но сказала она.

– Вижу, – охотно откликнулся Шервуд-Нуссельт-Эклер.

– Билет номер пять, – пояснила Соня. Шервуд-Нуссельт-Эклер кивнул.

– Билет номер пять, – еще раз пояснила Соня и на мгновение, незаметно для всех изобразила дебила – уставилась в одну точку, приоткрыла рот.

Алексей Юрьевич не улыбнулся, только губы дрогнули.

– Отлично, – сказал Головин, придвинув к себе билет, и Соня радостно встрепенулась, на секунду подумав, что отлично – это ее оценка за экзамен. Оказалось, не оценка…

– Ну вот, тут все написано, – она показала свой исписанный листочек, – и нарисовано…

– Красиво, – оценил ее рисунок преподаватель, – а что это?

– Это? – Соня украдкой скосила глаза на лежащий рядом билет и прочитала: «Первый вопрос. Кожухотрубчатый реактор с плавающей головкой». – А это вот как раз кожухо-трубчатый реактор с плавающей головкой…