Олег Авраменко - Принц Галлии

• Название: Принц Галлии
• Автор: Олег Авраменко
• Издательство: Джерела М
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 2005

…Историческая фантастика? Фантастическая история?.. Пожалуй, и то и другое. Книга написана как вполне традиционный авантюрно-исторический роман со всеми его непременными атрибутами — закрученным сюжетом, придворными и политическими интригами, сценами битв и турниров, детальной прорисовкой исторического фона, быта и нравов эпохи, сложными, порой запутанными и неоднозначными взаимотношениями между героями — ну, и конечно, с любовью.

Вместе с тем на страницах книги в неявном виде присутствует фантастический элемент. Это не колдуны с драконами, не пришельцы из иных миров и даже не гости из будущего, стремящиеся изменить своё прошлое. Фантастика лежит в самой основе сюжета, в том самом историческом фоне. В «Принце Галлии» плодом авторского воображения являются не только отдельные персонажи и ситуации, а вся история средневековой Европы с времён падения Рима и до середины XV века, когда происходят описываемые в романе события. Автор предлагает читателю свой взгляд на наше прошлое, но не пытается ни в чём его убедить, а просто советует рассмотреть другие возможности исторического развития и самому решить, что мы упустили, а что наоборот — выиграли от того, что история повернулась именно так, а не как-то иначе.

---

Осторожно, чтобы не разбудить Бланку, Филипп сел в постели, взял ее влажное полотенце и зарылся в него лицом, задыхаясь от переполнявшего его счастья. На глаза ему навернулись слезы, он готов был упасть на колени и зарыдать от умиления. Ему отчаянно хотелось кататься на полу, в исступлении лупить кулаками пушистый ковер и биться, биться головой о стену… Впрочем, последнее желание Филипп сразу подавил — главным образом потому, что если Бланка проснется и увидит, как он голый стоит на четвереньках и бодает стену, то гляди еще подумает, что у него не все дома.

Наконец Филипп встал с кровати и повесил на шею полотенце. После нескольких тщетных попыток вступить в миниатюрные комнатные тапочки Бланки, он махнул на все рукой, взял свечку и босиком вышел из спальни в соседнюю комнату, а оттуда проследовал в мыльню, посреди которой стояла довольно большая деревянная лохань, наполовину заполненная еще теплой водой. Положив полотенце на длинную скамью и поставив там же свечу, Филипп быстро забрался в лохань и по грудь погрузился в воду. При одной только мысли, что эта самая вода недавно ласкала тело Бланки, его охватила сладкая истома. Он в блаженстве откинул голову и закрыл глаза.

Перед мысленным взором Филиппа со стремительностью молнии пронеслись все пять лет его жизни в Толедо, начиная с того дня, когда на первом приеме у Фернандо IV он увидел хрупкую одиннадцатилетнюю девчушку, лишь неделю назад ставшую девушкой, и оттого смущенную, обескураженную и даже угнетенную новыми, непривычными для нее ощущениями. Вопреки строгим правилам дворцового этикета, она жалась к своему брату Альфонсо, ища у него поддержки и утешения. Сначала Филипп посмотрел на нее просто с интересом, вполне объяснимым — как-никак, она была его троюродной сестрой. А потом, когда их взгляды встретились…

Впрочем, тогда он еще ничего не почувствовал. Но именно с того момента, именно в тот самый миг его первая возлюбленная и его единственная любовь окончательно и бесповоротно превратилась в тень прошлого. Сердце Филиппа стало свободным для новой любви, однако боль и горечь утраты еще были свежи в его памяти, и за эти пять лет ни одна женщина не смогла стать для него тем, кем была Луиза, — и не потому, что они ей и в подметки не годились, как он пытался убедить сам себя. На самом же деле Филипп панически, до ужаса боялся снова потерять любимого человека, и потому боялся снова полюбить, полюбить по-настоящему. Он хранил в своей памяти образ Луизы, как щитом, прикрывая им свое сердце, что позволяло ему увлекаться женщинами, влюбляться в них, заниматься с ними любовью, не любя их всем своим естеством. Он даже не замечал, как этот образ со временем менял свои очертания: светло-каштановые волосы постепенно темнели, фигура становилась хрупче, глаза — бойче, живее, ум — острее, манеры — более властными и мальчишескими. И вот, в один прекрасный день Филипп внимательнее всмотрелся в образ своей любимой и вдруг понял, что она жива, что она рядом с ним. Он осознал, какую пустоту носил в своей душе все эти годы, лишь когда ее целиком заполнила другая женщина, и он захлебывался слезами, в последний раз оплакивая давно умершую Луизу и радуясь рождению новой любви…

Выйдя из мыльни, Филипп обнаружил, что дверь в спальню чуть приоткрыта и оттуда доносится оживленное шушуканье. Он мигом обернул полотенце вокруг бедер, на цыпочках подкрался к двери и прислушался. В спальне болтали две девушки. Большей частью говорила гостья Бланки, но тараторила она так быстро и с таким жаром, что Филипп ровным счетом ничего не разобрал, за исключением того, что разговор велся по-кастильски и предметом обсуждения был он сам.

На какое-то мгновение после тихого «да» Бланки, произнесенного в явном замешательстве, в спальне воцарилась тишина, которая затем взорвалась звонким, жизнерадостным и очень заразительным смехом Елены Иверо.

— Ах ты моя маленькая проказница!.. Нет, подумать только! Ты… Ты…

Филипп тактично постучал в дверь, вдобавок громко прокашлялся и вошел в спальню.

— Добрый вечер, принцессы. Как поживаете?

Обе девушки сидели в обнимку на краю кровати. Елена была одета в вечернее платье темно-синего цвета, Бланка — в розовый кружевной пеньюар. Перед ними стоял невысокий столик, обильно уставленный всяческими яствами и напитками.

— Рада вас видеть, кузен, — с улыбкой произнесла Елена. — Особенно в таком виде. И между прочим, ваше обращение «принцессы» совсем неуместно.

— В самом деле? — сказал Филипп, усевшись на табурет напротив девушек и принимаясь за еду. — А как же мне подобает обращаться?

— Как мужчине, вошедшему в спальню дамы в одной лишь набедренной повязке. Приблизительно так: «Добрый вечер, кузина. Какой сюрприз, что вы здесь!» — это ко мне. А затем: «Бланка, солнышко, как ты себя чувствуешь? Кузина не будет возражать, если я сейчас же тебя поцелую?»

Филипп рассмеялся. Он искренне симпатизировал Елене и не уставал восхищаться ее неистощимым жизнелюбием. Он от всей души надеялся, что эта жажда жизни поможет ей с достоинством принять жестокий удар, который обрушится на нее уже завтра, когда она узнает, что ее единственный брат, человек, любимый ею скорее как мужчина, оказался безумцем и преступником.

— Боюсь, нас раскусили, Бланка, — произнес Филипп, все еще посмеиваясь, но в смехе его проскальзывала грусть, навеянная мыслью о Рикарде. — Должен покаяться, кузина: недавно мы совершили грех прелюбодеяния. Да простит нас Бог! — И он лицемерно возвел горé очи.

— То-то я и слышала, как вы хныкали в мыльне. Знать, вымаливали у Господа прощение. — Елена хитро усмехнулась. — А Бланка, в виду отсутствия падре Эстебана, исповедывалась мне.

— А? — Филипп вопросительно взглянул на Бланку. — Исповедывалась?

— Ну, не совсем исповедывалась, — немного смущаясь, ответила она. — Просто я рассказала кузине о…

— Обо всем, что произошло, — подхватила Елена. — Начиная с того момента, как коварная Маргарита оставила вас наедине с подвязками.

Филипп чуть не подавился куском мяса, с трудом проглотил его и закашлялся.

— Вы шокированы, кузен? — осведомилась княжна.

— Ну… По правде говоря, я не ожидал, что Бланка будет с вами так откровенна.

— И тем не менее она со мной откровенна. Только со мной, и только с глазу на глаз.

— Елена моя лучшая подруга, — вставила Бланка.

— А как же Маргарита?

— Маргариту я тоже люблю, но… Мы с ней слишком разные.

— Вот именно, — сказала Елена. — Зачастую Маргарита не понимает Бланку, потому что смотрит на жизнь совершенно иначе. Естественно, это не способствует откровенности — тем более со стороны такой застенчивой особы, как наша Бланка.

— Ну, а вы, кузина? Лично я не рискну назвать вас застенчивой. Скромной, порядочной — да. Но отнюдь не застенчивой.

Елена с благодарностью улыбнулась:

— Вы безбожно льстите мне, кузен; это насчет скромности. А что касается нас с Бланкой, то несмотря на всю нашу несхожесть, мы прекрасно ладим. Она понимает меня, я понимаю ее, и в определенном смысле я знаю о ней больше, чем она — сама о себе.

— Вот как! — удивилась Бланка.

— Ну, разумеется! Ведь не зря же говорят, что со стороны виднее. Свежий взгляд на вещи отмечает то, на что сжившиеся с ними не обращают внимания в силу многолетней привычки. К примеру, еще до вашего приезда, кузен, у меня не было никаких сомнений, что вы с Бланкой… — Елена насмешливо покосилась на нее. — Иными словами, я предвидела это и знала, что рано или поздно…

— Прекрати, кузина! — обиженно воскликнула Бланка.

— Э, нет, милочка, — ласково возразил Филипп. — Это очень интересно. И я не вижу причин стесняться, если вы с Еленой действительно такие близкие подруги. Прошу вас, кузина, продолжайте.

— А тут и продолжать нечего. Только и того, что однажды Бланка сама призналась мне, что она просто без ума от вас и страстно желает… э-э… сойтись с вами поближе.

— Я этого не говорила! — запротестовала Бланка.

— Такими словами, нет. Но вспомни, дорогуша, что ты рассказывала о себе и кузене Филиппе той ночью, когда мы влюбились друг в друга.

Во второй раз за последние несколько минут Филипп чуть не подавился.

— Что?!! — ошарашено произнес он. — Я не ослышался?

— И опять вы шокированы! — весело рассмеялась княжна. — Нет, нет, это вовсе не то, о чем вы подумали. Просто однажды нам обеим не спалось, вот мы и болтали всю ночь, делясь своими секретами… Тогда-то мы, собственно, и сдружились по-настоящему. А Маргарита нафантазировала себе невесть что. Дескать, мы в одночасье воспылали нежнейшей любовью — так это выраженьице и прилипло к языку. На самом же деле Маргарита просто ревнует Бланку и знай поддевает нас: «Как вам не совестно, кузины! Стыдище-то какое!» И прочее в том же духе… — Елена негодующе фыркнула. — Чья бы корова мычала! Сама она, когда у нее нет парней, тащит к себе в постель фрейлин, а чего только стоят ее шуры-муры с кузиной Анной. Это вообще черт-те что… — Княжна растерянно умолкла. — Ах, простите, друзья! Что-то я разговорилась не в меру. Я вообще ужасная болтунья. Дайте мне только повод, и я вас до смерти заговорю. Боюсь, кузен, вы глубоко заблуждаетесь относительно моей скромности… Ну, ладно. Я пришла сюда не для того, чтобы надоедать вам своей пустой болтовней…