Кирилл Евстигнеев - Крылатая гвардия

• Название: Крылатая гвардия
• Автор: Кирилл Евстигнеев
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

В течение месяца аэродромная землянка служила нам настоящей школой боевого опыта, местом горячих споров о грядущих схватках с врагом. В беседах с нами командир полка особое внимание уделял боевым действиям авиации под Сталинградом. Сопоставляя тактико-технические данные Ла-5 с истребителями гитлеровцев, он искал пути грамотного использования преимуществ новейшего по тем временам самолета, учил творческому подходу к ведению воздушного боя.

В декабре 1942 года полк всем составом отправился на новое место. Там мы получили новенькие, только что прибывшие с завода Ла-5 и горячо благодарили рабочих, сумевших в короткий срок перестроить промышленность на военный лад и дать нам такие современные мощные машины. Вскоре приступили к полетам. Летали, как и положено при осваивании новой машины, по кругу, на отработку пилотажа в зону.

Летный состав был распределен на пары и звенья, при этом непременно учитывалось желание и взаимное согласие пилотов - кто с кем хотел бы летать. Шабанов и я были включены в боевой расчет полка как ведомые, Пантелеев и Мубаракшин - ведущими. Меня определили в пару к заместителю командира эскадрильи, а Шабанова в звено командира полка.

Ребята мне даже завидовали. Ведь мой ведущий - орденоносец, участник нескольких воздушных боев. В одном из боевых вылетов он был сбит над территорией, занятой немцами, но в плен, как рассказывал, не попал, вышел к своим. И я души не чаял в своем ведущем: старался подражать ему и на земле, и в воздухе. Первые полеты с ним проходили удачно, но потом случилось такое, отчего я чуть не расстался с жизнью...

В зоне мы отрабатывали пилотажные фигуры. Выполнили виражи, пикирования, горки. Все шло хорошо. Но вот при развороте на девяносто градусов я оказался слева от ведущего и чуть сзади на расстоянии 20 -25 метров. В этот момент ведущий вдруг ввел свою машину в глубокую спираль со снижением. Высота оказалась настолько мала, что под крылом, на снегу, уже можно было различить следы животных. Наконец закончили спираль и пошли на аэродром. Я запросил разрешение перестроиться из левого пеленга в правый, но в ответ услышал команду: "Разворот влево на 180!"

И тут Ла-5 ведущего энергично накреняется влево и входит в разворот. Чтобы избежать столкновения с ним, резко сбавляю обороты мотора, снижаюсь, а крен впереди летящего самолета все увеличивается. Положение мое становится угрожающим - деревья мелькают у самой плоскости! Меня прошибает пот, и я вывожу машину во внешнюю сторону строя. Ведущий замечает это и переходит в правый разворот. Мой Ла-5 вновь внизу, опять над самыми деревьями, а скорость настолько мала, что, того и гляди, машина свалится в штопор!.. Но жду, жду выхода из разворота, которому, кажется, не будет конца... Когда крыло самолета касается верхушки одного из деревьев, я уменьшаю крен, набираю высоту и удаляюсь от леса.

Ведущий командует:

- Возвращаемся, переходи на правую сторону!

Отвечаю "понял" и показываю рукой на свою правую плоскость: между элероном и консолью застряла ветка дерева. На большой недозволенной скорости врываемся на аэродром - самолет, летящий по кругу, не видим, разворот выполняем перед самым его носом, не столкнувшись с ним только по счастливой случайности.

Как только произвели посадку, руководитель полетов передает по радио:

- После заруливания - ко мне!

На заправочной механик самолета снял с плоскости застрявшую ветку, спрятал ее за борт куртки и весело доложил:

- Ни сучка, ни задоринки! Я облегченно вздохнул:

- Сучок-то у тебя за пазухой. А задоринки... До сих пор не верю, что так обошлось. Подошел ведущий.

- Как самочувствие?

- Как видишь, живой,- отвечаю раздраженно. В глазах замкомэска забегали злые огоньки:

- Ответ не из лучших и не похож на полет: там ты справился хорошо. Хвалю! А так отвечать старшему не советую: говорить - говори, да не заговаривайся.

Идем к руководителю полетов. Настроение - хуже некуда, а лейтенант чем-то непомерно возбужден: лихо, по-ухарски сдвинул набекрень шлемофон, в такт своим шагам бьет перчаткой по голенищам.

- Чего молчишь? - не выдерживает наконец.

- Думаю, что скажу командиру,- отвечаю я неопределенно.

- Он, оказывается, думает, что скажет командиру! - ведущий удивленно глядит на меня:- Доложим: задание выполнили, а за то, что на кругу самолет не заметили, покаемся - мол, готовы принять любое наказание.

- Наказание я уже получил. Но все это так гладко, как тебе кажется, не обойдется.

- Довольно! - негодующе воскликнул лейтенант. - И давай без предложений. Это не твоя печаль. Задача ведомого - быть у крыла самолета ведущего и посапывать в две дырочки. Ясно?..

Четким шагом он подошел к командиру полка и отрапортовал. Лицо Солдатенко сурово, багровые шрамы покрылись белизной. Он передал микрофон своему заместителю и сдержанно спросил:

- Товарищ лейтенант, объясните: как вы, летчик с боевым опытом, могли так слепо войти в круг полетов? Представляете, что могло бы быть, если бы своевременно не отклонился от вас летящий по кругу самолет? Слушаю вас. Отвечайте!

- Товарищ командир, каюсь: в зоне закрутился, вышел на аэродром неожиданно и подрастерялся. Готов понести любое наказание.

Командир полка смягчился:

- За признание - меньше наказание. Да и наказание - не самоцель. Впредь надо ходить в зоне, оглядываясь.- И он повернулся ко мне: - Евстигнеев, а вы, верный щит ведущего, куда смотрели? Рассчитываете так же слепо и молча летать в бою?

Кровь ударила мне в виски:

- Товарищ командир, я летать с лейтенантом не буду! С кем угодно, но только не с ним...

- Это еще что за строптивость? - возмутился Солдатенко.- Почему вы с ним не будете летать?!

Я молчал. Он повторил свой вопрос.

- Я сказал все. И убедительно прошу удовлетворить просьбу,- мой ответ звучал твердо.

- Товарищ лейтенант,- повернулся Солдатенко к моему ведущему,- а вы что скажете? Возможно, объясните причину поведения ведомого?

Словно ожидая этого вопроса, замкомэск спокойно ответил:

- Неволить не буду. Пусть полетает с таким же летчиком, как сам.

- Евстигнеев, выйдите и ждите своего ведущего,- распорядился командир полка.

Через три дня к нам в эскадрилью вместо этого лейтенанта был назначен Юрий Михайлович Любенюк. С ним я и закончил тренировочные полеты. А вот лейтенант-ведущий оказался изменником Родины. Находясь в плену, он предал святая святых - свою Отчизну, свой народ и вернулся с вражеским заданием вселять страх перед немцами, подбивать наших летчиков на перелет к фашистам. Но таковых в полку не оказалось, предатель был разоблачен и понес заслуженную кару.

Январь 1943 года на исходе. Полк продолжал подготовку к боевым действиям. Мы уже выполнили необходимый минимум полетов по кругу, в зону на пилотаж и приступили к боевому применению: проводили одиночные бои истребителя с истребителем.

Мы были молоды, а потому счастливы. Даже тогда, в годину войны, когда, казалось, такому чувству не может быть и места в душе человека. Но разве не счастье вырулить на взлетную полосу, подняться в небо и выжать из первоклассной боевой машины и самого себя все, на что только способен!

 

"Есть упоение в бою!.."

Я и сейчас помню обветренные от мороза, взволнованные лица моих боевых друзей. Какими красивыми были они в короткие предстартовые минуты! Многие из этих парней не доживут до победы, не увидят близких, любимых. Но кто думал тогда о смерти? Живые, мы думали о жизни...

Подготовка к боевым действиям шла к завершению. Мы рассчитывали к началу февраля попасть на фронт. Но капризы погоды внесли значительные коррективы в наши планы. Пурга, снегопад, низкая облачность стали для нас злейшими врагами, и, если полеты задерживались или срывались из-за отсутствия необходимого погодного минимума, мы дружно осаждали дежурных синоптиков, пытаясь получить от них желаемый прогноз. Ребята из метеослужбы понимали нас и иногда, вопреки всем синоптическим законам, при явно неблагоприятной погоде, вселяли в нас надежду на временные прояснения и прекращения снежных зарядов. Ожидания порой оправдывались, и полк час-другой летал. Отрадным было и то, что мы, сержанты, в технике пилотирования оказались на достаточно высоком уровне, смело и уверенно вели учебные воздушные бои.

Молодость, казалось, не знала усталости и перегрузок. Авторитет наш укрепился. К нам стали относиться без пренебрежения, не как к зеленым юнцам, а как к равным по умению летчикам, товарищам по оружию. Офицеры называли нас по имени или фамилии, а техники и механики не иначе, как "командир". Это уважительное обращение настолько вошло в нашу фронтовую жизнь, что сохранилось и по сей день, даже у людей, ушедших с армейской службы. Взаимопонимание летчиков и техников росло. Слаженность коллектива в работе крепла. Зарождалась настоящая боевая дружба, сила которой не раз проявилась впоследствии в жарких боях, подтверждая завет боевого братства: сам погибай, а товарища выручай.