Борис Полевой - До Берлина - 896 километров

• Название: До Берлина - 896 километров
• Автор: Борис Полевой
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1978

Аннотация издательства: Книга Героя Социалистического Труда Бориса Полевого посвящена завершающим боям Великой Отечественной войны — наступлению войск Первого Украинского фронта от Львова до Берлина и Праги. Писателем созданы яркие портреты маршала И. Конева и других участников великой битвы.

---

— Даже один из какого-то там Лихтенштейна есть, до сих пор не знаю, где и страна-то такая… По-немецки шпарит — будь здоров…

— А почему вы, командир отряда, носите сержантские погоны?

— Что командование дало, то и ношу. Мои ребята на плечи не смотрят. А вот красноармейская форма — это да, это звучит. Сейчас и немцы перед Красной Армией хвосты поджимают. У них там тоже не сахар. Когда пробирались мы через Австрию, только и слышали: "Нихт гут, нихт гут"…

Странное дело. Он, этот партизанский командир, к графинчику с боровичкой не прикоснулся, а пил мелкими глотками минеральную воду. Мне показалось даже, что метрдотель подозрительно поглядывал на него: дескать, уж не шпион ли, работающий под русского. Но когда подошедшему к нам цыгану-скрипачу, игравшему нам прямо в уши «Коробочку», Горелкин дал весьма крупную купюру, подозрение, видимо, улетучилось, потому что в этой стране не принято разбрасываться деньгами.

— Не хотел я вас, товарищ подполковник, беспокоить, а только надо было мне вам сказать. Назревает, как мне кажется, здесь нехорошая петрушка. Солдаты хороши, свойские ребята, от души воюют, а вот на их офицеров, особенно на тех, что повыше, надежды большой нет. Вот увидите, немцы как следует нажмут, они хенде хох сделают. Говорил я об этом нашему земляку Николаеву, у него тоже это на подозрении. Надо, говорит, ко всему быть готовыми… Это уже вы доложите там кому побольше. Вы, поди-ка, и самого маршала Конева знаете?

— Знаю.

— Вот ему бы и доложили. Докладывал, мол, о том партизанский командир старший сержант Красной Армии Константин Горелкин… Вот поговорил с вами и вроде душу облегчил. Как-то там, в Калинине? Наша семидесятая казарма, наш Париж уцелел?

— Уцелел.

— Так вот и еще у меня просьба: доберетесь до своего фронта, бросьте в ящик эти письма. — Он передал мне два тоненьких конверта. Один был адресован Евдокии Михеевне Горелкиной, другой Майе Кораблевой.

— Матери и милке моей. Вместе с нею в школе Плеханова учились. Поди-ка, похоронили они меня давно. Так вот уж, пожалуйста, бросьте.

Я обещал. Мы было уже простились, когда он сказал:

— Погодите, я вас довезу куда вам надо. Тут у меня машинешка стоит. — И действительно, в переулке стояла "татра"-вездеход, этакое железное корытце на колесах. Он уверенно завел мотор. — Ну, куда вас?

В этот день я долго не мог заснуть. Все перелистывал страницы разговора с земляком, и почему-то казалось мне, что в мрачноватых прогнозах своих о судьбе восстания земляк был прав.

Конец или начало?

Партизанских частей теперь много. Сейчас, когда немцы, все время получая новые подкрепления, с двух направлений ведут наступление на район восстания, партизаны дерутся стойко. У большинства бригад свои названия. Есть бригада "За свободу славян", есть имени Яношека — легендарного героя далекого прошлого, свободолюбивого разбойника, боровшегося с немецкими баронами, жегшего их усадьбы и раздававшего награбленное добро крестьянам. Есть бригада имени Героя Советского Союза, погибшего под Соколово, где возрождающаяся чехословацкая армия приняла боевое крещение. Есть бригада имени Яна Жижки.

Но первая и самая большая бригада носит имя Сталина. Командует ею, как я уже упоминал, советский партизанский командир Алексей Егоров, собранный, волевой и опытный, несмотря на свою молодость, человек. В его частях, которые провели уже немало победоносных боев, до четырех тысяч человек. Отличная дисциплина и почти никаких ЧП.

Я подружился с Егоровым. Человек он глазастый, наблюдательный, не только толковый командир, но и хороший политик. Знает, что нашему брату газетчику нужно. Однажды он отвез меня на перекресток дороги, ведущей на курорт Слияч, и познакомил с врачом Хеленой Генриковой, которая в те дни, когда борьба здесь еще только начиналась, устроила в глухом подвале своего дома, стоящего посреди сада… партизанский госпиталь. Да, да. Оккупанты по пути на Слияч частенько останавливались у этого дома отдохнуть, выпить, закусить. Хозяйка радушно принимала их, и, пока они бражничали в столовой, в подвале под полом лежали ее раненые пациенты. Однажды в этом же подвале пережидал внезапный немецкий наезд и сам Алексей Егоров.

Ну, разумеется, мы с Крушинским захотели познакомиться с хозяйкой столь замечательного лазарета, и Егоров отвез нас туда. Встретила нас полная, совсем еще не старая, привлекательная женщина, в темных волосах которой серебрилась седина. Егорова встретила как старого друга, с нами познакомилась. Накрыла на стол и, пока на кухне что-то там жарилось и парилось, провела в свой тайник. Лаз в него шел… из передней. Довольно большую дверь — в нее можно войти не наклоняясь — загораживала вешалка, на которую немецкие гости и вешали свои шинели. От двери вниз вела лесенка в довольно просторное помещение, где и сейчас еще стояли топчаны и был электрический звонок. Когда доктор Хелена нажимала кнопку, все внизу замирало.

Сейчас, когда палаты богатого курорта уже официально превращены в партизанский лазарет, доктор Хелена продолжает там работать не покладая рук.

— А как, они сюда не придут опять? — спросила она. Нельзя, просто бессовестно было обманывать эту мужественную женщину. Егоров ответил:

— Не знаю.

Она вздохнула, поправила свою прическу.

— Я ведь спрашиваю, чтобы узнать, нужно ли мне заготавливать вату, бинты, медикаменты.

Егоров утвердительно кивнул головой. Помолчали…

Бои, упорные бои шли на юге, на западе. Партизаны, в особенности партизаны первой бригады имени Сталина, дрались, хотел было сказать, как львы, но точнее будет сказать, как сталинградцы, как те, кто форсировал когда-то Днепр, кто участвовал в Корсунь-Шевченковском сражении.

По ночам воздух над Банской-Бистрицей гудит. Наши самолеты несут на аэродром Три дуба боеприпасы, медикаменты, а на обратном курсе уносят раненых. Партизаны сражаются, но части словацкой армии действуют уж очень инертно. Иные подразделения тают. Лучшие солдаты и офицеры уходят в партизаны, а те, что не крепки духом, разбредаются по домам. Неужели прав мой земляк Константин Горелкин? А я ведь не сумел выполнить его поручения и передать его предупреждение маршалу Коневу или в Москву. Как передашь?

В общем-то невеселые дела. Мы с Крушинским не виделись несколько дней. Бриться некогда. Он оброс рыжеватой бородкой, а мои усы отросли и, так как я ими не занимаюсь, обвисли, я стал похож на киноактера Пата…

Мой тезка прислал с попутным нарочным записку:

"Из Бистрицы не выезжай, есть серьезное дело". Не веселое, должно быть, дело. Немцы стали бомбить города, железнодорожные узлы. Вчера раскатали радиостанцию Банской-Бистрицы. Подожгли с воздуха больницу. Роскошные постройки курорта Слияч не трогают, наверное, берегут для себя, и потому раненых, которых становится все больше, везут туда. Наши самолеты уже редко летают на аэродром Три дуба. Вчера улетел Крупчанский. Улетел без меня, оставив записку с советом следовать его примеру.

Собственно, действительно оставаться в Бистрице смысла нет. Нет, это еще не крах. Штаб партизанского движения уже разработал план организованного отхода на восток под прикрытие горных хребтов. Шверма, у которого здоровье, говорят, еще ухудшилось, и Осмолов предложили сделать то же самое командованию словацкой армии. Генералы Гальян и Виест отказались, Гальян говорит об этом с искренней печалью, потому что, кажется, сроднился с партизанским движением, поверил в него. Виест же, прилетевший сюда из Лондона, тучный, румяный человек, принявший командование от Гальяна, еще недавно в беседе с Крушинским и со мной развивавший план ведения наступательной войны, считавший, что армии вредно контактоваться в своих действиях с необученной, не одетой в форму толпой, этот карманный военный, знающий войну только по сводкам да по старым боевым уставам, по-видимому, сознательно держит курс на то, чтобы распустить армию, и во всяком случае не мешает ее самоликвидации.

Увы, так обстоят сегодня дела…

…Побывал у Карола Шмидтке. За эти дни он так исхудал, что глаза за стальными очками стали почти круглыми, а веки набрякли и покраснели, как будто у него насморк. Однако и в этом состоянии он разговаривал спокойным, ровным голосом.

На столе вместо скатерти лежит карта. Кто-то опытной рукой наносит на нее каждый день обстановку. Обстановка тяжелая. Непрекращающиеся дожди в горах снизили темпы продвижения Красной Армии. Немецкие дивизии, наступающие по хорошим дорогам с запада и с юга, имеют возможность легко маневрировать. Повстанцами потеряно много городов и два важных железнодорожных узла. Моторизованные части наступают, несмотря на яростное сопротивление партизан. В районе Стечно страшный удар приняла на себя бригада имени Сталина и отряд француза Лекурьена, сформированный из военнопленных. Несколько дней они отражали атаки гитлеровских частей и все же вынуждены были отступить — слишком неравные силы.