Юрий Завражный - Забыть адмирала!

• Название: Забыть адмирала!
• Автор: Юрий Завражный
• Жанр: История

Историческое расследование с размышлением

---

1853 (63 года) - назначен на Тихоокеанскую эскадру.

Итого выходит (после последнего ранения): служба на флоте - 4 года, служба на берегу - 4 года, отставка - 30 лет.

Представляется справедливым суммировать именно так. В своей молодости - отважный воин; но в зрелом возрасте полностью отделен от профессии, в которой сверкал; утеря не только непрерывности опыта, который прибывает от регулярного продвижения вверх, но даже (через некоторое время) и боевого чутья. Как мы можем судить по тому, что мы знаем о других его современниках в подобных обстоятельствах - он, очень вероятно, провел много времени, безуспешно околачиваясь вокруг Адмиралтейства и ожидая назначения, которое так и не пришло. Так или иначе, мы не знаем, как он провел эти долгие 19 лет - его главные годы от 25 до 44 лет; не знаем, что он чувствовал в связи со всем этим. Наконец, однако - и это выглядит почти как официальная подачка его чувствам - ему позволили покомандовать 50-пушечным кораблем. Но потом снова пропасть, в которой он, без сомнения, понял, каково иметь дело с записными бюрократами своей собственной страны. Затем вдали снова забрезжили паруса и мачты, но в доках, а не в море; и вновь возвращение в старое графство Брекнок - хоть и в форме флаг-офицера. Имел ли он то, что более чем бесстрастные англичане называют "кельтский характер"? Действительно ли он был впечатлительным, легковозбудимым, пылким и склонным к самолюбованию? Очень возможно, но кто знает? Был ли он расстроен или оскорблен? Снова возможно, но вряд ли - видя, что жил он в целом намного лучше, чем большинство его современников.

С другой стороны, был ли он в 1854 году на пике своей военно-морской "формы", настоящим профессионалом, которого не страшит ничто, готовым и горящим нетерпением использовать этот самый великий шанс для своей военно-морской карьеры? Боюсь, что это совсем другая история. Предоставим свидетельствовать его капеллану.

Что же случилось с адмиралом? Это дело более психотерапевта, чем историка; было бы интересно узнать мнение современного психиатра. Многое из свидетельства капеллана помогло бы ему в постановке диагноза - например, довольно болезненная реакция адмирала на смерть моряков, что упали сверху, его почти истеричное отношение к своим людям в общей массе; капеллан прямо отмечает, что "бедный старик был всегда очень слаб и нерешителен во всем, что он делал". Общественное мнение, ничего не зная о его комплексах и ограничениях, расценило все это дело как отказ Прайса от исполнения обязанностей, и капеллан (который вообще ничего не знал относительно них), вероятно, под его давлением, мог прийти к тому же самому заключению. Намного позже, сэр Джон Лафтон ("Словарь Национальной Биографии", пункт "Дэвид Прайс") счел это маловероятным: "Он был здоровый веселый мужчина 64 лет, которому вид врага был не в диковинку". На мой взгляд, это непоследовательно. Лафтон полностью игнорирует тот факт, что Прайс своего последнего врага видел приблизительно 40 лет назад, и мы не имеем никаких доказательств того, о чем говорит сэр Джон. На самом деле, все они (Лафтон, капеллан и общественное мнение) кажется, упускают ту особенность, которой, я уверен, не пренебрег бы современный психиатр: влияние всей предыдущей адмиральской карьеры на его тело и его разум: неистово активная молодость, несколько серьезных ран, период почти бесконечных расстройств, сопровождавших его внезапный новый приход на значительно изменившуюся службу. Наиболее вероятное заключение, думается, таково: он был уже разрушен ментально и нравственно - если не "физически" - прежде, чем возглавил Тихоокеанскую эскадру, и потому был совершенно не способен адаптироваться ни к новым условиям войны, ни к незнакомому ему доселе бремени более высокой ответственности.

Все же, после всего сказанного имеется кое-что большее, чем принятие "странности" относительно британского адмирала и всех людей на земле, делающих что-то столь чуждое их традициям. Мне это представляется уникальным случаем в истории Королевского Военно-морского флота, если не военно-морского флота вообще. Командиры, конечно, сводили счеты с жизнью - после поражения, например, или в преддверии поражения; или когда они уже совершили некую ужасную ошибку, пожертвовав жизнями многих из своих собственных людей. Но Прайс не был ни в каком таком положении. Он даже еще не начал свои действия; в любом случае, как и все его офицеры, он был полностью уверен в победе и еще не совершил никакой ужасной ошибки. Действительно, ничто не указывает более ясно на столь сильный умственный дисбаланс (не сказать "безумие"), чем выбор времени для самоубийства. Это был не только самый плохой момент, это было также наименее логично для человека, связанного боязнью подвести любимых им людей; момент, наиболее подходящий, чтобы послать их навстречу ненужному поражению и смерти, оставляя в замешательстве и подрывая их мораль.

Отчет капеллана, как выдержано в его послании, является, очевидно, весьма неадекватным, без сомнения, из-за ошибки его первоначального редактора. Это продолжение было трагическим, хотя и менее драматичным, чем его начало. Дело, которое сразу пошло хуже некуда, в последующих стадиях не показало признаков выправления. За Прайсом следовал его "старший помощник", который был сравнительно молодым человеком, сэр Фредерик Уильям Эрскин Николсон, на 15 лет моложе159 и командир с непрерывным восьмилетним стажем, офицер без опыта наполеоновских войн, но - наследственный баронет, сын выдающегося генерала и, как говорится, "свой" в высших кругах. Никакого умаления. Подобно своему предшественнику, он имел хороший боевой послужной список в более нижних чинах; и я наверняка не ошибусь, сказав, что его список был не намного меньше, чем у Прайса. И при этом он не может быть обвинен системой, лишившей его даже более, чем Прайса, фактически всего командирского опыта: он никогда не отвечал даже за походный ордер, не говоря уж о флоте.

Его первыми действиями было отложить атаку на 24 часа, и трудно обвинять его еще и в этом. Он, должно быть, был шокирован (да как и любой другой) столь внезапно обнаружив себя командующим, да еще по такой причине. Возможно, это довольно сложно для любого человека - выбросить за борт план своего начальника без того, чтобы испытать его в действии, но, тем не менее, теперь мы можем видеть, что это могло быть самым умным решением. Это был не только изначально непродуманный план с риском, не стоящим взятия, но он также вызвал и отсрочку, где был дорог каждый час; естественно, русские и использовали эту отсрочку для существенного укрепления своей обороны.

И пошло-поехало. Первый день был - чистый Севастополь, хотя, к счастью, в меньших масштабах. Как и там, проблемы корабельного огня против берегового не были оценены как следует. Корабли союзников держали слишком большую дистанцию и получили много больше повреждений и потерь, чем причинили сами. Фактически следует признать, что день был потрачен на разрушение одной или двух второстепенных батарей, которые были восстановлены уже к следующему утру.

Теперь, однако, под угрозой был престиж Королевского Военно-морского флота, и требовался человек, намного больший, чем Николсон, чтобы прекратить все это дело. Поэтому тремя днями позже он попробовал снова. На сей раз наши пушки преуспели в разрушении двух больших батарей; и, приободренный, он позволил себе попасть в западню. Введенный в заблуждение дезинформацией, вероятно, "представленной" ему тремя американскими китобоями-дезертирами, он высадил 700 моряков и морских пехотинцев, чтобы штурмовать береговой форт, который представлялся ключом ко всему городу. Тот форт оказался несуществующим, а вот что имелось на его предполагаемом месте, так это лесистый холм, который был вне огня нашей корабельной артиллерии. Моряки стойко штурмовали его, чтобы оказаться полностью окруженными превосходящими силами русских снайперов, скрытых в маскировавших их кустах. Затем последовала резня. Капитан Королевской Морской пехоты Чарлз Паркер, командуя десантной партией, был убит со многими из его людей; еще больше было ранено, а многие оставшиеся были взяты в плен. Только тогда флот отошел и, не производя никаких дальнейших усилий по взятию реванша, ушел через Тихий океан к Сан-Франциско. На следующий год - и это правда - он возвратился опять и "взял" Петропавловск весьма легко, видя, что русские демонтировали форты и эвакуировали город.

Выдержки из письма капеллана дают возможность несколько глубже проиллюстрировать этот печальный рассказ.

Все это было очень грустно. Как и отовсюду в англо-русской войне, некоторые из наших изуродованных соплеменников возвращались домой. После переваривания послания капеллана мы можем только утешать себя тем, что, в отличие от своих руководителей, тем людям было почти не в чем упрекнуть себя - ни тогда, ни после. В тот же самый день 12 сентября, когда мистер Хьюм писал свое послание, за тысячи миль от него британская армия впервые увидела Крымский полуостров. А неделей позже состоялось сражение под Альмой, "корона наших рядовых и кладбище генералов".