Марк Роулендс - Философ на краю Вселенной. НФ–философия, или Голливуд идет на помощь: философские проблемы в научно–фантастических фильмах

• Название: Философ на краю Вселенной. НФ–философия, или Голливуд идет на помощь: философские проблемы в научно–фантастических фильмах
• Автор: Марк Роулендс
• Издательство: Издательство «София»
• Жанр: Философия
• Год: 2005
• ISBN: 5-9550-0716-4

В книге Марка Роулендса, американского писателя и преподавателя философии, основные философские понятия и проблемы рассматриваются на материале знаменитых научно-фантастических фильмов: «Матрица», «Терминатор», «Термииатор-2», «Звездные войны» и т. д.

Эта необычная работа не только окажется полезной студентам, изучающим философию, но и заинтересует всех любителей фантастики в кино.

---

Это звучит странно, так как мы привыкли думать, что если мысль есть, то она должна кому—нибудь принадлежать. Такое убеждение естественно, но верно ли оно? На его уязвимость еще в XVIII веке указал шотландский ученый Дэвид Юм. Что мы находим, когда сосредотачиваемся на своих мыслях и чувствах, пытаемся проанализировать их? Находим ли мы то, что можно назвать «я»? Встречаем ли мы в своем внутреннем мире это «я»? Юм считал, что существует чувство, а субъекта, которому оно принадлежит, обнаружить невозможно — его нет. Если внимательно вглядеться, можно найти множество различных состояний — мыслей, надежд, желаний, сомнений, чувств, эмоций, — но не персону, которой они принадлежат. Мы искренне верим в субъекта — владельца перечисленных состояний, но нам ни разу не приходилось с ним встречаться. Если Юм прав, то существование личности, которой принадлежат переживания, чувства и мысли, оказывается гипотезой, возникшей на основе этих переживаний, чувств и мыслей. Занявшись самоанализом, мы находим самые разнообразные чувства, мысли, эмоции, желания и пристрастия, которые определенным образом связаны между собой. Мысль может породить эмоцию, а та, в свою очередь, послужит причиной желания. Как объяснить подобную связь? Наиболее вероятным предположением является существование «я» — личности, которой принадлежат указанные состояния. В таком случае вера в существование «я» — это гипотеза или теория, необходимая нам и достойная доверия не потому, что мы нашли «я» в результате опыта, а потому, что существование «я»— наиболее приемлемое объяснение нашего опыта.

Мы твердо убеждены в своем существовании, но если верить Ницше и Юму, эта убежденность зиждется на гипотезе, а не на нашем жизненном опыте. А каждая теория уязвима, в любой момент может выясниться, что она ошибочна. Некоторые теории выглядят более привлекательно, другие — более правдоподобно. Но как бы хороша ни была теория, какую бы проверку временем они ни выдержала, остается вероятность, что она неверна. Следовательно, мы не можем до конца полагаться на теоретические выводы. И, признав правоту Ницше и Юма, не станем утверждать, что наличие мысли свидетельствует о наличии мыслителя.

Существуют ли мысли?

Итак, сейчас мы можем сделать следующий вывод: развитие идей Декарта и использование аргументов братьев Вачовски приводит к тому, что нельзя быть уверенным практически ни в чем. Мы не можем утверждать, что вокруг нас привычный реальный мир или у нас есть физическое тело; нельзя быть уверенными даже в собственном бытии. Но так ли бесспорно существование мысли? Является ли она точкой опоры?

Это не совсем так. Даже здесь не обошлось без проблем. Правда, сложности касаются не столько существования мыслей, сколько их подлинности. Мы знаем, что есть те или иные мысли, но не можем быть уверены в том, что знаем какие именно.

Чтобы убедиться в этом, давайте вернемся к «Матрице». В великолепном эпизоде с кунг—фу, когда Нео совершенствует полученные им навыки боевых искусств в спарринге с Морфеусом, есть блестящая сцена. Нео, получив удар, падает на колени, хватает ртом воздух, и между ним и Морфеусом происходит следующий разговор:

Морфеус: Почему я победил?

Нео: Твоя мышечная реакция была быстрее.

Морфеус: Ты думаешь, что в этом месте скорость реакции связана с мышцами? Думаешь, что здесь ты дышишь воздухом?

Они находятся в виртуальном пространстве, где нет мышц и воздуха. Предположим теперь, что Нео не был разбужен и провел всю жизнь в матрице. Тогда бы он так и не узнал, что такое настоящий воздух и настоящие мускулы: ведь матрица — это созданная компьютером виртуальная реальность. Но как у Нео могло появиться представление о воздухе, если он ни разу не дышал им? Воздух, которым дышал Нео, был иллюзией, лишь напоминающей настоящий воздух.

Если бы мы жили в матрице, то нам казалось бы, что мы дышим; то есть в матрице было бы нечто казавшееся нам воздухом. С моей точки зрения, это, конечно, не был бы настоящий воздух. Но если бы ни я, ни вы, ни Нео никогда не дышали воздухом и поэтому не знали, что он собой представляет, как мы могли бы думать о воздухе, как появились бы мысли о нем? Не думаю, что это возможно. Предметом размышлений стала бы компьютерная программа, заставляющая нас думать, что мы дышим воздухом. Это была бы мысль не о воздухе, а об одной из особенностей матрицы; нам только казалось бы, что эта мысль — о воздухе. Поскольку компьютерная программа создает иллюзию присутствия воздуха (на самом деле воздуха как такового нет), у нас могут появиться мысли, которые будут казаться мыслями о воздухе, но на самом деле таковыми не станут.

Если вы еще сомневаетесь в этом, позвольте привести следующую аналогию.[9] Предположим, что два огромных здания герметично запечатаны и не имеют связи с остальным миром. Там живут люди, целые поколения которых проводят всю свою жизнь в этих зданиях в полной изоляции от внешнего мира. Здания одинаковы за исключением одной детали: в одном здании вода настоящая, а в другом вместо нее используется субстанция, вид, вкус и консистенция которой ничем не отличается от настоящей воды. Понять, что это не вода, без сложного химического анализа невозможно, а у людей, живущих в этом здании, нет нужного оборудования и реагентов для анализа. Эта субстанция, хотя от воды практически неотличима, водой все—таки не является. Вода — это вещество, молекула которого состоит из двух атомов водорода и одного атома кислорода. В составе другого вещества нет ни водорода, ни кислорода; предположим, что элементы, из которых оно состоит, нам неизвестны. Это вещество мы условно назовем «невода». Но оба сообщества считают, что пользуются водой, поэтому употребляют для обозначения жидкостей одно и то же слово: «вода». Но в одном случае это будет действительно вода, а в другом — «невода».

С моей точки зрения, обитатели того здания, в котором вместо воды используется «невода», никогда не имели дело с настоящей водой, не имеют о ней представления, и у них не могут появляться мысли о воде. Те мысли, которые у них возникнут, будут мыслями о «неводе», но при этом возникнет впечатление, что люди думают о воде. Мысли о «неводе» будут практически неотличимы от мыслей о воде, однако ими все же не станут. А может случиться так, что ни в одном из зданий не будет настоящей воды. Такая ситуация похожа на изображенную в «Матрице».

Это значит, что мы никогда не можем быть уверены в содержании своих мыслей (по крайней мере, некоторых из них). Например, не сможем четко сказать, где находимся: в матрице или реальном мире. В этом случае определить, думаем мы сейчас о воздухе или о его имитации, созданной компьютерной программой, невозможно. Да, скептицизм проник очень глубоко, он задел саму мысль.

Ложки нет

В философии скептицизм называют эпистемологической позицией: он имеет дело со знанием о вещах. Однако некоторые философы пытаются расширить скептицизм по отношению к внешнему миру до идеализма. Идеализм выражает не эпистемологическую точку зрения, а метафизическую или онтологическую. Термин «онтологический» произошел от древнегреческих слов ontos — «сущее» и logos — «разумное основание» или «понятие». Следовательно, «онтологический» означает «имеющий дело с сущим», т. е. с бытием. Если эпистемология исследует теорию познания бытия, то онтология является учением о самом бытии. Происхождение понятия «метафизика» ведет начало от Аристотеля. Meta по—древнегречески означает «следующий за…» или «находящийся вне…». Следовательно, «метафизическое»— «то, что следует за физическим миром, находится вне его». В современной философии значение терминов «метафизический» и «онтологический» сблизилось. Во всяком случае, для нас важно то, что онтология и метафизика имеют дело не с нашим знанием о мире, а с миром как таковым. Идеализм — это онтологический взгляд на природу реальности, утверждающий, что она не физическая, а ментальная.

В «Матрице» есть замечательная сцена, когда Нео ждет приема у Пророчицы и начинает болтать с мальчиком в тюрбане, который развлекается, сгибая маленькую ложку, но не прикасаясь к ней.

Мальчик в тюрбане: Не пытайся согнуть ложку, это невозможно. Лучше осознай истину.

Нео: Какую истину?

Мальчик в тюрбане: Что ложки нет. Поэтому, пытаясь согнуть ложку, на самом деле ты сгибаешь самого себя.

Ложка — это не реальная физическая сущность, а создание разума. Поэтому ее можно согнуть. Такова точка зрения идеализма.

Переходя от скептицизма к идеализму, мы совершаем скачок, но не очень большой. Отношение скептицизма к внешнему миру опирается на две основные идеи. Первая, известная как эмпиризм, утверждает, что единственный способ познания мира — это ощущение. Объединим это утверждение со вторым, которое определяет природу ощущения: восприятие мира базируется на опыте. Связав эти положения, мы неизбежно придем к заключению, что степень нашего знания о мире зависит от постижения собственного опыта. Познание собственного опыта первично, оно служит основой, на которой строится знание об окружающем мире. Это утверждение является эпистемологическим, а не онтологическим, поскольку говорит о познании действительности, а не о действительности как таковой. Метафизический подтекст, однако, здесь очевиден.