Николай Самохин - Шашлык на свежем воздухе

• Название: Шашлык на свежем воздухе
• Автор: Николай Самохин
• Издательство: Западно-Сибирское книжное издательство
• Жанр: Юмористическая проза
• Год: 1970

Художник Э. ГОРОХОВСКИЙ

Как известно, за последние годы было создано немало фундаментальных теоретических трудов об особенностях сатирического жанра. Книги же юмористов и сатириков выходили значительно реже.

Пока литературоведы вели споры и решали вопрос о том, должен юмор быть смешным или серьезным, Николай Самохин писал свои юмористические и сатирические рассказы. И, поскольку не все литературные споры были закончены, писатель на свой страх и риск сделал свои рассказы по-настоящему смешными и веселыми. В этом убедились читатели ранее вышедших книг Н. Самохина — «Две тысячи Колумбов», «Только правда, или кошмарные вещи», «Странные люди», «Блондинка на букву «Л». В этом, без сомнения, легко убедится каждый, кто прочитает книгу «Шашлык на свежем воздухе».

---

1. ЗНАКОМАЯ ЛИЧНОСТЬ

ГИПНОЗ

Я примостился в хвосте вагона, неподалеку от кондуктора, насколько возможно втиснувшись между сиденьями, чтобы занимать поменьше места. В троллейбусе было тесно — палец не просунешь.

Позади меня стоял крупный дядя в черной полудошке, какие обычно носят хоккейные болельщики. Вдруг он заволновался, задышал и, наддав животом, спросил:

— У «Маяковского» выходите?

— У «Маяковского»? — переспросил я и поднял глаза кверху. — Знаете что, давайте так: до «Маяковского» еще семь остановок. Это, минимум, двадцать минут. Кроме того, разочка два-три на поворотах соскочит штанга — так что кладите все тридцать. Поэтому сейчас постоим спокойно, через пару остановок помаленьку начнем пробиваться вперед, а там поменяемся местами, и вы…

Дядька суеверно посмотрел на меня и так яростно полез вперед, словно троллейбус охватило пламя.

Меня он зацепил плечом, продавил до середины вагона и опрокинул на колени какой-то старушки.

«Нет худа без добра, — подумал я, тыкаясь носом в хозяйственную сумку. — По крайней мере—продвинулся».

— В центре сходишь, сынок? — улучив момент, спросила старушка.

— Отдыхайте, мамаша, — еще четыре остановки, — буркнул я.

Старушка поднялась, как загипнотизированная, прижала к груди сумку и молча стала проталкиваться вперед.

Я с трудом вывернулся, работая одновременно на кручение и изгиб, и в результате расположился спиной к движению. Теперь передо мной оказалась миловидная дама. У нее был спокойный профиль, трогательные ямочки в уголке рта, розовое ушко застенчиво выглядывало из-под берета.

В нервной обстановке вагона она была как глоток валерьянки, и я проникся к ней симпатией.

«Интересно, — подумал я, — правда это или нет: если долго и пристально смотреть на человека — он должен почувствовать взгляд и обернуться?»

Дама почувствовала. Она медленно повернула ко мне лицо и спросила:

— Через одну сходите?

— Да… То есть нет, — смешался я.

— Так что же вы стоите! — вспыхнула дама. — Стоит, как пень! — и нанесла мне короткий, но чувствительный удар бедром.

— Граждане, пройдите вперед! — крикнула кондуктор. — Впереди свободнее.

Я послушался совета и немножко прошел. Тем более, что миловидная дама как раз расчищала дорогу, энергично раздавая удары направо и налево тем самым способом.

Я бочком продвигался вперед и все время слышал, как меня неотступно преследует какой-то возбужденный гражданин. Когда мы остановились, гражданин положил подбородок мне на плечо и жарко зашептал:

— На следующей схоишь?

— Схожу! — сказал я, чтобы отвязаться.

— А он схоит? — спросил гражданин, указав глазами на впередистоящего.

— Почем мне знать? — огрызнулся я.

— А ты спроси, — настаивал гражданин.

Я спросил. Впередистоящий пообещал сойти.

— А перед ним схоит? — не унимался гражданин. Тот, что перед ним, тоже выходил.

— А дальше схоют?

— О, черт! — остервенился я и, расшвыривая локтями пассажиров, полез вперед.

Я добрался до самой кабины водителя и приник к ней спиной, втянув живот и распластав руки. Я почти впрессовался в стенку кабины — так, что теперь мимо меня можно было идти в колонну по три человека.

Путь был почти идеально свободен. Только напротив меня, нежно обняв поручень, стоял молодой человек. Но он никому не мешал. И ему тоже никто не застил. Видимо, молодой человек и сам чувствовал эту свою независимость — держался он довольно безмятежно и даже, вытянув трубочкой губы, чуть слышно что-то насвистывал.

Случайно молодой человек встретился со мной взглядом. В глазах его промелькнула тень тревоги. Он перестал насвистывать и раскрыл рот…

— На следующей, — опережая его, прохрипел я, — сходите?

Молодой человек покорно вздохнул, отжал ногой дверь и выпрыгнул на ходу.

ДВЕНАДЦАТЫЙ ПРЕДСТАВИТЕЛЬ

Судили нас с удовольствием. Чувствовалось, что члены товарищеского суда соскучились по настоящей работе. Дом наш тихий, бесконфликтный. По контингенту жильцов, не считая меня да еще двух-трех человек, предпенсионный. Так что бури все отгремели. А тут — здрасте пожалуйста!

Нам для первого раза вынесли общественное порицание. Заставили помириться.

— А мы проконтролируем, — сказал председатель, — всем коллективом. — Он сделал широкое обнимающее движение. — Верно, товарищи?

Так в решении и записали: взять под контроль всего коллектива. Мы-то сами окончательно помирились уже после суда.

— Ты мне прости этого «барбоса», Ваня, — сказал сосед. — Прости лысому дураку.

— А вы мне — «старую кочерыжку», Иван Никифорович. Молодой я, глупый.

— Эх, чего там! — махнул рукой сосед. — Возьмем, что ли, маленькую?

Мы взяли маленькую и обмыли наше замирение. Чудесно провели вечер.

На другой день к нам заявился первый представитель коллектива. Инженер из шестнадцатой квартиры.

— Вот, — сказал он, — вымученно улыбаясь. — Шел мимо, думаю — дай заскочу.

— А-а, вы насчет этого! — бесцеремонно зашумел Иван Никифорович. — Помирились мы! Так и доложите: тишь — мол, и гладь, и божья благодать!

Разоблаченный инженер оробел вовсе. Я понял, что его надо выручать, и сказал:

— Ах, как хорошо, что вы зашли! Раздевайтесь, будем чай пить.

Потом, уже за столом, представитель осмелел. Он прихлебывал чай и ликующим голосом человека, вырвавшегося из одиночного заключения, рассказывал:

— Иду, понимаете, а у самого ноги трясутся. Ведь в свидетелях за всю жизнь не был!..

Ровно через сутки пришел второй представитель. Им оказался совсем ветхий старик Рубакин — бывший мужской парикмахер.

— Па-тревожу, молодые люди! — бодро крикнул старик, устремился вперед и повалил вешалку.

Уступая приобретенной еще в дверях инерции, он дробной рысью обежал всю квартиру, стукнулся рикошетом о гладкий бок холодильника и с возгласом «па-тревожу!» исчез.

— М-да! — произнес Иван Никифорович. — Ну и ну!

— Ладно, — сказал я. — Раз надо — что поделаешь! Наступил третий вечер — и пожаловала представительница.

— Нас уже проверяли, — занервничал Иван Никифорович. — Два раза. — И показал зачем-то на пальцах, два.

— Неважно, милый, — успокоила его представительница. — Семь раз проверь — один раз поверь.

Видимо, она имела опыт в таких делах, потому что сразу прошла на кухню и заглянула во все кастрюли. Потом отворила дверь в мою комнату, увидела на стене боксерские перчатки и спросила:

— Это что?

— Перчатки, — ответил я.

— Для чего?

— Для бокса.

— Так, так, — сказала представительница и потыкала перчатки пальцем. — Чтобы, значит, следов не оставалось.

— Каких следов? — не понял я.

— На теле… человеческом! — зловеще округлила глаза представительница.

Она задержалась на пороге, окинула соболезнующим взглядом угрюмо молчавшего Ивана Никифоровича и поджала губы.

Четвертый вечер мы провели в сквере, на скамеечке. Иван Никифорович достал из внутреннего кармана несколько журналов с кроссвордами и сказал:

— Вентиляция мозгов. Очень полезно на свежем воздухе.

Дотемна мы вентилировали мозги, а потом со всеми предосторожностями отправились домой. Мы прошли через соседний двор, прокрались вдоль дома, чтобы нас не заметили с балконов, выключили свет в подъезде и ощупью, стараясь не топать, стали подниматься наверх.

— Пять, шесть, семь, — шепотом отсчитывал марши Иван Никифорович.

На площадке четвертого этажа кто-то зашевелился. Иван Никифорович вскрикнул и зажег карманный фонарик.

Возле нашей двери сидел на корточках представитель.

— Ну-с?! — яростно спросил Иван Никифорович. Представитель поморгал глазами и сказал:

— Закурить вот ищу… Я отдал ему всю пачку.

Он осторожно выбрал одну сигаретку, возвратил пачку и пошел за нами в квартиру.

— Что вам еще?! — зашипел Иван Никифорович, отрезая ему дорогу.

— Спичку, — пробормотал тот.

Иван Никифорович выстрелил у него перед носом пистолетом-зажигалкой.

Представитель отшатнулся, слегка побледнев, но назад не повернул.

— Кхе, кхе, — сказал он, прикурив. — Посмотреть надо бы… То да се… Пятое — десятое.

…Двенадцатого представителя мы ждали с большим нетерпением. Волновались, Иван Никифорович даже расстелил в коридоре новую дорожку. Но я критически осмотрел ее и сказал;

— Пожалуй, лучше убрать. Пол у нас хороший. Еще запутается в ней, чего доброго.

Наконец раздался звонок. Я открыл дверь и сказал, кланяясь и отступая:

— Добро пожаловать! Просим! Очень рады!